"Арктика России не нужна! – почти кричит глава Диксона Павел Краус на собрании жителей поселка. Потом чуть-чуть остывает и добавляет: – Диксон стоит в программе развития после двадцатого года, никто от нас не отказывается".
Это собрание, прошедшее в мае, растянулось на два часа. Люди все пытались выяснить: когда в поселке будет нормальная жизнь – медицинская помощь, продукты, дороги, детские площадки, "коммуналка", транспорт. И почему вместо всего этого в Диксоне оказывается проще воплотить сомнительные многомиллиардные проекты.
"Здесь у половины жителей было по два высших образования"
Диксон, самый северный в мире населенный пункт из расположенных на материке, в 2015 году отметил столетие. Находится он на западной оконечности полуострова Таймыр и – практически буквально – на краю света и вдали от всех: до райцентра Дудинки – 650 км по воде, до Норильска воздухом – 526, до Хатанги – 750. До краевого центра, Красноярска – две с половиной тысячи километров.
Больше всего жителей в Диксоне было в середине 1980-х – около 5 тысяч человек. Сейчас вряд ли наберется и 500 – и это с учетом тех, кто работает здесь временно, военных, например. Местных осталось чуть больше 300 человек.
У поселка с совсем небольшим населением – богатая история. В 1915 году здесь открылась одна из первых российских арктических радиостанций. День, когда с нее был подан первый сигнал, 7 сентября, и принято считать днем основания Диксона.
Поселок – единственный воевавший во время Великой Отечественной войны в Красноярском крае – имеет звание "Населенного пункта воинской доблести": в 1942 году возле Диксона провалилась операция гитлеровского флота по уничтожению советских ледоколов.
Это все вранье, когда говорят, что Арктика осваивается, что сюда приезжают люди
Метеостанции, обсерватории, мощный морской порт и хороший аэропорт, военные и научные объекты – все это было в Диксоне. "Диксон считался самым образованным поселком в СССР: здесь у половины жителей было по два высших образования – это была элита страны. Практически все выпускники местной школы, одной из самых северных в мире, поступали в вузы, – рассказывает диксончанин Юрий Ахломов. – Сейчас люди, которые все еще живут в Диксоне, – бывшие сотрудники тех предприятий, которые в большинстве своем уничтожены".
– Мне по работе приходится летать по близлежащим островам, поселкам. Арктика пуста. Это все вранье, когда говорят, что Арктика осваивается, что сюда приезжают люди. Есть военные объекты, о них говорить не будем. Но это все. Из 50 метеостанций, относящихся к Диксонской метеообсерватории, осталось четыре или пять, а самой обсерватории больше нет. То, как живут люди в поселке, – это просто позор, – говорит Юрий Ахломов.
Коммуникации в домах здесь изношены на 90%, сами дома заваливаются. Порывы труб, когда кипяток хлещет по улицам, – обычное дело.
На детской площадке из шлака с местной котельной покрытие сделали: играйте, ребятишки
– Канализация в поселке сейчас ни у кого на балансе не находится, денег, чтобы содержать ее, нет. Поэтому каждую зиму, которая у нас длится 9 месяцев, в Диксоне образуются огромные ледяные поля из… ну, характерного цвета, в общем, – рассказывает Ахломов. – А что касается ремонта теплотрасс, мэр нам недавно сообщил, что деньги ежегодно выделяют на ремонт от силы 100 метров труб. А у нас их больше двух километров. Аварийный резервуар не работает. Питьевой водоем загажен, туда мусор летит, дамбу на озере вот-вот прорвет. Установка по очистке воды была у нас поставлена по президентской программе – но она не работает, забивается постоянно. Дороги убитые. В Диксоне власти придумали, как их "благоустроить": засыпали угольным шлаком. И на детской площадке из шлака с местной котельной покрытие сделали: играйте, ребятишки.
Когда-то здесь была довольно большая больница, а сейчас остался один врач-терапевт и одно койко-место. Лаборатории в больнице нет – даже элементарные анализы сделать нельзя. Аппарата УЗИ нет. Есть рентген, но нет рентгенолога. Поэтому единственное, что может сделать врач в сложных случаях, – это позвонить в райбольницу в Дудинку и посоветоваться с коллегами: чем может болеть пациент. В экстренных случаях больных доставляют в Дудинку санрейсами. Но на северах нелетная погода не редкость, поэтому гарантий, что самолет или вертолет доберутся хотя бы в одну сторону, нет.
