На 40-й день вода отдала последнего

17 августа 2009 года на Саяно-Шушенской ГЭС произошла крупнейшая в России техногенная катастрофа. В машинном зале станции разрушился второй гидроагрегат, тысячи кубометров воды вырвались на свободу. В жестком замесе воды и металла погибли 75 человек (жители Черемушек считают, что 76, так как одна погибшая девушка была беременна), еще 13 – пострадали. Сегодня признанные судом виновные в катастрофе уже вышли на свободу. А родственники погибших до сих пор отказываются верить в произошедшее. Колрреспонденты Сибирь.Реалии продолжают рассказ о трагических событиях августа 2009-го.

"Когда дошли до сына, я поняла, что ни одной целой косточки у него не осталось"

Алла Васильевна Булановская потеряла в аварии на СШГЭС сына Юрия. Кроме родителей у мужчины осталась жена, маленький сын и падчерица. Сейчас Алла Васильевна с супругом живут тем, что помогают невестке поднимать детей.

– То утро помню очень хорошо до сих пор. Младшего сына увезли на скорой с панкреатитом, невестка попросила помочь с внуками. В 8 утра я встала и начала собираться, муж ушел за хлебом. Вдруг лампочка мигнула и погасла, потом загорелась, но свет какой-то приглушенный был. На часах 8 часов 13 минут. Дальше топот – соседи по подъезду побежали наверх. Выглянула, слышу, муж с соседом говорят, и голоса такие тревожные: "Бери документы, и уезжайте, на ГЭС что-то случилось". Так нехорошо на душе стало. Мы внуков забрали, в машину посадили, поехали, все гэсовские работники уже на станцию бежали. Вот так и началось. Дальше перед глазами – толпа народу на площади, цветы, всё в красном. Все последующие 10 лет у меня в один этот день спрессовались. Удивляюсь, что столько времени прошло, а для нас это будто вчера было. Юру нашли на пятый день… Площадь, на ней 22 гроба, гробы начинают заносить, моего сына несут первым, – рассказывает Алла Васильевна.

– Что помогло пережить горе? Как вы все это выдержали?

– А я не пережила, с годами становится только тяжелее. Приходит осознание, что это навсегда, безвозвратно. А тогда все было словно в тумане. Такое состояние возникло, как какая-то задвижка в голове. Вот длится какое-то мероприятие по поводу аварии, мучительное, тяжелое, которое никак не может закончиться. А у меня в глазах Юра в светлой рубашке с короткими рукавами, как он любил, заходит и спрашивает: "Мам, отец дома?" С этим видением и жила. 40 дней, пока не были найдены все, на площади, перед станцией, стояли люди. На 39-й день всплыло тело Марины Рау, практически целое. На другой день подошли результаты генетической экспертизы Максима Жолоба. Его последним все не могли найти, а он все это время в морге лежал неопознанным. Точнее… части его тела. И на "сороковины" хоронили двоих: Максима и Марину.

– Вы приехали на станцию в молодости, видели, как она строится, были ли сомнения в ее надежности?

– Когда мы приехали на строительство, Юре пять лет было. Он рос беленький-пребеленький, долго в детстве был на девочку похож, от чего очень страдал. Я так боялась, не люблю, когда мальчишки красивые, это обычно на них плохо действует. Но Юра вырос очень порядочный. Сразу после армии пришел работать на станцию. В итоге проработал на ней 15 лет слесарем-ремонтником. Очень дружил с Федором Воскресенским, с ним и погиб. Они неразлейвода были, все лодку строили, но так и не успели на воду спустить. У Воскресенских там же погиб отец, а мама чудом жива. Тоже на ГЭС работала, но в тот день на больничном осталась. Так и осталась одна.

Муж мой всю жизнь на станции проработал, за год до аварии ушел на пенсию. Мы были абсолютно уверены, что СШГЭС очень надежная и ничего случиться не может. Ровно за год до этого, 18 августа 2008 года, я встречалась с моим первым выпуском (Алла Васильевна работала в школе. –​ С.Р.). Меня спросили про Юру, он в школе любимчиком был. И я ответила, что мы живем под самой ГЭС, над нами 240 метров воды, но Юра у меня в самом безопасном месте, в машинном зале. Если что, то вода пойдет сверху. Нас смоет, а те, кто в машинном зале – защищены. Злая ирония судьбы – ровно через год именно в машинном зале случилась авария, – вспоминает Алла Булановская.

Суд по делу об аварии длился почти пять лет. Потерпевшими по уголовному делу были признаны 162 человека. Но на судебные заседания приходили единицы. Далеко не все родные погибших находили в себе моральные и физические силы переживать катастрофу раз за разом. Алла Васильевна нашла.

