Теория, согласно которой, несмотря на активное развитие российско-китайских отношений, руководство Китайской Народной Республики тайно вынашивает планы подчинения Китаю обширных неразвитых районов восточной части Российской Федерации с помощью переселения туда миллионов китайцев, существует уже давно и не раз обсуждалась политологами, социологами, антропологами и другими специалистами. В некоторых публикациях по этому поводу говорилось, что на Дальнем Востоке уже живут – легально или нелегально – более двух миллионов китайских мигрантов, а к 2050 году их уже будет не менее 10 миллионов. При этом с российской стороны вдоль границы КНР и России сейчас живут менее шести с половиной миллионов человек, а только в одной из китайских приграничных провинций, Хэйлунцзян, проживает более 34 миллионов.
В такой ситуации многим кажется естественным, что у перенаселенного Китая может возникнуть желание, пусть и в отдаленной перспективе, но прибрать к рукам несметные богатства российского Востока, причем не прибегая к военному вторжению, а с помощью демографической экспансии. Высказываются предположения, что Пекин может использовать "историческое обоснование" своих возможных претензий, "вспомнив", что многие дальневосточные населенные пункты были основаны китайцами, а значит, эти и другие территории могут оказаться "исконно китайскими".
Однако специалист по Китаю эксперт Фонда Карнеги Александр Габуев уверен, что такая теория не имеет под собой реальных оснований. В недавней статье в гонконгской газете South China Morning Post вместе со своим соавтором, профессором Государственного университета Джорджии (США) Марией Репниковой, он указывает, что число китайцев, находящихся сейчас в России, значительно меньше двух миллионов; больше всего китайцев живет не во Владивостоке или Хабаровске, а в Москве; рынок труда для них значительно шире в европейской части Российской Федерации. А недавняя отмена в Китае политики "одна семья – один ребенок" – свидетельство растущего дефицита рабочей силы в самом Китае.
Более того, считают Александр Габуев и Мария Репникова, если такие нынешние тенденции, как падение цен на нефть и снижение курса российского рубля, замедление экономического роста и старение нации в КНР, сохранятся, то все больше работающих в России китайцев будет стремиться уехать оттуда в другие страны или вернуться на родину.
Александр Габуев ответил на вопросы Радио Свобода.
– В вашей статье в газете South China Morning Post говорится, что, согласно переписи населения, в России в 2010 году проживало 30 тысяч китайцев. А вот региональные данные, и сведения, собранные учеными, на которые вы ссылаетесь, дают цифру от 400 до 550 тысяч трудовых мигрантов из КНР. Как объяснить такое гигантское расхождение?
– Расхождение довольно простое. Это точно так же, как в России фиксируется некоторое количество выходцев из республик бывшего Советского Союза, из Центральной Азии, Киргизстана, Таджикистана, Узбекистана, и это люди, постоянно проживающие на территории РФ, часто граждане РФ, с российскими паспортами, которые этнически самоопределяют себя как киргизы, таджики, узбеки и в данном случае китайцы. Это те данные, которые показывает перепись. Остальные данные – это то, что показывают миграционный учет, выборочные соцопросы и исследования по людям, которые приехали с долгосрочными визами, легально оформляются на работу, а также попытки оценить теневой рынок труда китайских граждан по каким-то косвенным признакам. В общем-то, консенсус-оценка дает нам эту цифру – 400–500 тысяч человек. То есть сюда включаются все те, кто проводит в России хотя бы год и здесь работает.
– А откуда взялась цифра в два миллиона "российских" китайцев, которая тоже упоминается в статье?
– Два миллиона китайцев – это максимальная планка, которая встречается в очень небольшом количестве работ, и она относится, скорее, к концу 1990-х годов и экстраполирована на день сегодняшний. Как будто бы есть некий миллион китайцев, и их количество в России все время растет, так же как росло количество китайцев в России в 1990-е. Но сейчас все тенденции и отдельные примеры показывают, что китайское население России, скорее, падает. Визуально китайцев гораздо больше, потому что в России гораздо больше китайских туристов. А вот людей, которые приезжают сюда на работу и остаются надолго, их количество как раз сокращается из-за экономических факторов.
– Вот эти работы 1990-х годов, о которых вы сказали, – это научные работы или конспирологические, может быть, какие-то журналистские публикации?
Россия – это один из самых непредпочтительных вариантов трудовой миграции для китайцев
– Это научные работы, но дело в том, что, конечно, отношение исследователя к материалу все равно влияет на те выводы, к которым он приходит, и тут совершенно дистанцироваться от своей позиции довольно сложно. И учитывая то, что все равно все эти оценки носят довольно приблизительный характер, получается вот такой вот разлет. Самое неверное – это говорить о том, что у нас сейчас есть два миллиона китайцев, и через несколько лет их будет 10 миллионов, потому что в Россию идет огромный приток китайских инвестиций и китайской рабочей силы. Берется несуществующая цифра и с помощью несуществующей тенденции притока гигантских китайских инвестиций и рабочей силы экстраполируется в будущее. Так мы точно попадем в совершенно некорректное место.
– В долларовом эквиваленте заработки китайских мигрантов резко упали после падения курса рубля. Это все довольно очевидно, но все-таки корректно ли считать это аргументом в пользу возвращения китайцев из России в КНР? Вы пишете о том, что в долларах на Дальнем Востоке России зарплата ниже по сравнению с приграничной провинцией Хэйлунцзян. Ведь в самом Китае может попросту не быть работы. Разве там нет безработицы? Или старение нации и дефицит рабочей силы уже настолько ощущаются, что можно вернуться и легко найти неплохо оплачиваемую работу?
