Профессиональный пловец Пётр Патрушев (1942–2016) сумел в июне 1962 года сбежать из СССР и обрести свободу, переплыв без всякого специального снаряжения участок Чёрного моря от приграничного курортного города Батуми до Турции. История его побега из СССР вошла в секретные учебники многих разведок мира. Власти Советского Союза заочно приговорили Патрушева к смертной казни. Мемуары Петра Патрушева так и называются – "Приговорён к расстрелу".
Петр Патрушев родился в 1942 году в Сибири, в деревне Колпашево Томской области. Отец Егор Григорьевич погиб на фронте за месяц до рождения сына. Мать Марина Васильевна Лещина вырастила троих детей. Учась в техникуме в Томске, Петр стал заметным спортсменом-пловцом, его кандидатуру рассматривали для включения в состав олимпийской сборной на токийскую Олимпиаду 1964 года. В университет он не попал – его призвали в армию и определили в армейский Спортклуб в Новосибирске, который называли фабрикой будущих чемпионов. Но неожиданно карьера рухнула: перевод в обычную воинскую часть, без всяких объяснений. Причину Патрушев узнал только 50 лет спустя: его и его тренера, Генриха Булакина возненавидел за своеволие и вольнодумство директор Томского бассейна, некий Школьник, бывший соратник Берии, отправленный в Сибирь после бериевского расстрела. Один звонок от Школьника в новосибирский КГБ – и Патрушева из Спортивного клуба неожиданно переводят в обычную воинскую часть.
Через некоторое время Петр Патрушев, под покровом ночи, тайно плыл в Турцию. Из мемуаров Петра Патрушева " Приговорен к расстрелу":
Теперь я остался с опасностью наедине, без всякой подстраховки
Включился первый прожектор. Он хлестнул море подобно щупальцу гигантского осьминога. Я глубоко нырнул, чувствуя, как растет давление в ушах. Все мои тренировки, испытания на пляже будто бы испарились. Теперь я остался с опасностью наедине, без всякой подстраховки. Вынырнул на поверхность, задыхаясь. Если так реагировать на каждый прожектор, далеко не уйти. Напомнил себе: просто лежать чуть-чуть под поверхностью воды, распластавшись, как медуза, чтобы сберечь силы и не быть обнаруженным.
Почти тотчас же луч прожектора опять прошел надо мной. Я нырнул, на этот раз не столь глубоко. "Медуза, – повторял себе, – медуза". В промежутках между ныряниями быстро плыл, чередуя свободный стиль и движение на спине.
Радость, которую я испытывал поначалу, испарилась.
Впереди и позади прожектора полосовали море. Время от времени луч неожиданно двигался ко мне, заставляя держаться в тревожном ожидании. На платформах прожекторов стояли молодые солдаты с неутоленным инстинктом охотников и рыбаков. Гордые, они выловили бы меня, извивающегося, как пойманная рыба, и доставили на заставу. Там меня демонстрировали бы как военный трофей, а молодых солдат наградили, дали медали за мужество в поимке опасного беглеца, скорее всего, шпиона.
Почему он решил бежать из страны? Как оказался в море? Вот что пишет в биографическом очерке о Петре Патрушеве его тесть, журналист Азарий Мессерер:
Этот легендарный заплыв мог быть осуществлен только атлетом, хорошо подготовленным и физически, и психологически к невероятному испытанию. И дело не столько в сильных течениях или подъемах ледяной воды со дна. Главное было проплыть незамеченным сквозь невидимый заслон границы, необходимо было обойти сети, поисковые прожекторы, камеры наблюдения, радары и патрульные катера, вертолеты и самолеты пограничников, да еще и военные базы подводных лодок, что удлиняло и без того невероятный маршрут в несколько раз.
Плывя в ночи, он старался не думать об опасности, а рисовал в уме образы матери, родных, картины родной природы. Да, у него действительно было очень трудное детство. Он рос в голодной и холодной сибирской деревне, без отца, погибшего на фронте, с матерью, загрубевшей от тяжких испытаний и свято верившей народной присказке: "Пожалеешь палку – испортишь ребенка". Спасался он от жестокой действительности, погружаясь в мир книг.
Из мемуаров Петра Патрушева " Приговорен к расстрелу":
Мои сверстники называли меня Звездочетом, поскольку я на какое-то время оказался настолько вовлеченным в научную фантастику, что искренне верил, будто то, о чем читаю в книгах, происходило наяву – где-то в лучшем, загадочном и по-настоящему интересном мире...
Армейская часть, куда попал Петр после неожиданного завершения своей спортивной карьеры, оказалась далеко не курортом. Азарий Мессерер пишет:
Ему угрожает расправой старшина за то, что он защитил от него приятеля, которого тот пытался ударить.
