"Ибуны – это наша земля". Последние из удэге

Деревня Гвасюги – единственное национальное село в Приамурье, где в школе преподается коренной удэгейский язык. Учителя из далекой таежной деревни называют родной язык тонкой ниточкой, связывающей их народ с традиционным образом жизни. Который находится под угрозой исчезновения из-за нелепых федеральных законов.

Ноги моей не будет на этом… мосту!

По мнению навигатора, до Гвасюгов можно доехать на машине всего за два с половиной часа. Но на самом деле дорога занимает вдвое больше времени. Климат здесь разительно отличается от хабаровского: в городе нет ни снежинки, а в Гвасюгах избы заметает снегом по ручку двери.

Местные жители носятся по сугробам на снегоходах. Но не могут переправиться через реку, которая делит село надвое. Уже трескается весенний лёд, и наступает страшное время, когда приходится ходить по навесному мосту – своеобразной достопримечательности, которой самое место в парке аттракционов рядом с русскими горками.

С противоположного берега доносятся жалобные стоны пожилой обитательницы села, под ногами которой начинает расходиться лёд. Выхода у нее нет: надо идти по шаткой деревянной конструкции, которую раскачивает ветер. "Все, завтра болотники одену, вброд пойду, лучше промокну, ноги моей не будет на этом… мосту!" – говорит сама с собой женщина, продвигаясь вперед осторожно и медленно.

– У нас вообще село-то живет. Вода есть горячая и холодная. Электричество наладили из соседнего села. Можно телевизор смотреть, – рассказывает местная жительница Раиса Сусликова. – Вот только еды мало. С охотой в этом году плохо. Да и рыбы маловато – если раньше я могла на весь чердак запасов сделать, то сейчас вообще ничего нет. Ловить нам не разрешают, поэтому покупаем красную рыбу с нижнего Амура. Интернета у нас нет. И коронавируса тоже нет. Но из-за этой эпидемии разговоры теперь пошли про дистанционное обучение детей. А как его сделаешь дистанционное, если учитель не может заполнить электронный дневник – без интернета?

– Господи, доползла, аж ноги трясутся! – ступает на твердую землю соседка Раисы Александровны.

Оказалось, что нам тоже предстоит это испытание – переход по мосту, так как школа находится на другом берегу реки.

Говорите по-русски!

В одноэтажной школе, путь до которой так опасен и труден, располагается несколько классов на четыре парты, две комнаты, отведенных под нужды администрации, и небольшой музей, собранный старожилом села – Валентиной Кялундзюгой. Именно она создавала удэгейский алфавит на основе кириллицы, написала первые учебники своего родного языка и даже пьесы на удэгейском.

– Я родилась в 1936 году в стойбище Чукен. Мой брат родился в 1940 году. А пока его не было, помню, что меня родители всегда брали с собой в тайгу. Оставляли собаку мне в юрте, учили топить печку, да так чтобы не замерзла, и я сидела, ждала их, пока они не возвращались из тайги. И мы разговаривали только на удэгейском, – вспоминает Валентина Тунсяновна. – В 40-х годах, когда я пошла в школу, на русском не разговаривала вообще. Пришли первые переселенцы, русские, организовали школу в стойбище Джанго недалеко, в 10 километрах отсюда. Собрали всех детей с рек и стали учить нас. И так и сказали – говорите по-русски. Ну, мы и стали.

Чуть позже всех жителей стойбищ переселили в место компактного проживания – село Гвасюги. Уже здесь во время войны второклассница Валентина работала вместе со взрослыми в колхозе "Ударный охотник", а в школе осваивала русский язык.

– Там же и завтрак, и ужин в колхозе были. Вот я ходила, кушать, можно сказать, – смеясь вспоминает Валентина Тунсяновна. – Но и от работы не отказывалась – траву чистила, все убирала. Даже споры, помню, были у взрослых, мол, Валя маленькая, зачем это ей полную порцию записывать! Но за меня вступались всегда, что я больше всех работала.

При этом с бабушкой и мамой Валентина Кялундзюга продолжала говорить на родном удэгейском. Русским переселенцам тоже пришлось тогда подучить местный язык – в селах и стойбищах никто не понимал пришлых жителей. Вот только письменности у удэгейцев не было, и единственный словарь под авторством Евгения Шнайдера вышел на латинице в 1936 году. А всего через год автор словаря был арестован в Ленинграде и приговорен к 10 годам лагерей. Дальнейшая его судьба неизвестна.

На латинице писал и первый удэгейский писатель Джанси Кимонко, который родился на Сукпае, жил в Гвасюгах, был председателем сельсовета и погиб на охоте в схватке с медведем. В архиве Валентины Кялюндзюга сохранилось несколько рукописей Кимонко, вот только сейчас уже никто не может перевести их на русский язык.

