40-летний житель Бурятии Владимир Колмаков попал в районную больницу с пневмонией. Врачи сказали родственникам, что случай несложный, в скором времени пациента поставят на ноги. Однако на следующий день вместо лечения медики районной больницы "за плохое поведение" заперли Владимира в маленькой каморке, а потом, похоже, и вовсе забыли про него. Когда к пациенту приехал отец, ключ от "карцера" так и не нашли, пришлось вскрывать дверь "болгаркой". Но было уже поздно: пациент умер от отека легких.
6 февраля в 16:00 житель села Баргузин Владимир Колмаков поступил в Баргузинскую ЦРБ в отделение терапии с диагнозом "пневмония средней тяжести" и низким давлением 90/50. Он задыхался, был ослаблен и с трудом мог говорить – садился голос. Узнав об этом, его старшая сестра Анна, которая всегда опекала брата, сразу заволновалась. Сама она живет в Улан-Удэ, в 300 километрах от Владимира и родителей. Врачи заверили Анну, что ничего страшного с ее братом не случится, мол, обычное воспаление легких.
– Шестого февраля с 16 до 23 часов я звонила в отделение терапии, но трубку никто не брал. Дозвонилась только в 10 утра следующего дня. Лечащий врач, терапевт Эржима Гармажапова, сказала мне: "Все хорошо, будем смотреть динамику, через две недели он будет дома, так как мы всех так лечим, и никаких осложнений не было", – вспоминает Анна.
Мой бывший муж тоже умер после "лечения" в этой же Баргузинской ЦРБ. Я знаю, как там лечат
На ее предложения перевести больного в Улан-Удэ или хотя бы помочь с лекарствами, врач также уверенно сказала: "Ничего не нужно", заверив в том, что они и сами поставят на ноги ее брата без проблем. Однако Владимир на ее вопросы о том, как идет лечение, отвечал одно и то же: ничего не происходит. Тогда Анна обратилась на горячую линию Минздрава Республики Бурятия, рассказав о том, что ее тревожит бездействие районных врачей. Волновалась и паниковала Анна не просто так.
– Мой бывший муж тоже умер после "лечения" в этой же Баргузинской ЦРБ. Я знаю, как там лечат, – отмечает Анна.
Был неудачный опыт лечения родственников и в Улан-Удэ.
– После неудачной операции у отца возникла кишечная непроходимость. Пока я лично не пришла к министру здравоохранения и не устроила скандал с требованием принять меры, должного лечения не было. Тогда мы едва успели спасти папу.
Пока Анна пыталась действовать через региональный Минздрав, Владимир в больнице чувствовал себя все хуже. На звонки сестры он уже отвечал с трудом, голос садился, слабость усиливалась, он задыхался. Анна кричала в трубку: "Держись! Дыши, брат, дыши!"
По словам очевидцев, Владимир лежал в обычной палате. Другие пациенты видели, как в столовой он уже не мог есть, было заметно, что ему плохо. В какой-то момент он попытался найти свою знакомую врача-хирурга, работавшую в той же больнице. Он стучал в двери, спрашивал, как можно найти Нину Николаевну. Затем, вероятно, его состояние ухудшилось, сознание стало спутанным, он стал искать свою мать.
Очевидцы, которые видели его в тот день, утверждают, что ни о каком хулиганстве или "буйстве", на которое впоследствии ссылались медики, не было и речи. Владимир вел себя вежливо, тактично. Да и мог ли ослабевший человек, почти без голоса, "бушевать"?
– Владимир заходил в нашу палату. Сначала тихонько постучал. Потом очень вежливо и тихо спросил, можно ли войти. И затем задал вопрос – не подскажите, где найти такого-то человека. Он был очень спокойный и вежливый, это я точно помню. Причем во всем подряд двери он не стучал, успел только буквально две-три, – говорит жительница села Баргузин, в то время лежавшая в том же отделении, что и Владимир.
Видимо, эти попытки пациента найти помощь медики и сочли хулиганством и решили запереть его в отдельном помещении на ключ. Без телефона и личных вещей. Внутри каморки, напоминающей карцер, не было ни туалета, ни воды, а кровать скорее похожа на нары с наскоро брошенной на них подстилкой. Кто именно и когда его здесь запер, что произошло с ним потом – все эти обстоятельства сейчас неизвестны.
Николай Колмаков, приехав навестить сына 7 февраля в 16 часов, обнаружил, что в палате, на прежнем месте, Володи нет. Кто-то из медперсонала в ответ на расспросы ответил, что пациента перевели "в другую палату".
– Медсестра сказала отцу: "Посидите на диванчике, я сейчас принесу ключ". Но долгие поиски ключа ни к чему не привели. Тогда отец решил вскрыть дверь болгаркой: рядом как раз велись ремонтные работы. В запертой комнате была невыносимая духота, Володя лежал на кафельном ледяном полу у окна. Папа начал его реанимировать, делать искусственное дыхание, массаж сердца, искал пульс. Когда понял, что бессилен, лег рядом с Вовой на пол. Позвонил моей сестре Наталье.