От него требовали признать себя шпионом, заброшенным на подводной лодке с целью сбора сведений о береговых объектах
Чтобы спастись от увечий или даже смерти, Петр решает прибегнуть к хитрости и выдать себя за психически больного. Ему удается обмануть врачей, и он попадает в Томскую психиатрическую больницу. Но укрыться там надолго не удается: друзья, студенты-медики, сообщают о том, что врачи собираются "лечить" его сильнейшими препаратами. И тогда в одном больничном халате Петр бежит из психушки в единственное покуда безопасное место – в дом своего тренера по плаванию. Впоследствии Петр сильно переживал из-за того, что навлек на своего спасителя преследования властей, и в течение многих лет стремился посильно помогать материально ему и его близким.
Описание дерзкого побега занимает лишь две главы книги, за которыми следует пересказ и других злоключений, непредвиденных, тяжелых – и поразительных. Скажем, полтора года в турецкой тюрьме. Ведь Петр был единственным пловцом за всю известную историю, который смог проделать немыслимо трудный путь бегства из СССР по морю, и в Турции ему не поверили! От него требовали признать себя шпионом, заброшенным на подводной лодке с целью сбора сведений о береговых объектах. На нем тренировали турецких следователей, выдавших ему все следственные фокусы по полной программе: от бесконечных "конвейерных" допросов без сна и пищи до фиктивного расстрела холостыми патронами.
Оказавшись после всех мытарств на свободе, Петр все время стремился доказать самому себе, что его выбор правилен, что в свободном мире ему удастся отыскать дело по душе, обрести призвание. Отсюда его постоянные искания и метания, перемена мест и профессий. Сначала работая на Би-би-си, Петр потом становится ведущим собственных программ "Завтрашний день планеты" и "Внутренний мир человека" на радиостанции "Свобода". В них он обрел полную самостоятельность – писал и вещал только о том, что его глубоко волновало. А это были, в частности, защита окружающей среды, психология, восточные философские учения и, конечно, спорт, которым он серьезно занимался всю жизнь.
Петр Патрушев был, конечно, не единственным, кто вплавь достигал турецкого берега, но он, несомненно, один из первых.
Из книги "Приговорён к расстрелу". Сухуми, лето 1962 года, канун побега.
– Позолоти ручку, красавчик! – цыганка бесцеремонно схватила меня за руку и начала говорить что-то о моих “сердечных делах”. Я ответил, что мне это неинтересно, и попытался вырваться. Не тут-то было! Загорелые пальцы крепко впились в рукав. Она посмотрела на меня своими сверлящими карими глазами и произнесла нечто, отчего мурашки забегали по спине:
– Ты в смертельной опасности. Можешь кончить в казенном доме, если не поостережешься. Позолоти ручку рублем, и я скажу тебе твою судьбу.
Почти против своей воли я вынул из бумажника пятирублевку и отдал ей. Цыганка моментально спрятала ее.
– Одна из твоих дорог ведет в казенный дом, другая – за кордон. Ты станешь богатым и знаменитым, если выберешь вторую.
Странность этого предсказания трудно понять тому, кто не жил в коммунистической стране, где сама идея отправиться за кордон для большинства людей была равнозначна путешествию на Луну. Таким "невыездным" оставалось одно – нелегальное пересечение границы. Но оно имело ранг высшего предательства и наказывалось, если еще повезет, многими годами тюрьмы. Или расстрелом. Меня охватила паника. Кто эта женщина – провокатор, агент КГБ? Или на самом деле цыганка, прочитавшая мои тайные мысли? С того момента, как я ступил на землю Грузии, я не мог избавиться от чувства, что за мной кто-то наблюдает, – случайные прохожие, кассирша из газетного киоска, вездесущие пионеры... Удивительно, но еще в начале лета Мария, мать моего друга, у которой я квартировал в Батуми, также вызвалась погадать мне на кофейной гуще и сказала, что у меня два пути: один ведет назад и теряется в темноте, а второй означает "путь в незнакомые земли"! Пыталась ли она таким образом намекнуть, что догадывается об истинной цели моего приезда в этот приграничный город? Или сама Судьба подавала мне знак через нее?
***
Мне только что исполнилось двадцать лет. Я был дерзким, упрямым, независимым и довольно начитанным молодым человеком, хотел путешествовать, изучать языки, читать закрытую от нас литературу, увлекался историей, философией, психологией, медициной, занимался йогой, гипнозом и психотехниками, пробовал писать. Меня не устраивала безысходность, в которой мы все тогда жили; не прельщала перспектива быть покалеченным в армии… Сказалось, быть может, что я вырос в Сибири и привык сам себе выбирать дорогу.