– У меня тоже был словарь этот, Шнайдера, но потом пропал, – сокрушается Валентина Тунсяновна. – А в 1989 году мы решили доказать, что существует удэгейский язык. Раньше-то мы только устно его передавали – от матерей, бабушек, никогда ничего не писали. И все нам говорили – у вас букв нет. Но в этот год в Академии наук решили издать наш фольклор. Мы у себя материала сдали им на два тома: в итоге один издали в Польше, а второй исчез. Да и денег не хватило на него. После этого нам и сказали: пусть в крае у вас принимают решение, узаконивают ваши буквы. И вот в три дня пошла у нас работа.

По словам Валентины, в создании удэгейского алфавита ей помогал научный работник Симонов, который в то время занимался эвенкийским языком. Но для того, чтобы передать удэгейскую орфоэпию, в русский алфавит пришлось внести несколько новых букв.

– Мы тогда определились, что нужно добавить четыре буквы: "нё", носовую "н" как в английском вроде, "дже" и как украинскую "гэ". У нас если "г" твердая – то одно обозначает слово, а если "гэ" – уже другое. И вот мы три дня сдавали такую работу. Потом все утвердили, даже протокол есть. Правила взяли из русского – что глагол, что существительное. И как слова образуются тоже. Например, у нас как есть: "тигдэ тигдэни" – это значит "дождь идет". Вот так в удэгейском, как в русском, – объясняет Валентина Тунсяновна.

После этого Валентина Кялундзюга начала работать над первым букварем удэгейского, которым пользуются до сих пор. Сейчас изданы учебники для первого и второго класса – последние даже переиздали с учетом новых ФГОС. А Валентина Тунсяновна готовится к изданию азбуки для третьего класса.

– Я начинала не как в русском, с буквы "А", а с "О", потому что в удэгейском можно с "О" уже составлять предложения. Так легче запоминать, что значит слово. "О" – это домашнее животное, и кура, и собака. А скажешь "Омо мо" – это значит "одно дерево". Так и учим.

Детям что английский, что удэгейский

Сейчас в школе села Гвасюги работают еще двое преподавателей удэгейского, а Валентина Тунсяновна здесь считается носителем языка и часто приходит на уроки и встречи. У местных учителей в этом году есть даже особенные успехи: двоих учеников отправили на олимпиаду по родным языкам коренных народов.

Как рассказывает Нелли Андреева, в Гвасюгах всего 25 детей, со второго по девятый классы, но на уроки удэгейского ходят все, притом что он преподается как факультатив.

– Учебники у нас только до второго класса, и то – все наперечет. Старшеклассникам задания придумываем сами. Я – учитель начальных классов, удэгейский только с 2009 года преподаю, переучивалась. Но что делать? Учителей нет. В том же Азгу, Красном Яре, Арсеньеве (села компактного проживания удэгейцев в Пиморье и Хабаровском крае. – Прим. СР) не учат удэгейскому, потому что некому. Ольга Кялундзюга –вообще географ, предметник, тоже ведет удэгейский. А кто к нам поедет: ни квартир, ничего? Да и курсы по повышению квалификации в Хабаровске только в 2021 году будут – их организуют, когда набор будет слушателей, – возмущается Нелли Ильинична.

Сама она попала в Гвасюги по распределению, как говорит – вернулась домой.

– Меня хотели в Еврейскую автономию отправить, в село Валдгейм. Но я не хотела туда ехать! Все глаза выплакала! На моем курсе девушка была, сама родом с "Еврейки", и ее собирались отправить в Гвасюги. А она тоже не хотела. Вот мы и поменялись, – вспоминает Нелли Андреева.

Нелли Ильинична в детстве общалась с родителями на удэгейском. Но после смерти матери в конце 90-х язык стал забываться. Поэтому на курсах в 2006 году ей пришлось буквально учить удэгейский заново.

– Это сейчас я знаю удэгейский процентов на 60. А так, пока не пользовалась, очень много забыла. И дети наши знают какие-то слова в обиходе, а так – учат по-настоящему как иностранный. Можно сказать, у нас два иностранных языка в школе – удэгейский и английский. И когда на олимпиаду приезжали ребята с эвенского села Арка в Охотском районе, то сразу видно было разницу. Они ведь там всегда разговаривают на родном эвенкском. Вот и представьте: или нам своих научить, или те уже все сами знают, – рассуждает Нелли Андреева.

С ней соглашается коллега Ольга Кялундзюга: если и усваивают с детства удэгейские слова, то что-то традиционное. Утварь, предметы быта, какие-то речные снасти, приветствие. Но в быту удэгейским не пользуются.

– Мы больше вставляем словечки из удэгейского в русский. И та же олимпиада по родным языкам проводится раз в два года, и посмотрим еще, будет ли кого отправить на следующий раз. Из-за того, что учебников нет, мы берем много материалов из интернета, подсматриваем в инстаграме. Например, в Красном Яре я хоть сама и не была ни разу, но они активизировались сильно в последнее время, – рассказывает Ольга Степановна.