– Помню, ехала на суд и мне было невыносимо жалко тех, кого судили, – говорит Алла Васильевна. – Представляла, что им сейчас надо будет смотреть нам в глаза. Мне казалось, страшнее этого наказания нет. Но на первом же заседании увидела, что им нас не жалко. Единственный, кто попросил прощения, был бывший замдиректора Евгений Шерварли. Возможно потому, что пока шел суд, у него в автомобильной аварии погиб сын, и он почувствовал, что это такое – потерять своего ребенка. Адвокаты затягивали процесс, срывали судебные заседания: то один не приходил, то другой, судья их разыскивала. Они откровенно издевались над нами, постоянно уходили в отпуск. Судья назначала государственных адвокатов, а их не пускали на заседания. Мы очень боялись, что они дотянут до истечения срока давности. Все это было мучительно. Когда сели читать дело, а там 2 с лишним тысячи томов, стало просто невыносимо. Всё же подробно читали, какие повреждения получил каждый пострадавший, все 75 человек. Когда дошли до моего сын, я поняла, что у него ни одной косточки целой не осталось. Перемолотило его как через мясорубку.

​– Какая помощь была вам оказана предприятием?

– Мы получили и получаем все, что было положено от государства. Энергетики первые пять лет помогали хорошо, так как понимали, что напакостили сильно и, я считаю, умышленно. После пяти лет помощи не стало практически никакой. Только стипендии детям погибших, которые учатся в учебных заведениях, – до получения первого диплома. Я думала, что нас приравняют к ветеранам СШГЭС, как и обещали, а это прибавка к пенсии в 1000 рублей. Но приравняли тоже только на пять лет. Потом все это убрали.

– Почему вы сказали "умышленно"?

– Мы в маленьком поселке живем. Еще до аварии было известно, что директор Неволько приходил домой чернее тучи. Жена рассказывала, что он каждый день звонил в Москву и докладывал, что вибрация на станции превосходит нормы, нужно останавливать агрегат. Но его не слушали. Мы все знаем, вот 10 агрегатов ГЭС одновременно могут работать только очень короткое время, в пиковую нагрузку. А так должны работать 6–7 агрегатов, два всегда на профилактике, один запасной. Иначе ГЭС раскачивается, начинается мощная вибрация. А они запустили все десять, и они молотили несколько месяцев... Более того, к 2010 году все агрегаты должны были быть заменены. Но к моменту аварии ни одного так и не заменили. Думаю, в 2007 году "Русгидро" в свои руки получила станцию, посмотрела, что миллиарды капают в карманы каждый день, и ни директора, ни главного инженера станции уже не слушали. Нужна была только прибыль. Хотя по должностным обязанностям директор и инженер должны были сами принимать решения. Я считаю, главный виновник всего – "Русгидро". Они сделали так, что на предприятии были люди, которые не могли принимать никаких решений, но должны были отвечать в итоге. Безопасность Москву не интересовала, потому что для них сибиряки не люди. Главное было миллиарды грести. Я уверена, что начальству докладывали, что там повышенная вибрация, просто это все клали под стол.

​"Меня спасли внуки"

В начале девятого утра на ГЭС был пересменок: одни бригады еще не ушли, другие – только заступают на работу и переодеваются. В машинном зале – максимальная концентрация персонала. Многие специалисты из служб эксплуатации в отпуске, на предприятии в основном ремонтники и уборщицы, которые начинали работу в 7.50. В 8.13 в цехах услышали, что что-то не так.

– Мы сидели на разнарядке, – рассказывает слесарь Алексея Гоголь. – Бригада вся вышла из помещения, мы впятером остались какой-то вопрос дообсудить. Свет моргнул с таким хрустом, будто, знаете, в розетке что-то замкнуло. Я вышел в коридор, там воды уже по колено, со стороны гидроагрегатов течет. Побежали к лестнице, к выходу: по маршу льется ураган воды! Мы же не понимали, что агрегат выпал, а хрен его знает, что такое мощное прорвало. Развернулись, побежали в другой коридор. В этот момент свет погас. Навстречу девчонки, помню, бежали в зеленой такой форме... Потом под ногами трубы какие-то начали греметь. В другой коридор побежали, свет потух, водой с ног сбило – все.

Потоком воды Алексея занесло в помещение, где раньше располагался слесарный цех. Он ударился лицом в крюк промышленного крана и успел ухватиться за балку, к которой крепился крюк. Вода продолжала пребывать с пугающей скоростью. Алексея спасло то, что в потолке над ним оказалась небольшая полость в так называемом ригеле – балке, на которой лежат плиты перекрытия.