Подошедшая медсестра пощупала пульс, молча отрицательно покачала головой.
– Приехала моя сестра Наталья с мужем, и они вместе с отцом уже ползали по полу, пытались вернуть к жизни Владимира.
По словам Анны, врачи бездействовали, не вызвали реанимацию, не пытались помочь родным Владимира.
– Зато Наташа видела, как за их спинами медсестры пытались украдкой подложить вещи Вовы в эту "палату", словно они тут и были. В это время мимо проходил хирург по фамилии Бабаев. Он коротко спросил папу, обращаясь на "ты" и кивнув головой в сторону Вовы: "Он тебе кто?" Папа ответил: "Сын". После чего этот врач тоже прошел мимо, – подчеркивает Анна. – Впоследствии, по результатам вскрытия, выяснилось, что смерть наступила от отека легких.
Похоронить Владимира по обычаю на третий день не удалось. Отец хотел оставить гроб с телом младшего сына дома хотя бы еще на одну ночь.
– Нам папа не давал его хоронить! Мы его на четвертый день похоронили! Его упрашивали односельчане. Говорили: "Николай, у нас на третий день хоронят по обычаю". А он на них глядит и говорит: "Девочки просили, чтобы он еще одну ночь с нами поночевал, чтобы он с нами подольше побыл". Мы тогда боялись, что папин рассудок не выдержит такого горя.
На похороны прилетело где-то 50–60 голубей. Это были все его голуби, которых он приручил и кормил
На похороны пришли многие жители села. Тихого, вежливого, дружелюбного Владимира Колмакова в Баргузине знали не только как профессионального сантехника, мастера на все руки, но и как добрейшей души человека. Он часто помогал односельчанам с ремонтом и только недавно закончил строительство своего большого дома прямо на опушке леса. На участке у дома Владимир с женой посадили красивые кустарники и цветы, рядом с его домом растут рыжики. Здесь же он играл с 12-летней дочкой, возился с купленными для нее кроликами и козами. Обожал голубей, часто их подкармливал, и они то и дело прилетали к нему во двор, садились на плечи, клевали еду с рук домочадцев.
– После смерти Володи все птицы куда-то бесследно исчезли. Три дня их не было. На четвертый, как раз перед тем, как должны были вынести тело, все голуби вдруг прилетели. На похороны прилетели. Это были все его голуби, которых он приручил и кормил. Летали над гробом.
Эти врачи убили не только моего брата. Они убили всю нашу семью
Над кухонным столом в квартире у Анны висит коллаж из семейных фотоснимков. На каждом снимке Володя улыбается, обнимает сестру. На одном фото держит ее на руках, на другом они вместе танцуют, на третьем плывут на катере.
– Эти врачи убили не только моего брата. Они убили всю нашу семью. Родители потеряли единственного сына, которому всего 40 лет было. Мы с сестрой потеряли брата. Мы больше не говорим друг другу "добрый день или доброе утро", потому что знаем, что глаза открыть утром – это не значит, что день будет добрым. Не поздравляем друг друга с праздниками, какие теперь праздники. Я не знаю, как у других людей бывает. Мы с таким горем столкнулись впервые. Только недавно я говорила папе: "Какая у нас хорошая, дружная семья". Мы раньше ездили на кладбище только к старикам, люди прожили на свете больше 90 лет, и хоронить их было как-то естественно. Они прожили хорошую жизнь. А тут человек в самом расцвете. Да еще и умер так страшно, – говорит Анна.
Николай Константинович еще недавно собирался перебраться в город, поближе к Анне и своей недавно родившейся правнучке.
– Папа теперь говорит: "Я никуда не поеду. Потому что мне не с кем будет оставить Вовку. Кто к нему будет ездить на кладбище? Ему там так холодно одному…"
Прошло уже два месяца, но сестры Аня и Наташа постоянно прокручивают в голове все случившееся в те февральские дни. Корят себя за то, что не уберегли младшего брата.
– Мы снова и снова представляем себе его последние часы жизни, как ему было больно, одиноко, страшно, в той наглухо закрытой каморке. Как он в буквальном смысле задыхался там один, а когда уже не мог говорить, звал на помощь шепотом. Но никто не пришел и не помог, – говорит сестра Владимира Наталья.
По подсчетам семьи, Владимир больше 3 часов пробыл в "камере-одиночке".
– Мне было так больно, что я его не обняла, не попрощалась как следует, – говорит Аня. – Умоляла Вову присниться мне. И он пришел. Как всегда улыбающийся, светлый. Брат обнял меня, утешил. Как будто это было наяву. Потом я проснулась. Я не могу смириться с тем, что его нет, это не честно!