Я не хочу уснуть, как рыба,
В глубоком обмороке вод.
И дорог мне свободный выбор
Моих страданий и забот.
Предсказания о пути за кордон не казались мне тогда совсем случайными, они одновременно поддержали мою уверенность в правильности сделанного выбора, но и настораживали меня еще сильнее. Вопроса верить гадалкам или не верить, как-то не возникало – Россия страна мистическая; здесь чаще, чем в других краях, родятся пророки и целители (каким был мой прадед Мирон), а в головы спящих залетают вещие сны. Такие сны видели, например, мои мама и брат. Когда отец ушел на войну, мать не знала, что беременна мной. А незадолго до того, как узнала, ей приснился яркий пророческий сон: будто поймала она в поле маленького зайчика с черной лоснящейся шкуркой и, взяв его в руки, поняла, что это – мальчик. Зайчик потом убежал, и мать часто вспоминала этот сон, уже узнав о моем побеге. Много лет спустя, когда я уже жил на Западе, она как-то сказала мне, что не была удивлена моим побегом: "Когда ты учился в Томске, к нам в дом пришла цыганка и предсказала, что ты окажешься за границей, напишешь книгу и станешь богатым человеком". Часть этих предсказаний уже сбылась, и хотя я не нажил особых богатств, я по крайней мере выжил и мог продолжать учиться, жить и мыслить на свободе. Конечно, сейчас, трезво обдумывая все, что произошло, я уверен, что главной причиной моего побега не были какие-то предначертания судьбы, но режим, при котором нормальные изгибы человеческой жизни преломлялись через систему, жестоко каравшую любое непослушание или инакомыслие. То, что в нормальной стране воспринималось бы вообще как норма или, по крайней мере, как нормальная болезнь роста, в СССР каралось тюрьмой, психушкой, или еще хуже, как в моем случае, "вышкой". Говорят: дом – это там, где твое сердце. Вспоминаю ли я о России? Там мои таежные корни, в этой земле лежат мои деды-прадеды, отец, мать и брат; там живут моя сестра, племянники, друзья. И хотя мой расстрельный приговор был отменен в 1990 году, появляется иногда, чаще всего в сновидениях, подсознательная и теперь уже совершенно необоснованная тревога:
Бывают ночи: только лягу,
В Россию поплывет кровать,
И вот ведут меня к оврагу,
Ведут к оврагу – убивать.
Что это – "комплексное посттравматическое расстройство", от которого страдают многие, кто прошел через советские реалии? С тех пор как я покинул Родину, я прожил, по меньшей мере, две жизни – сначала русского эмигранта, потом гражданина мира, ушедшего насколько только можно было от русских корней. И вот, в ставшей привычной Австралии, в небольшой деревушке на берегу океана – уже третья жизнь. Она дала мне свободу вспомнить прошлое и поделиться им с теми, кому не было дано пережить то, что пришлось пережить мне…
Тесть Петра Патрушева журналист Азарий Мессерер пишет:
В книге Патрушева "Приговорен к расстрелу" много экзотики. Вместе с автором мы переносимся из России в Турцию, затем в Австралию, потом в различные страны Западной Европы и Азии, а также в США. Например, автор рассказывает, как на острове Фиджи он был почетным гостем вождя племени, которое еще несколько поколений назад занималось людоедством, как посетил калифорнийскую коммуну среди последователей культа индийского гуру Раджниша, как знакомил австралийских аборигенов с компьютерами. Трансцендентальной медитации он учился непосредственно у Махариши Махеш Йоги, а философ Джи́дду Кришнаму́рти оказал большое влияние на его поиски смысла.
Нигде в книге мы не находим и тени самолюбования. Наоборот, он не стесняется писать о своих недостатках, душевных кризисах, депрессии
Петр многое повидал, многому научился, свободно овладел несколькими языками, включая турецкий. Однако нигде в книге мы не находим и тени самолюбования. Наоборот, он не стесняется писать о своих недостатках, душевных кризисах, депрессии.
В Австралии, получив университетское образование, Патрушев стремится познакомиться с новейшими исследованиями в различных науках, прежде всего в биологии, психологии и альтернативной медицине. Помимо книг, ему помогли многочисленные встречи с учеными, о которых он рассказывает в своей книге. Запоминается, например, яркий портрет знаменитого ученого из Аризоны профессора Эндрю Уэйля, советам которого о том, как прожить дольше и полнее, реализуя свой потенциал, был посвящен целый номер журнала "Тайм". Параллельно Петр заслужил широкую репутацию синхронного переводчика и в этом качестве работал на известнейших телеканалах ABC и SBS, на многих международных конгрессах и симпозиумах. Именно ему было поручено переводить премьер-министрам Австралии Кевину Радду и Джону Говарду на встречах, соответственно, с Михаилом Горбачевым и Владимиром Путиным. Я сам был синхронным переводчиком, и мне оставалось только восхищаться и профессионально завидовать его мастерству. Думаю, что, помимо врожденного дарования и благоприобретенных навыков быстрого переключения с темы на тему, с языка на язык, высочайший класс в синхронном переводе был достигнут им также благодаря эрудиции – обширным и разнообразным знаниям.