– В итоге вода остановилась в семи сантиметрах под потолком. Я стою губами кверху, чтобы воздух достать. Под водой слышно, главное, все. Слышал, как затвор опустили. Все понимал. Хорошо, что не запаниковал и не поплыл никуда. Все равно бы не доплыл: двери заблокированы, в холодной воде околел бы. Если бы затвор закрыли позже, что бы было? Да помер бы я. Воздуха осталось немного, бетон бы его в любом случае выпустил. Это единственный ригель в том помещении, под которым остался тогда воздух. Все другие ригеля были в масле, то есть вода дошла до потолка. Кто в бога верит, кто в черта. Я ни во что, но вот случилось так. Затащило именно под этот ригель, остался жив. Хотя и наглотался этой воды с машинным маслом и наблевался прямо там.

Чтобы остановить воду, хлынувшую в машинный зал, на гребень плотины СШ ГЭС выдвинулись две группы персонала: одни поехали по специальному тоннелю, другие – побежали пешком по лестнице. Примерно через 45 минут после аварии им удалось вручную (автоматическая система отказала) закрыть затворы всех десяти гидроагрегатов, что спасло Алексею и некоторым его коллегам жизнь. В следующие минуты на ГЭС прибыли пожарные из Саяногорска, затем – местные водолазы и спасатели. Они ходили по незатопленным помещениям и простукивали вентиляционные трубы, ведущие в цеха, расположенные ниже.

Через пять часов меня достали, – вспоминает Алексей. – Ближе к часу дня. Слышу, кто-то наверху ходит. Ну и стал свистеть, потому что орать бесполезно же. Пацаны услышали. Мне фонарик опустили, а потом сходили за спасателями. Короб из оцинковки разобрали для вентиляции как раз мне по плечам, мне веревку кинули. Спасатель спустился, и меня вытащили.

Примерно так же "выстучали" коллегу Гоголя, которого достали с уровня 320 метров примерно в два часа ночи. Алексея сразу на улице допросили следователи прокуратуры, а на следующий день он снова пришел на работу – искать своих.

– А как не прийти, они же там все остались. Кто их еще искать будет? У нас в бригаде три Андрея, все погибли. Откачкой занимались мы сами, насосы в шахты лифтов засовывали, чтобы нижние отметки откачать. Спасателей водили, потому что они не знали, как там что расположено. Так вот ходили, я токаря нашел, Николая... У меня в этот день получается и траур, и день рождения. И то за то, и за то, получается, выпьешь.

Валентина Георгиевна Гарнцева потеряла в аварии дочь Инну Жолобову. Женщина воспитывала троих детей и после гибели Валентина Георгиевна заменила им маму.

– Я никогда не вникала в то, что происходило на станции, всю жизнь проработала воспитателем в детском саду. Поэтому кто там прав, кто виноват, рассуждать не могу. На суды я тоже не ходила, мне некогда было, на мне остались трое внуков, младшему на тот момент было три года. Инна работала на ГЭС всего год с небольшим, штукатуром-маляром. В этот день ее отправили красить как раз на ту отметку, докуда дошла вода… Дочку и еще двух погибших нашли первыми. Они погибли сразу же. Как все произошло, помню до сих пор. У меня сын там же работал, в этот день у него начался отпуск. Он спал дома. Позвонили: "Саша, выходи, там авария". Он еще похохотал: "Ну, придумали". Думал, разыгрывают. Сел на машину и поехал. А мы на дачу уехали, внуков отвезли, все же бежали куда повыше, боялись, что войдет волна. В 12 часов вернулись домой. Я переживала: что это Инна не звонит, она такая ответственная, по три раза на дню позвонит, про детей спросит. А сын пришел и говорит: "Мама, она нам больше никогда не позвонит". Я на улицу вышла, чтобы дети не видели, что со мной творится. А там крики, плач. Инну и еще несколько первых погибших уже вынесли…

– Как объяснили детям, что произошло?

– Старшие все это видели и поняли. А маленькому не сразу сказали. Инна снимала квартиру рядом с нами, на одной лестничной площадке. И он первое время рвался туда: "Мама, мама". Потом сказали, что мама на облачке и видит его, если он будет плохо себя вести, расстроится. Он понял и немного успокоился. Старшие же долго переживали, слово "мама" не могли слышать. Я просила, чтобы ни в школе, ни в детском саду им не давали читать стихи про маму.

– Дочь чувствовала что-то или все было как обычно?