У кого-то дедушку приняли за психа и тоже закрыли на ключ, у кого-то еще какого-то родственника. Видимо, остались замашки УФСИНовские, закрывать людей и не отпускать чуть что
Уже выяснилось, что больных в в Баргузинской ЦРБ запирали в "карцер" и раньше. После публикации статьи о гибели Владимира в республиканской газете "Номер один" Анну засыпали звонками и рассказами о похожих случаях. Кроме того, выяснилось, что главврач сельской больницы Людмила Карпова – бывший сотрудник СИЗО. 23 года она проработала в управлении Федеральной службы исполнения наказаний (УФСИН).
– Я читаю комментарии, и люди мне рассказывают о все новых и новых похожих случаях. У кого-то дедушку приняли за психа и тоже закрыли на ключ, у кого-то еще какого-то родственника. Видимо, остались замашки УФСИНовские, закрывать людей и не отпускать чуть что. Всех людей сначала считают психбольными, а уже потом определяют диагноз, – рассказывает Анна.
А вот что пишут в комментариях под статьей на сайте газеты "Номер один":
"У мамы случился геморрагический инсульт, баргузинские врачи поставили диагноз какой-то психоз, привязывали ее к кровати и грозились в психушку определить. Хорошо, что мы добились, чтобы ее в город увезли, там и определили инсульт и спасли ее".
"Всех врачей она разогнала, потому что общается как с тюремщиками, хамит, грубит. Например, такие слова "совсем берега попутал или страх потеряли?".
Как писал местный еженедельник МК в Бурятии о Карповой еще в 2015 году, "начиная с 2010 года Минздрав республики пытался куда-нибудь пристроить врача и непременно на руководящую должность". При этом коллектив баргузинской ЦРБ, по сведениям издания, пытался протестовать против этого назначения:
"Сейчас Карпова вновь – главный врач Баргузинской ЦРБ, назначенная министром здравоохранения Бурятии в январе 2015 года на эту должность с испытательным сроком в 3 месяца, – пишет МК. – Срок истекает буквально чрез неделю. Коллектив ЦРБ, дабы прервать нежелательную связь, обратился с открытым письмом к министру здравоохранения России Скворцовой, главе Бурятии Наговицыну и председателю республиканской медицинской палаты Иринчееву.
Коллектив Баргузинской ЦРБ считает, что "работник испытание не прошел". И указывает в письме, что "за 2,5 месяца работы на посту главного врача допущена материнская смертность в районе, которая не регистрировалась с 2009 года. Причем умирает доктор, которая до декретного отпуска работала на "износ" (продолжительность ее рабочего времени, кроме работы педиатром в детском отделении ЦРБ на одну ставку, составляет еще более десяти ночных дежурств в стационаре в январе и феврале 2015 года). Кроме материнской смертности одновременно допущена и младенческая смертность, увеличилась смертность всего населения".
Тогда, в 2015-м, эта публикация никак не повлияла на назначение Карповой главврачом. И только после того, как информация об обстоятельствах смерти Владимира Колмакова попала в СМИ, последовала реакция главы Бурятии Алексея Цыденова.
– Министру здравоохранения Дамбиниме Самбуеву поручено уволить главного врача больницы и принять самые строгие меры по наказанию всех виновных лиц. Заместителю председателя правительства по вопросам безопасности Петру Мордовскому взять под особый контроль ход служебной проверки и совместно прокуратурой и Следственным комитетом дать правовую оценку трагическому событию, – сообщил пресс-секретарь Алексея Цыденова Алексей Фишев.
Вскоре Минздрав Бурятии сообщил об увольнении главврача.
– Министерство здравоохранения Бурятии сообщает, что по факту смерти пациента В.Н. Колмакова в ГБУЗ "Баргузинская центральная районная больница" проводится проверка в рамках ведомственного контроля качества и безопасности медицинской деятельности, по результатам которой будут приняты строгие меры по наказанию виновных лиц. Приказом Минздрава от 11.04.2019 главный врач больницы уволена с занимаемой должности, – сообщили изданию "Сибирь.Реалии" в ведомстве.
По результатам доследственной проверки уже возбуждено уголовное дело по статье "Причинение смерти по неосторожности".
– В целях всестороннего и объективного расследования уголовное дело было передано из Баргузинского межрайонного следственного отдела в отдел по расследованию особо важных дел следственного управления СК России по РБ. Назначен ряд судебно-медицинских экспертиз. В рамках дела изучаются обстоятельства преступления (причины и условия, способствовавшие его совершению), по результатам расследования также будут внесены представления соответствующим должностным лицам, – рассказали в пресс-службе СУ СК по Бурятии. – Цель следователей СК России – установить полную картину произошедшего и дать принципиальную юридическую оценку действиям либо бездействию должностных лиц, которые обязаны обеспечивать соблюдение законных прав и интересов граждан.