– После этой "оптимизации" здравоохранения все поселки – наш, Караул, Носок – прикрепили к дудинской больнице. Но если из Носка и Караула зимой можно туда по зимнику добраться, то от нас – только воздухом, а это больше полутысячи километров, – рассказывает житель Диксона Александр Анисимов. – В Дудинку летают и рожать, и лечиться, и зубы драть. Рожениц, ладно, на санрейсах доставляют. А зубы – дело другое. Тут уж за свой счет. 14 тысяч билет в одну сторону, 14 – в другую, да там надо где-то остановиться. Вот и получается, что выдернуть зуб тысяч под сорок выйдет.
Лечиться на Диксоне негде, а умрешь, так родные замучаются с похоронами. Такая ситуация сейчас во многих северных районах страны. Без медицинского заключения хоронить нельзя, а судмедэкспертов на Диксоне нет. Перевезти покойного в райцентр, а потом обратно – проблема.
– Мне самому однажды пришлось в этом участвовать: своими руками я переносил умершего товарища в ледник, в котором он, пока был жив, хранил рыбу и мясо. До разрешения проблемы, так сказать, – рассказывает Юрий Ахломов.
Говорят, что северные зарплаты большие. А на самом деле тут все просто на три-четыре ставки работают
А еще на Диксоне нет налоговой – чтобы разобраться со своими начислениями и долгами, люди тоже вынуждены ездить в Дудинку. Нет отделения Пенсионного фонда. Нет ЗАГСа. Нет СЭС – и потому иной раз в магазинах продаются продукты, просроченные в четыре раза. Кстати, цены на продукты в северном поселке зашкаливают: пакет молока – 300 рублей, картошка за кило – 300, помидоры зимой и до 700 за кило доходят. При этом огромные северные заработки на деле оказываются мифом.
– Вот говорят, что северные зарплаты большие. А на самом деле тут все просто на три-четыре ставки работают, – рассказывает Александр Анисимов. – Санитарки в больнице 18 тысяч получают, если кто-то 30–40 на двух работах – уже считается хорошо.
Пару лет назад в поселок прилетал бывший губернатор Красноярского края Толоконский. Часа два здесь пробыл и уехал, даже с людьми не поговорил. Зато, рассказывают местные, заявил: с такими деньгами, которые на вас тратятся, мне проще весь Диксон на Рублевку переселить. Речь шла о бюджете арктического поселка – 80 млн рублей в год.
– Восьмидесяти миллионов на поддержание жизни в Диксоне жалко, зато не жалко 1,2 млрд, то есть 15 его годовых бюджетов, на то, чтобы поселок убить, – говорит Юрий Ахломов.
Речь идет о финансировании проектов, которые активно обсуждаются в последнее время и стоимость которых перевалила за миллиард. Первый – "по очистке Арктики". Но не от мусора, который летит в водоем с питьевой водой, не от бочек с остатками ГСМ, потихоньку стекающими в море, не от угольного шлака на улицах. Не от последствий "деятельности" компании "ВостокУголь", которую уже оштрафовали на тот же миллиард за ущерб экологии и незаконную добычу. И не от строительства угольного терминала на территории Большого арктического заповедника.
Огромную сумму планируется потратить на снос старых зданий, история которых – это история Диксона. Здесь и первая радиостанция, которой 103 года, и вполне крепкие, красивые, построенные в середине прошлого столетия дома, и производственные здания. Сносить собирались и лодочную станцию, благодаря которой живет Диксон: рыбным промыслом люди в этих местах занимались и тогда, когда поселка еще не было. "Очистка Арктики" обернется уничтожением Арктики, говорят местные.
– При этом предполагается, что к "уборке Арктики" будут привлекать студентов-волонтеров из Красноярска. Только на авиабилеты для них уйдет порядка 15 млн рублей, – рассказывает Юрий Ахломов. – Раньше, вообще-то, этим местные школьники вполне успешно занимались, безо всяких там миллионов. Нет, все понятно: когда неизвестно, на что выделяются огромные деньги, украсть их легко. Бог с ним, пусть даже так. Но почему это делается за счет поселка, в котором жили мои деды и родители, в котором живу я? Почему я свою родину должен отдавать на откуп кому-то?