После реабилитации, то есть отмены расстрельного приговора, Петр девять раз побывал в России и в девяностых годах работал старшим консультантом по вопросам бывшего в СССР Объединения по разрешению конфликтных ситуаций Стеллы и Хелен Корнелиус (Conflict Resolution Network, CRN), которое стояло у истоков Миротворческого и конфликтологического центра Сиднейского университета. Петр был основателем центра CRN в Москве и опубликовал собственный перевод книги, изданной CRN, Everyone Can Win ("Выиграть может каждый").
И, разумеется, поразителен тот факт, что Петр написал несколько книг на английском языке, в том числе футуристический роман Project Nirvana: How the War on Drugs was Won ("Проект "Нирвана": как пришла победа в войне с наркотиками"). Это сатира, дистопия о социальном практическом эксперименте по достижению всеобщего мира и завершению бессмысленной войны с наркоманией.
Его книга The Transcendent Ape ("Трансцендентальная Обезьяна") была последней, о ней он говорил так: "Я описываю условия существования человека с точки зрения истории глобальной эволюции – истории примата из класса млекопитающих, подвергшегося невероятной селекции, которая обусловила его выживание в том виде, в каком он дошел до наших дней, со всей его тягой к геноциду и экоциду наравне с его величайшими достижениями науки и искусства".
Один из визитов Патрушева в Москву совпал с провалившимся путчем 1991 года, и он с радостью присоединился к ликующей толпе у Белого дома. Но его впечатления от сегодняшних будней России полны грусти. Похоже, что свобода выбора обернулась трагедией для многих на его родине. Он пишет: "Наш закрепощенный народ, не привыкший к самостоятельному принятию решений, не нашел сил справиться с этой свободой... Одна надежда: Россия всегда славилась талантами...".
После долгих испытаний Петр Патрушев нашел и личное счастье: он женился на Алисе Мессерер, моей дочери, и вместе с сыном Андреем они поселились на берегу Jervis Bay, одного из самых красивых заливов Тихого океана, в Австралии. Там он вполне мог оценить мудрость китайского философа Чжуан-цзы, которую приводит в заключительной главе книги: "Когда обувь по ноге, забываешь о ноге, когда пояс по талии, забываешь о животе, когда сердце на месте, уходят сомнения".
Я регулярно (раз в два года) прилетал к ним, в Австралию, и постоянно разговаривал с Петром по скайпу. Мы путешествовали по стране – Петр за рулем автомобиля, и я узнавал от него массу интересных сведений о его второй родине. С ним всегда было легко – любые трудности он мгновенно отметал своим любимым выражением: No problem – и в самом деле быстро находил выход из непредвиденной ситуации. Петр любил исполнять своим звучным и красивым баритоном русские романсы и песни. Ко всему прочему, он был прекрасным педагогом: я был очень благодарен ему за то, что он научил и меня, и моего внука плыть правильным кролем на дальние дистанции. "Главное, – говорил он, – овладеть скольжением по воде, без лишних усилий".
В 2010 году Петр Патрушев дал интервью русскоязычной австралийской газете "Единение". Он рассказывал о своей литературной и журналистской работе вне России.
Корреспондент: Работая радиожурналистом на Би-би-си и Радио Свобода, какие встречи вы проводили в студии? Были ли у вас передачи по культуре, истории, искусству или только по политике? Кто из собеседников заинтересовал больше всего?
Петр Патрушев: Практически все, от театральных рецензий до спорта. Писали и катались со смеху на Би-би-си, создавая юмористический журнал, что-то вроде английского "Гун шоу", со всевозможными эффектами. Учил медитировать на Радио Свобода, раздавая слушателям мантры прямо в эфире. Тренировал Ванессу Редгрэйв на Би-би-си читать в эфире письмо протеста по-русски, стараясь не смотреть на ее кофточку из модного в то время прозрачного материала.
Но больше всего горжусь многолетними сериями передач на "Свободе": по экологии, "Завтрашний день планеты" и психологии, "Внутренний мир человека". Это было совсем новым для "Свободы": "острые" материалы, основанные на живых интервью со специалистами и авторами в областях, которые обычно обходили стороной на "Свободе". Мои передачи много раз пытались "зарезать" за отсутствие прямой пропагандистской направленности в пользу Запада, хотя я пытался доказать, что люди в СССР не так глупы, чтобы верить, что на Западе все хорошо, и что правда, в частности об экологических проблемах в Америке, – лучшая пропаганда.