13 апреля исполняющий обязанности руководителя следственного управления Сергей Базаров в рамках рабочей поездки в Баргузинском районе встретился с отцом и сестрой Владимира. Во время беседы он рассказал о ходе расследования уголовного дела, пообещав, что все виновные будут установлены и переданы суду.
– После встречи и. о. руководителя следственного управления провел оперативное совещание с подчиненными сотрудниками, дал указания. С участием прибывшего в составе группы судебно-медицинского эксперта отдела криминалистики следственного управления изъята необходимая медицинская документация. С ее помощью будут восстановлены все этапы пребывания мужчины в больнице с последовательной оценкой действий медицинского персонала. Помимо этого полная картина происшествия будет установлена путем допроса всех пациентов больницы, которым известны обстоятельства лечения и последующего изолирования потерпевшего. Также проводятся другие следственные действия, направленные на сбор всех доказательств, – прокомментировали в Следкоме Бурятии.
Анна, чем может, помогает следствию. Она предоставила свои аудиозаписи разговоров с братом и медиками, видеозаписи бесед с очевидцами и прочие материалы. Семья собирается взыскать с виновных в гибели брата материальный и моральный ущерб в пользу жены Владимира и его 12-летней дочери.
– Я считаю, что эти люди должны понести ответственность за халатное отношение. Это терапевт, которая лечила Владимира. Главный врач, которая позволяла, чтобы пациентов в ее больнице закрывали на замок. Они – прямые убийцы моего брата. Что главврач должна находиться на скамье подсудимых, что этот терапевт. И есть вопросы за две смены прочих медиков. Там была дневная и ночная смены, и обе не углядели! Куда смотрели медсестры, отвечающие за график, когда больным раздают лекарства, ставят уколы, системы? Если бы его начали искать хотя бы для того, чтобы дать таблетки, то его могли бы спасти. Видимо, ничего и не разносили? Словом, я считаю, что все эти люди, большая толпа людей, которые убили моего брата, не должны работать в медицине. И не только в ближайшие 3–4 года, но и вообще в принципе, – уверена Анна.
Это тот самый врач – Бабаев. Папа и сестра стояли на коленях, пытались помочь брату. А он просто прошел мимо
Пока же после трагедии с Владимиром в сельской больнице ничего не изменилось:
– Две недели назад отцу стало плохо. Температура поднялась до 40 с лишним. Он позвонил в скорую. Ему ответили по телефону примерно следующее: "Съездите до аптеки, купите себе парацетамол и выпейте его". Через два с лишним часа, когда моя сестра приехала к отцу, увидела его, пылающего, на кровати и спросила, почему он не вызвал скорую, папа ей рассказал об этом. Моя сестра никогда в жизни не скандалила и тем более не материлась, но в этот раз позвонила в баргузинскую скорую и высказала все, что о них думает: мол, вы брата моего 2 месяца назад закопали, теперь еще и отца хотите?! Фельдшер сразу приехала, долго извинялась, просила на нее никуда не жаловаться. Пожилая женщина лет 65–70, там, видимо, и работать больше некому. То есть весь этот кошмар продолжается? Ничего не поменялось! – говорит Анна.
На место уволенного главврача поставили исполняющим обязанности того самого врача, который, увидев ползающего возле умершего сына пожилого человека, равнодушно прошел мимо.
– Это тот самый врач – Бабаев. Папа и сестра стояли на коленях, пытались помочь брату. А он просто прошел мимо. Просто по медицинской этике он хотя бы должен был поднять папу с колен, как-то успокоить, дать воды. Но ему было все равно! И теперь этого человека повысили в должности и ставят главврачом? Это что вообще происходит?!
Именно этот врач в тот самый день был дежурным врачом смены, то есть фактически отвечал за здоровье пациентов. Анна писала об этом во все инстанции, включая Минздрав, – есть в этих документах и фамилия Бабаева, и описание его роли в этой истории. Но он остается исполняющим обязанности главврача. К слову, до сих пор, спустя 60 дней после экстренного обращения в службу горячей линии регионального Минздрава, на обращение Анны Ивановой никто так и не ответил.
Извинения от сотрудников больницы семья услышала, только когда начался скандал в СМИ.
– Два месяца до моего прихода в СМИ нам никто ничего не говорил, не извинялся, не выражал соболезнования. Только после скандала и огласки они заговорили об этом. Да и то сквозь зубы и всячески пытаясь увильнуть от ответственности, перекидывая вину друг на друга. Я до сих пор не уверена, что справедливость восторжествует. А я не смогу успокоиться, пока этого не произойдет. Как я могу спокойно жить, зная, что мои родные и близкие люди в Баргузине по-прежнему находятся в опасности?