Если в Диксоне начнут строить набережную, значит, в стране точно полный п…ц наступил
– Я думаю, просто никому не нужно, чтобы люди жили здесь. Государству выгоднее построить в этих местах городок для вахтовиков, а постоянное население отправить отсюда побыстрее, – считает Александр Анисимов. – Нас пока в поселке держат, чтобы обозначить, что здесь российская территория. Как таковые мы не нужны.
И вот на этом фоне в Диксоне планируется еще один дорогой проект – строительство набережной. И именно с него, а вовсе не с решения других проблем, должна начаться подготовка поселка к его 110-летию.
– Набережная на 74-м градусе северной широты. На фоне лопнувшей канализации и мусора в питьевом озере. В местах, где мы в июне на снегоходах ездим. Для 300 жителей, – говорит Юрий Ахломов. – У нас люди говорят: если в Диксоне начнут строить набережную, значит, в стране точно полный п…ц наступил. Потому что это безумие.
Люди писали обращения с требованиями отмены сноса старых зданий и лодочной станции местным властям, в администрацию президента. Подписи под ними поставил почти весь поселок. Но из администрации президента обращения все равно возвращаются на районный и городской уровень.
Почему они не уезжают?
Это, наверное, самый частый вопрос, который задают о тех, кто живет в таких местах, как Диксон. Есть ведь субсидии по переселению с севера на юг – так зачем жить в суровом климате, тем более в таких условиях?
– Чтобы этой программой воспользоваться, нужен стаж работы на севере не меньше 15 лет. Я, например, под нее не попадаю – школу окончил в 2003 году, потом в вузе учился. А кроме того, сертификат дают всего на 1,1 миллиона рублей. Плюс, если переезжает семья, положены еще какие-то выплаты на каждого члена семьи. Вряд ли можно за миллион в Красноярске купить жилье, – говорит Юрий Ахломов.
– Если бы у людей была возможность уехать, они бы все уехали, – считает Александр Анисимов. – Но очередь на субсидии раньше была только по Диксону, а сейчас в нее объединили все поселки. У меня знакомый в 2007 году был в очереди 60-м, а сейчас – двухтысячный. А ему уже 52 года. Не знаю, когда дождется…
...У поселка Диксон две части – материковая и островная, между ними 1,5-километровый пролив. Все жители поселка сейчас на материке. А на острове – только Юрий Абайдуллин и его жена. Эту часть поселка закрыли в 2009 году. Закрыли – значит признали, что людей здесь больше нет. Дома, административные и технические здания с тех пор официально ничьи. Снабжать поселок продуктами, топливом, "коммуналкой" тоже не надо, раз там никто не живет.
Юрий Абайдуллин из закрывшейся части поселка переезжать отказался. В 2009-м, когда стало известно, что островную часть Диксона закроют, там еще оставалось человек сто – пара домов на улице Папанина. Потом на материковый Диксон перебрались и они. А Юрий вместе с женой и безработным парнем Пашей, которого Абайдуллины наняли помогать, начали строить дом. Семья в нем живет до сих пор.
– Ну а что, стройматериалов хватило – вон тут сколько домов бесхозных. В дом поставили печку – топим ее сейчас дровами или углем. По электричеству – я напрямую, без всяких коммунальщиков-посредников, заключил договор с энергетиками, так что свет есть, – рассказывает Юрий Абайдуллин. – Это вы еще не знаете, где я воду беру! – многозначительно продолжает он. Но где – не говорит.
В 2014 году на острове оборудовали станцию Гидромета. Сейчас Юрий работает там, семье предлагали перебраться в общежитие, где живут приезжие сотрудники. Но Абайдуллины отказались: "Одно дело – общага, другое – свой дом".
С семьей живут две собаки – Яна и Тиша. В апреле они спасли своего хозяина от белого медведя, забредшего в бывший поселок.