Удэгейскому у нее учатся не только дети, но и взрослые: для жителей села она организовала кружок по изучению языка. Здесь тоже на всех встречах старается присутствовать носитель языка Валентина Тунсяновна. Но, по словам педагога, все это не то чтобы серьезные курсы, а так, больше информационные встречи:

– Со взрослыми сложнее: не каждый может выбраться после работы. Да и вообще, это все спонтанно получилось. Поговорим, бывает, обменяемся старыми фотографиями удэгейцев, у кого что сохранилось. Больше похоже на междусобойчик, чем на уроки.

Между тем все они согласны – сохранять свой язык нужно. А Нелли Андреева добавляет: местный диалект удэгейского уникальный:

– На Красном Яру больше "джэкают", потому что они китаизированы. Это для них больше Валентина Тунсяновна ввела букву "джэ" в алфавит. А у нас другой язык немного, свой.

Откуда деньги брать?

Глава села Александр Радзиевский гордится школьным музеем, поддерживает Валентину Кялундзюга. Однако признается – его администрация сжата рамками законов буквально со всех сторон. Новую школу в селе пытаются построить с начала 2000-х годов. Но то меняются СанПИНы, то подрядчики "пропадают" вместе с проектами, то банально не находятся средства на строительство. Недавно помещение музея хотели забрать под детский сад. Но глава села заверяет – музей не пропадет.

– Наш музей работает на общественных началах. Мы пытались выбить ставку музейного работника, но нам отказали – не положено. Часть архивов Джанси Кимонко забрали в Гродековский музей в Хабаровске. Но всё мы не отдали: нужно ведь и себе что-то оставить! Это же история, корни, – считает глава села.

Правда в Гвасюгах полно и других насущных проблем, помимо удэгейского языка, музея и школы. С появлением недалеко от границ поселения природного заказника "Чукенский" жизнь здесь значительно осложнилась. Даже поход за черемшой или папоротником теперь требует специального разрешения.

– Еще несколько лет назад Валентина Тунсяновна хотела, чтобы у нас был национальный парк, как на Бикине. И вот недавно она мне первый раз руку пожала, – спасибо, что отговорил. Но и с заказником проблем хватает. У нас охотучастки от дедов еще передаются, а сейчас мы с ружьем не можем туда пройти через территорию заказника. А что такое охотник без ружья в тайге? С голыми руками на медведя? – рассказывает глава села.

Федеральные законы суровы, и нарушение их карается такими штрафами, которые для жителей деревни кажутся просто космическими.

– Мы привыкли здесь жить, питаться рыбой и мясом. Раньше никто нас не гнобил, можно сказать, у нас считалась территория компактного проживания коренных народов. А теперь им без разницы, из какого поселения: Среднехорский или Гвасюги. И штрафы выписывают всем одинаковые. Есть у меня знакомый охотник – у него штраф висит в 800 тысяч рублей. Да что далеко ходить: меня задержали с двумя пакетами рыбы – в одном было восемь килограммов хариуса, в другом пять. Это, если прикинуть, максимум на неделю семье. И в общем мне выписали штрафов на 187 тысяч рублей за два пакета рыбы. Таймень, кстати, в десять раз дороже – по 21 400 голова, хоть маленький, хоть какой. Сам судья сидел, смеялся. А у меня один вопрос: где нам такие деньги на селе брать? Вот и сидят люди со штрафами неподъемными. Так я бы лучше лицензию эту за 450 рублей купил! – рассказывает Александр Радзиевский.

Докучает местным жителям и дорога в село, на которой несколько деревянных мостков. Общественный транспорт ходит только от Сидимы, и оттуда до Гвасюгов около 60 километров пешком или на попутке. Но в сезон паводков бывает и так, что до села не добраться. Например, прошлым летом, когда отмечали праздник, посвященный писателю Джанси Кимонко, гостей из Красного Яра развернули на полпути – из-за распутицы. В этом году в Гвасюгах надеются, что погода не помешает.

Жители села привыкли нарушать федеральные законы: они ходят в тайгу на охоту без лицензии и каждый раз надеются, что пронесет. Валентина Кялундзюга не согласна с таким подходом, она считает, что нужно бороться, писать письма "наверх" и добиваться восстановления льгот для удэгейцев. Древний народ не должен терять чувства собственного достоинства на своей земле.

– Однажды ко мне приезжал ученый японец, который хотел посмотреть наши наскальные рисунки. Он заметил, что удэгейские и японские древние рисунки очень похожи. Я ему рассказала нашу старую легенду: когда-то племя удэге отправило на восточный остров в море тысячу девушек и тысячу парней. Эти молодые люди заселили остров и их потомки живут там до сих пор. Этому острову они дали название "Ибуны": "И" – в переводе с удэгейского "это", "бу" – "наша", "ны" – "земля".

Кроме Валентины Тунсяновны, знатока народного фольклора, почти никто в деревне не знает легенды о заселении Японии удэгейцами. Поэтому жители Гвасюгов не собираются предъявлять свои права на "восточный остров" Ибуны. Им бы со своими проблемами разобраться.