– Чувствовала, но я только после поняла. Накануне мы с ней пошли в магазин, она как раз алименты получила на детей и накупила всего: конфет, детям ерунды какой-то. Я еще поругалась, мол, до конца месяца далеко, а ты все растратила. А она: "Ну мама, последний раз я их порадую". Доходим на ДК, Инна говорит: "Мам, что-то мне так плохо. Дай слово, если со мной что-нибудь случится, ты никому не отдашь детей". Я опешила: "Ты чего, дурочка?" Вечером к брату пошли помыться, у нас воды не было. Она обычно посидеть, поболтать любила, а тут тянет и тянет меня домой. Мы ребятишек выкупали. А я говорю, что завтра, мол, ты на работу уйдешь и пока дети спят, я приду и вымоюсь. Она отвечает: "Нет, давай сейчас, завтра у тебя времени не будет". Пришли, дети у меня легли, ей же утром на работу. Она стоит и стоит у их кроваток. Утром слышу, дверь у нее хлопнула, побежала. Я встала, посмотрела вслед. И все. Ей 34 года было всего. Меня внуки спасли. Если бы не они, я бы с ума сошла. А так мне некогда: сварить, покормить, уроки выучить. Так и день пройдет. А муж не смог этого пережить – пять лет назад умер. Он решил, что виноват в смерти дочери. Это же он ее устроил на ГЭС, все же по блату было раньше. Сам ушел на пенсию, а ее на свое место, – вспоминает Валентина Гарнцева.

По ходу спасательной операции на место аварии стали прибывать силы из других регионов. По данным МЧС, в момент аварии машинном зале и цехах под ним находилось более 100 человек. Некоторых сотрудников, как и Алексея Гоголя, закинуло под потолок, где образовались воздушные подушки. Из помещений уровнем ниже не спасся никто. Вода полностью разрушила второй гидроагрегат СШ ГЭС, а все остальные вышли из строя (один в момент аварии находился на ремонте).

– Когда информация дошла до Москвы, мы не могли им объяснить, что случилось. Москва не верила, что машинного зала СШ ГЭС больше нет, а из всех шести агрегатов в живых только один – шестой, который стоял в тот момент на ремонте. Остальные все не работают, а один – уничтожен. Я докладывал министру по ЧС Сергею Шойгу. Он мне говорил: "Андрей Александрович, ты успокойся, через 30 минут еще мне один раз доложи. Ты понимаешь, что ты докладываешь то, чего не может быть?" Я говорил: "Я-то понимаю, но это есть". Я знаю, Виктор Зимин (глава Хакасии. – С.Р.) докладывал в аппарат президента, и замечания были такие же: не может такого быть, что вы сейчас говорите. Такого не было никогда, – вспоминает экс-глава МЧС Хакасии Андрей Фирсов.

В 11 утра власти в телевизионном обращении заявили, что угрозы прорыва плотины нет. Несмотря на это, в Хакасии царила паника: люди скупали тушенку, хлеб, на заправочных станциях дрались за место в очереди. На возвышенностях в Алтайском, Бейском, Боградском районах появились палаточные лагеря.

"Поселок стонал"

В аварии на Саяно-Шушенской ГЭС погибло 75 человек. В основном – жители поселка Черемушки, который в советское время построили специально для сотрудников гидроэлектростанции.

– Поселок стонал и кричал, – рассказывает юрист и общественник Галина Романовская. – Погибли самодостаточные и сильные люди, которые оказались беспомощны перед стихией. Их семьи были словно обесточены. Это как после войны, знаете – она вошла в каждый дом. Что творилось на похоронах, мне страшно вспоминать...

Хоронили погибших за счет "Русгидро". Всего госкорпорация потратила на компенсации пострадавшим в аварии 185 млн рублей: семьям погибших дали квартиры, детям платили стипендии, гасили кредиты, выплачивали единовременно по 1 млн рублей.

На восстановление Саяно-Шушенской ГЭС ушло пять лет. Гидроагрегаты запускали поочередно, в 2010 году на торжественный запуск в Хакасию приезжал премьер Владимир Путин. В 2014-м он в ранге президента присутствовал на запуске последнего, десятого агрегата. Мощность гидроэлектростанции снова достигла 6,4 тысячи мегаватт, как до аварии. На станции заменили автоматику, которая не сработала при аварии.

Осужденные по делу СШ ГЭС уже вышли на свободу. Инженеры по-прежнему уверены, что не могли предотвратить катастрофу, а наказание понесли потому, что кто-то должен был понести.

– Те, кто понимает в гидроэнергетике, нас не винит, – говорит Владимир Белобородов, бывший сотрудник службы мониторинга оборудования. – Поэтому мы виноваты только в том, что оказались на этих должностях. Государство просто нашло тех, кто должен ответить. Виновные были назначены. Но сейчас те, кто был даже на суде, не настроены против нас, они все успокоились. По крайней мере, по поселку я хожу спокойно. Не бегаю от родственников погибших, потому что знаю, что я ни в чем не виноват. И любому могу прямо посмотреть в глаза.