Корреспондент: Что вам нравилось в работе журналиста?
Петр Патрушев: Доносить до слушателя/читателя необычные точки зрения. Когда несколько лет публиковал на английском статьи в The Sydney Morning Herald или выступал по национальному радио Эй-би-си, были встречи с читателями и слушателями на семинарах и лекциях в Австралии. Меня всегда радовал интерес грамотных австралийцев к России и к русской культуре.
Корреспондент: Вы работали в горячих точках нашей планеты...
Петр Патрушев: На Кавказе, в Ливане, Израиле. Вел семинары/тренинги по разрешению конфликтов.
В Пятигорске меня и моих иностранцев/тренеров чуть не переехал автомобиль на горной дороге. Не знаю, пьяные были или по замыслу. Иностранцы сильно испугались. Они такого не видели.
В Ливан приехал с группой тренеров под эгидой ЮНЕСКО сразу после окончания гражданской войны. Страшно было за ливанцев. Нас хорошо охраняли.
Корреспондент: Кроме работы переводчика, Вы занимаетесь и литературной деятельностью. В 2005 году вышла в свет ваша книга с громким названием "Приговорен к расстрелу".
Как пришла идея написания этой книги и долго ли вы над ней трудились?
Петр Патрушев: Сначала я диктовал книгу на магнитофон по-английски как своего рода исповедь после тайной встречи с сестрой в Индии в 1986 году, после 25 лет разлуки. Потом я много раз правил ее на английском, но никак не мог закончить: жизнь шла слишком быстрыми темпами.
Русского читателя и аудиторию я не чувствовал. Только когда мои друзья в Москве перевели книгу на русский, я начал над ней работать и, наконец, в 2005 году она вышла в издательстве "Нева".
Так что "работал" я над ней 20 лет.
Корреспондент: Что вы отвечаете скептикам, которые не верят, что вы самостоятельно переплыли довольно длительную дистанцию по воде?
Петр Патрушев: Пусть они расскажут, как же я выбрался в Турцию. И почитают все документальные материалы в моей книге.
Но – и я впервые говорю это, и только по случаю Дня переводчика, и только для читателей газеты "Единение" – на самом деле я прилетел в Турцию на попутном НЛО. Ждите подробностей в романе "Как НЛО вырвал меня из лап КГБ".
Журналист Азарий Мессерер рассказывает:
Петр скоропостижно скончался 28 марта 2016 года от инсульта, случившегося на пляже Murrays Beach в обожаемом им заливе Jervis Bay.
О его жизни можно посмотреть документальный фильм на YouTube: The Man who Swam from Russia ("Человек, который уплыл из России") режиссера Майка Руббо, можно послушать интервью с ним на русском языке на сайте www.pyotr-patrushev.com, а также на английском – по каналу ABC с прославленным журналистом Ричардом Фидлером. "Жизнь русского переводчика Петра Патрушева похожа на приключенческий роман… Петр удивительный, незаурядный человек, прославивший Австралию", – отметил Фидлер.
Петр Патрушев, из книги "Приговорен к расстрелу".
Свежесть утра наполнила воздух ожиданием. Все было готово. Я, как обычно, пошел на тренировку, но много не плавал. Пожаловался на плохое самочувствие и сказал, что после обеда не приду. Тейя посмотрела на меня вопросительно, но ничего не сказала. Интересно, как много она знала.
Море для моей цели выглядело превосходно: волны около трети метра высотой, спокойно катящиеся, стабильные, насколько хватал глаз. Такой же прогноз погоды дали на ближайшую пару дней.
Направляясь после обеда в общежитие, следил, нет ли хвоста КГБ. Кажется, горизонт ясный. Соседа по комнате тоже нет. На всякий случай еще раз убедился, что все готово: снаряжение уложено в сумку, похожую на ту, с которой обычно ходил на тренировки. Купальные принадлежности, пояс с документами, игла и компас, прикрепленные к поясу, небольшой нож. Взял самое необходимое, понимая, что каждый лишний грамм будет мешать достичь цели. Наконец, я был готов. И, лежа на кровати, коротал последние часы. Надо быть на полигоне прямо перед заходом солнца. Как знать, может быть, в это самое время сюда уже нагрянут с арестом? Около пяти часов, минут за двадцать до предполагаемого возвращения моего соседа с завода, я прошел по длинному коридору общежития и выпрыгнул из окна второго этажа на пустынный задний двор. Затем перелез через невысокий штакетник и быстро пошел по тропинке в сторону пляжа. Все шло согласно плану. Достигнув полигона, через дыру в заборе пролез внутрь. Снял с руки часы и закопал их в жесткую, сухую от зноя землю. Они мне были больше не нужны. Это был мой последний вечер на советской земле. Нужно было залечь в траве и переждать час-полтора до наступления сумерек. Заброшенный полигон с ветхим забором вокруг него стал моей стартовой площадкой. Высокие тополя, росшие по краям размытых оросительных каналов, покачивались под легким ветерком, подобно вытянутым антеннам, отбрасывая последние вечерние тени на забор.