– Если бы они его не отогнали – мне хана. Они у меня оба натасканы на медведя. Раньше была у меня собака – как сын мне. Я ее в четырнадцатом году похоронил, как человека. А вскоре ко мне пришел желтенький песик, стал по пятам за мной ходить, прижился. Это и был Тишка. Сам выбрал меня. Вот он мастер с медведями воевать. А потом он и Яну научил, – рассказывает Абайдуллин.
На материковую часть поселка семья выбирается только за самым необходимым. Но даже с самым необходимым из-за высоких цен особо не разгуляешься. Абайдуллин получает на станции Гидромета 30 тысяч рублей (это на две ставки), плюс подрабатывает в аэропорту. Тяжело. Но уезжать с севера он не собирается.
Как говорится – вроде немцы не заходили, а война была
– Это сложно объяснить, – говорит Юрий. – Я здесь остался после армии. Сам я из Новосибирской области. Служил сначала в Норильске, а потом нас вдвоем с армейским другом в Диксон перевели. Когда мы в увольнение в Норильске ходили, я про норильчан думал: "Замороженные какие-то". А тут нам все улыбаются, здороваются, печеньем каким-то прямо на улице угощают – просто потому что мы солдатики. За мной здешний механик тогда понаблюдал и говорит: "Ну все, сейчас втянешься – останешься на севере". А мне тогда об этом даже дико было подумать: я и север! Но в итоге так и вышло, после дембеля я остался в Диксоне. А это уже двадцать лет. Пока на острове люди жили – мы были как одна семья. Я мог к соседу в любое время зайти и попросить: займи мне, допустим, сто тысяч. И он бы дал, даже не спросив, когда отдам. Ну и я ему так же. Все помогали друг другу. Я мог на работу на сутки уйти, дверь не запереть и точно знать, что дома увижу все таким, как было. Я своей настоящей родиной Диксон считаю.
Но потом Юрий называет и еще одну причину, почему он не перебирается на большую землю: ехать некуда.
– Я несколько раз ездил родителей проведать в свою деревню в Новосибирскую область. Честно сказать, был в шоке. Как говорится – вроде немцы не заходили, а война была. Все разрушено, все запущено. В конце 90-х там было три фермы на тысячу коров, сейчас вряд ли и сто голов осталось. Молодые уезжают в город – делать в селе нечего. Думаю, что и везде так. А в больших городах я после Диксона жить боюсь. Это ведь надо приспособиться, работу нужную там иметь, свою квартиру, – рассуждает Юрий.
Власти, что федеральные, что местные, он при этом не критикует, по крайней мере вслух. Но будущее Диксона, откуда не хочет уезжать, видит вполне четко:
– Да закроют его, как наш остров закрыли. Здесь люди не нужны. Очистят север от нас.
"Надежда умирает последней, а мы не собираемся"
Анатолий Бухта на Диксоне с 1981 года, приехал сюда по распределению после Ленинградского арктического училища. Затем окончил Российский гидрометеорологичекий университет, а после – Санкт-Петербургскую академию управления и экономики. Так что Анатолий Иванович как раз из той самой половины диксончан, у которых два высших образования. Бухта работал начальником гидрометеостанции, сейчас ему 58, он на пенсии. Пенсия – 21 тысяча. Говорит, хватает. В крайнем случае, можно и кашкой питаться, раз продукты дорогие. Уезжать не собирается. Чем заняться – находит. Было время, строил на острове церковь своими руками. Церковь сгорела. Сейчас он разводит арктический ботанический сад.
Браконьерят тут многие – это да. И выпивают – для молодежи это единственный досуг
– Мне нравится жить на Диксоне. Как говорится, времена не выбирают – надо вокруг себя обустраивать жизнь. Мне лично есть чем заняться, у меня свой сад, – говорит Анатолий Бухта. – А проблемы, недостатки, рвачи – они везде существуют. Мое мнение – Диксон выстоял. Был плохой период, в 90-е: все, что было у нас, стало никому не нужно. А сейчас все наладится. Только надо самим что-то делать. Захочешь применения силам – найдешь. Но я что-то тут стахановцев не вижу, как и Павлов Корчагиных. Браконьерят тут многие – это да. И выпивают – для молодежи это единственный досуг. А вот на что жалуются – не знаю. Вон, в соседних малых поселках – в них правда нечего делать. Там люди загибались, всех собак переели. Ну, дали им денег на переезд – чтобы до большого города доехали и там бомжами стали. А раз к нам сейчас приходят предприятия – значит, будет и развитие, лишь бы экологию не нарушали.