– Хэйлунцзян – это северо-восток Китая, это один из самых депрессивных регионов КНР. Это старая промышленная база, которую правительство пытается накачать деньгами, и пока не очень получается. И там зарплаты выше, чем в Приморье, которое центр основной экономической активности в регионе. На российском Дальнем Востоке зарплата, конечно, выше, а также на Камчатке и Сахалине, но это в основном северные надбавки или нефтегазовые проекты, типа "Сахалин-2", где, конечно же, никаких китайцев нет. В самом Китае в любом большом городе рынок труда сейчас испытывает нехватку кадров, в значительной части ресторанов всегда можно увидеть объявления о том, что нужны сотрудники. Потому что, действительно, заработная плата растет, конкуренция на рынке труда растет, а население стареет. Поэтому все исследования китайской миграции северо-восточных провинций, показывают, что люди в Россию ехать не хотят, и Россия – это один из самых непредпочтительных вариантов трудовой миграции для жителей этого китайского региона.
– Вы упоминаете о том, что китайцы хотят вернуться домой, потому что им мешают языковой барьер, дискриминация и одиночество. Почему китайцы в России не создают анклавы, похожие, скажем, на известные во всем мире Чайнатауны? Им не дают российские власти или они сами не пытаются это делать? Иногда кажется, что они могли бы приехать в Россию, попытаться селиться друг с другом, открывать китайские рестораны, кинотеатры, компании мобильной связи, семьи перетащить, закрепиться как-то в России.
– Этого не дают российские власти делать, и это довольно осознанная и давняя политика. Это было – районы в том же Благовещенске и во Владивостоке, населенные китайцами, мы наблюдали в период конца 19-го до начала 20-го века, когда китайцев там было больше. Определенные попытки были в 1990-е годы. Но власти это на корню пресекают. Относительно того, насколько это мудрая политика, можно долго спорить, и Чайнатауны есть в тех же США, в Японии, других странах, и никто эти страны пока не захватывает, большой угрозы они не представляют. И преступность в основном концентрируется внутри самого Чайнатауна. Тем не менее российская реальность именно такова, что компактные поселения создавать не получается. И это служит одним из барьеров для приезда китайцев в Россию.
Те, кто хотел уехать, уехали в самые тяжелые 2015–16 годы, когда эффект девальвации рубля был самым заметным
– В своей статье вы делаете однозначный вывод, что желание Китая захватить российский Дальний Восток с помощью демографической экспансии – это миф. И все-таки Китай в последние годы расширяет свое влияние в самых разных регионах, по разным причинам, охватываются разные континенты. Можно говорить в этой связи об Африке, о Латинской Америке. Неужели, глядя на эти безжизненные, не освоенные районы Сибири, российского Дальнего Востока, у руководства Китая не возникает стратегического плана по усилению там своего влияния? Ведь это гигантские ресурсы и огромный простор для развития! Понятно, что это может быть план на очень дальнюю перспективу, но неужели его нет совсем?
– Мы этого не знаем. Это все равно что гадать о наличии у Путина страшного, коварного плана править миром, вступив с заговор с инопланетянами или русскими хакерами. До тех пор, пока мы не видим неоспоримых фактов, мы можем говорить о каких-то явлениях и процессах, но о плане мы говорить не можем. В данном случае, естественно, плана никакого никто не видел и не увидит. Мы не видим этого в открытых работах китайских аналитиков, мы не видим этого в закрытых разговорах с китайскими аналитиками, которые правительство консультируют. Потому что Китай прекрасно понимает, что на севере от него расположена ядерная держава, в которой много природных ископаемых, но Китай их может купить. Его влияние по всему миру объясняется тем, что это экономика мира номер два, причем довольно ресурсоинтенсивная, по-прежнему растущая, пусть и падающими темпами, но темпами гораздо выше среднемировых. Поэтому появление китайских экономических интересов по всему миру – это совершенно нормально, появление китайцев, которые делают бизнес, выезжают на временные заработки, это тоже совершенно нормально, и здесь как раз Дальний Восток России выглядит как большая черная дыра, в которую китайских инвестиций попадает гораздо меньше, чем могло бы быть и чем было бы нужно, для того чтобы этот регион развивался. Куда все эти прекрасные природные ресурсы денутся? Их солить и сушить можно бесконечно, но потом поменяется технологический цикл – и есть такой вариант, что эти ресурсы станут стоить гораздо меньше, чем они стоят сейчас. Вопрос развития этих территорий стоит довольно остро, и там, конечно, что-то происходит, но в нынешних условиях, очень консервативного подхода к иностранным инвестициям, не только китайским, в условиях довольно плохого инвест-климата, который влияет на желание местных инвестировать, и отсутствия местной инициативы – эти территории, по-моему, развиваются гораздо медленнее, чем могли бы развиваться при более активной политике, которая учитывала бы риски, но не боялась бы вещей, которые не случаются и не могут случиться в силу объективных условий. К таким маловероятным вещам я отношу ползучую китайскую демографическую экспансию.
– Можно ли говорить о том, что поток китайских мигрантов обратно, из России в Китай, усиливается и будет усиливаться в ближайшее время?
– Я думаю, что он стабилизировался, судя по тем отрывочным данным, которые я встречаю в своей работе и во время поездок на Дальний Восток. Видно, что те, кто хотел уехать, уехали в самые тяжелые 2015–16 годы, когда эффект девальвации был самым заметным. А сейчас те, кто смогли этот период пережить, они остались. Но новых работников не особо видно, просто потому что не видно больших проектов, где эти рабочие были бы нужны. А местная рабочая сила гораздо более конкурентоспособна по зарплатным ожиданиям, и еще более конкурентоспособны мигранты из стран Центральной Азии.