Пролежав, как мне показалось, бесконечно долгое время в траве, осторожно огляделся вокруг, просматривая каждый кустик. Оставалось примерно еще около получаса до того момента, как начнет темнеть и включатся прожектора. Ощупал мое снаряжение. Все было в порядке: ласты в сумке, герметично упакованные документы, нож, игла, компас, даже плитка шоколада для подпитки, которую прихватил в последнюю минуту. Я начал продвигаться ближе к берегу, медленно переползая по высокой траве. Услышал голоса впереди себя. Пограничный наряд? Или просто жители пришли за травой?
У меня не оставалось времени выяснять. Надо было предполагать худшее. Нельзя было двигаться ни вперед, ни назад. В любой момент вспыхнут прожектора. В общежитии мой сосед мог уже заметить мое исчезновение и сообщить в КГБ.
Я сделал единственно возможную в моем положении вещь. Надел снаряжение и сполз в пахнущую тиной воду оросительного канала. Вода была солоноватой – канал соединялся с морем.
Следующая задача – миновать предполагаемый наряд пограничников без малейшего всплеска или шума. Я нырнул и тихо поплыл, гребя руками брассом, ногами в свободном стиле. Проплыл таким способом метров сто, едва показываясь из воды, затем осторожно высунул голову наружу. Огоньки сигарет и голоса были позади. Я продолжал плыть и нырять. Берег начал растворяться в наступающих сумерках. Через несколько сотен метров я перевернулся и поплыл на спине. Первые бледные огоньки стали появляться в городе. Семьи собирались на ужин, шла обычная, мирная беседа, мужчины пропускали стаканчик красного вина, женщины подавали острые грузинские блюда, которые я успел полюбить.
Я почувствовал огонь другого вина в крови. Оно обострило чувства и влило тонус в мышцы. Море ритмически покачивало тело, когда я продвигался вперед. Сердце вызванивало единственное слово: "Турция… Турция… Турция…"
Радость, столь внезапная и столь непривычная за последнее время охватила меня. Я сделал это! Я сбежал! Ладони врезались в воду, тело, движимое ластами, скользило сквозь воду почти без усилий.
Я мысленно видел майора Эмниешвили, распекаемого начальниками, уже без его высокомерной усмешки. Ха-ха! Вы думали, я буду ждать, пока вы меня возьмете? Я видел гэбэшников, яростно перерывающих оставленные мною вещи. Счастливо!
Послесловие:
"Вы хотите быть правым или счастливым?" – так называлось интервью новосибирского журналиста Виктора Юкечева с Петром Патрушевым, опубликованное в "Сибирской газете" 29 октября 1990 года. И был там такой подзаголовок: "Если счастливым, то должны уметь встать в чужие ботинки. Эта английская поговорка становится сегодня особенно актуальной для нашего многострадального общества. Размышления русского эмигранта".
– Петр Патрушев приехал в Новосибирск в 1990 году, когда получил возможность вернуться в Россию, после того как с него была снята судимость за "измену Родине" с приговором – к высшей мере наказания. А я познакомился с ним в 1986-м в Сан-Франциско, где побывал вместе с группой новосибирских школьников-программистов во главе с академиком Андреем Петровичем Ершовым. – вспоминает Виктор Юкечев – А Петр был переводчиком на одном из наших мероприятий, уникальном по тем временам, это был телемост Сан-Франциско – Москва. Несколько десятков людей по обе стороны океана. Кто-то знал языки лучше, кто-то хуже, кто-то (как я) не знал английского совсем. Но мы абсолютно адекватно понимали друг друга. И это с одним переводчиком! По окончании я вышел покурить на балкон, некурящий Петр стоял рядом и, как мне показалось, медитировал. "Вы замечательно говорите по-русски", – сделал я ему комплимент. "А почему же нет! – отвечал он. – Я же русский, родом из Колпашево". И между нами, сибиряками, завязалась чисто географическая беседа: я сообщил ему, что живу в Новосибирске, хотя родился в Западной Украине. "А где живете вы?" – спросил я его. Он показал куда-то вдаль: "В этом городе я живу во-о-он там, а еще у меня квартира в Германии и дом в Австралии. Я, вообще, гражданин Австралии". Далее была немая сцена: у советского журналиста (напоминаю, это был я в 1986 году!) просто отвисла челюсть. И еще он мне сообщил, что у него в Новосибирске живет родная сестра. Он назвал ее имя и отчество. И я, оказывается, ее прекрасно знал! Но Петр попросил не упоминать ее в моих публикациях (если они будут) – есть, мол, некоторые обстоятельства, которые могут ей повредить. "Но она тебя сама найдет", – сказал он мне на прощанье. Один из "знающих" взрослых в нашей детской делегации с убежденностью сказал мне тогда: "Это враг".