К местным властям, то есть к администрации Диксона, у Бухты претензий нет. Государственная поддержка, дотации из федерального центра – это дело другое, говорит он, эти деньги правительство обязательно должно выделять северянам.
– Я сам был руководителем, знаю, что всех проблем, какие есть, ты не решишь, хоть разбейся. Местные власти решают то, что могут решить, – говорит он. – Ну и людям самим шевелиться надо. Вот бочки с остатками ГСМ у моря – чтобы их убрать, не нужны ни миллиарды, ни волонтеры. Надо просто местным один раз нормально заплатить – и за сезон проблема решится. Ну, или субботник устроить. Вон, стоят пустые дома у нас в поселке – в них горы мусора. Его власти, что ли, туда набросали? Почему бы и самим его не убрать?
После общения с Павлом Краусом, главой Диксона, критиковать местные власти действительно не хочется. Краус говорит о поселке так, что понимаешь: тема для него больная. И еще чувствуется усталость, возможно, даже некоторая ожесточенность человека, которому приходится "воевать" и с начальниками, и со своими же жителями.
– Они думают, что у меня тут под столом печатный станок стоит, я деньги печатаю и всем раздаю. Ну да, конечно! У меня весь бюджет, 80 миллионов, до копейки расписан. В прошлом году удалось немного заработать на аренде земли – по закону пришлось 50 на 50 с районом поделиться. Все говорят про возрождение Диксона, а хоть бы копейку денег дали, – говорит Павел Краус. – Вот у меня человек умер в пятницу – сегодня вторник, я не могу его вывезти, а тут медэксперта нет. И цинка нету. И досок. И яму не выкопать – я на кладбище был, там все еще мерзлое. А человека-то хоронить надо. Я вот три года прошу компрессор – дайте, мы им хоть как-нибудь, пусть за два дня, выдолбим эту яму. И мне три года его из всех бюджетов вычеркивают. А жители пишут бумаги: сделайте на кладбище теплый туалет. Я там могилу не могу выкопать, а они мне про теплый туалет. Больные, что ли? Или на материке живут? У меня тут всех предприятий – больница, школа да пожарная часть, все на бюджете сидят, а не деньги приносят.
Про миллиардные мегапроекты по "очистке Арктики" и строительству набережной Павел Андреевич отзывается сдержанно: пока это разговоры, еще ни денег нет, ни документов. А когда речь заходит о будущем Диксона, сдержанность снова теряет.
– Если не нужен поселок – давайте переселим людей и забудем про него. Ведь сюда сейчас никакой Северный морской путь не заходит, ничего. Это в советское время все работало, порт пахал круглосуточно, до 40 морских судов стояло у нас в бухте. А сейчас ни одного, – говорит Краус. – И ни людей не вывезти, ни им ничего не завезти. Вся торговля у нас – два коммерсанта. Цены не регулируются: в Норильске пакет молока 80 рублей стоит, а у нас 300. Хочешь – можешь посмотреть на него. А главное, людям как отсюда летать? Вот нам поставили самолет два раза в неделю, а летает он один раз, в среду. А если непогода – так ни одного не полетит. Раньше-то еще хуже было – вообще непонятно как летал, пока я гендиректора той авиафирмы за шиворот не взял. Билеты, главное, продает, а летает как попало. И всё так – пока не тряхнешь как следует, толку нет.
Вообще, рассказывает Павел Краус, про ситуацию на Диксоне местная администрация "уже всем министрам понаписала". И отовсюду ответ: подождите, после 2020 года военные сюда зайдут, и все наладится. А до 2020-го что людям делать?
– Надо выживать как-то, 500 человек ведь здесь не бросишь, – говорит Краус. – Если будет финансирование, если будут работать аэропорт и морпорт, зайдут инвесторы, которые зарегистрируются здесь, в Диксоне, все будет нормально. Надежда умирает последней, а мы не собираемся.