По возвращении в Новосибирск мне действительно позвонила Екатерина Егоровна, старшая сестра Петра: "Витя, ты был в Америке?" Я начал было взахлеб рассказывать ей про встречи советских и американских сверстников в компьютерных классах разных школ и университетов. Дошел до встречи с Петром. "Нет-нет, – как-то испуганно прервала меня она. – Не сейчас, не по телефону. Вот встретимся, и расскажешь…" Встретились мы через несколько дней. И она в подробностях поведала мне невероятную историю о побеге своего брата из СССР в Турцию через Черное море. И о "высшей мере", которая на ту пору еще не была отменена. И о том, что всю последующую жизнь нигде в своих анкетах она не упоминала о брате Петре.
Но прежде чем продолжить, я хочу рассказать совсем немного о том, как и почему вообще состоялась та самая поездка в США "советских компьютерных вундеркиндов". Вам станут чуть более понятны и то время, и опасения Петра и его сестры. Идея организовать поездку советских школьников в Америку появилась в 1985 году у двоих замечательных американцев Danan Parry и Diana Glasgow, "гражданских активистов" (как бы назвали их сегодня), которые создали общественную организацию Holy Earth Foundation. Сама модель этой поездки – предполагалось, что в каждом городе советские дети будут жить в самых обычных американских семьях! – вводила в глубокий ступор советских официальных собеседников: как это – в семьях, где все вокруг американцы? Но Дэнэн был воодушевлен: "Но у вас же уже другие времена! У вас уже Горбачев! И у нас, – на полном серьезе говорил он, – тоже новое мышление!" Душа России видит опять старые, полузабытые сны, уже на видеоэкране, не осмыслив еще как следует недавних кошмаров. И нет ей времени очнуться. Дай ей Бог провидения и силы. И пока академик Ершов пробивал эту поездку через Академию наук СССР, Дэнэн "ходил по инстанциям". И кто-то посоветовал ему поговорить на эту тему в "Московских новостях", которые в те времена еще не считались "флагманом перестройки" (которой, впрочем, еще и не было), но заместителем главного редактора "МН" тогда был замечательный советский журналист-международник Александр Пумпянский. И как по-детски смеялся Дэнэн Перри, когда пересказывал свой визит к Пумпянскому! Внимательно выслушав американца, тот, смеясь одними глазами, со словами "Мы никогда не отпустим наших замечательных детей в вашу ужасную страну!" позвонил по прямому телефону Александру Яковлеву (который тогда еще не был членом Политбюро и "архитектором перестройки", а "всего лишь" занимал должность заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС). Я не знаю, что ответил Яковлев Пумпянскому. Но вопрос вскоре был решен: поездка советских школьников к американским сверстникам была разрешена "на самом высоком уровне".
Ну, и еще, к слову: я попал в эту группу совершенно случайно – из списка в последний момент был выведен один из мальчиков, чей отец оказался "невыездным". И освободившееся место обком комсомола, который комплектовал эту группу, предложил мне, в качестве журналиста. Мотивация тоже была забавная: "Тебя же уже проверяли перед АПН, а совсем нового кандидата проверить уже не успеют…" – сказали мне в обкоме. Поясняю: буквально несколько месяцев назад я был приглашен на работу в АПН (Агентство печати "Новости") – создавать Западно-Сибирское отделение, а до этого редактировал областную молодежную газету. Видимо, где-то в моем досье стоял гриф "надежен" или что-то типа того...
…И вот, четыре года спустя, в Новосибирске, я напомнил Патрушеву о нашей встрече в Сан-Франциско и словах в его адрес "это враг". Петр грустно улыбнулся.
– Вы хотите прокомментировать это? – спросил я его.
– Нет, не хочу. Мне кажется, люди в нашей стране уже устали от подобных тем.
Так началась наша беседа, в которой слова "наша", "у нас" употреблялись Патрушевым то по отношению к СССР, то к Австралии. Виктор Юкечев и Петр Патрушев, Сан-Франциско, 1986 год Виктор Юкечев и Петр Патрушев, Сан-Франциско, 1986 год. Напоминаю: это октябрь 1990-го: уже прошел XXVIII, последний съезд КПСС (делегатом которого я был, как и многие – в надежде, что из "демократической платформы" этой партии сформируется нормальная социал-демократическая); мы в "Сибирской газете" уже расформировали свою партийную организацию (чем сильно озадачили обком КПСС – не один человек вышел, а вся организация!); но СССР еще жив, и никто не знал, что жизни этой отмерено всего несколько месяцев…
Далее я просто процитирую некоторые фрагменты этого интервью. Не хочу пересказывать, дабы избежать искушения сказать что-то точнее, интереснее или, как нередко кажется, "умнее"…
– Зная различные модели общественного устройства, как бы вы охарактеризовали нынешнее состояние советского общества?..
– ... Мне кажется, что страна сейчас напоминает приют для беспризорных... Ведь приют – это где нет отца, да? Давайте пока примем эту аналогию как временную и посмотрим, как это могло произойти. Мне кажется, что в русской психологии, в русской душе произошел перелом, когда были зверски убиты царь, его семья и наследник престола... Быть может, он (царь) был и не очень хорош, но тем не менее, была такая институция... И вот какая-то часть народа решила, что он не нужен. А если мы уничтожаем отца, то неизбежна тяжелейшая ломка сознания. И кто-то должен занять его место... И тогда на место отца приходят, как мне кажется, псевдоотцы. Сначала – Ленин, потом – Сталин. Оба они были социопаты. Социопат – это человек, подчиняющий совесть социальной цели. Он может совершить любое злодеяние и совершенно не мучиться после этого. Так что размышления – был ли Сталин шизофреником или параноиком – неверны, он был "обыкновенным" социопатом... Социопата не раскусишь: шизофреника – да, дебила – да, а вот социопата – нет, потому что во всем остальном он – обыкновенный, здраво рассуждающий человек. ... Почти все революции глобального характера проходили по одному и тому же рецепту: устаревала старая власть, расшатывались ее устои…Но "дети", то есть народ, вместо того чтобы найти какие-то конструктивные решения, искали псевдоотцов, находили тиранов, и в конце концов система превращалась в такую же, как и раньше – систему эксплуатации, но с гораздо более развитым механизмом репрессий. Естественно: вы создаете новый Иерусалим, хотите создать рай на земле и бросаете вызов всему миру. Ваш вызов принимают… и тогда у вас появляется оправдание ввести террор. Это можно было предусмотреть – такое происходило несколько раз в истории. …Характерная черта инфантильной цивилизации – компенсация гигантизмом.... Еще одна черта инфантильной цивилизации – максимализм... У нас всегда было ощущение, что мы несем нечто совершенно особое миру, и эта претензия на мессианство – тоже черта инфантилизма. Потому что она вырабатывает нетерпимость, жестокость, бескомпромиссность. Это компенсированная неуверенность в себе, которую можно назвать заимствованным словом "блеф". Так большая часть такой цивилизации становится основанной на блефе. ...Но вот сейчас мы подошли к такому этапу, когда Иванушка-дурачок должен перерасти в нормального Ивана Петровича, гражданина Земли. Мы потеряем, конечно, некоторые претензии на мессианство, потеряем возможность искать себе каких-то новых идеальных отцов и матерей, когда поймем, что должны сами себя воспитывать, каждый – сам себя... (Далее он рассказал о том, что австралийская организация по разрешению конфликтов Conflict Resolution Network создает в России добровольную сеть обучения специалистов, которые смогли бы стать посредниками или консультантами при возникновении различных конфликтов...) И я спросил у него:
– А теперь, Петр, скажите честно: вы считаете, что знание методики разрешения конфликтов поможет нашему обществу избежать гибельной конфронтации?
– Не знание методики, а познание природы любого конфликта, понимание того, что любое общество, как и мир в целом, состоит из противостоящих сил, определяющих, очерчивающих друг друга и находящихся в состоянии неустойчивого равновесия. Сотрудник КГБ может быть зеркальным отражением диссидента и наоборот. По-настоящему карать и осуждать мы можем только маленьких сталиных, ютящихся в нашей собственной душе. Прогресс заключается во все более ясном осознании того, что мир наш и его конфликты есть отражение нашей души, ее несовершенства и непрекращающегося устремления к гармонии и совершенству. Конфликт становится тогда толчком к очищению души и превращению наших страхов, опасений и желаний в энергию, которая пробуждает сочувствие и любовь к ближнему и к себе самим....
Потом, уже в 1992-м, он прислал нам статью, как он написал, – тезисы своей будущей книги "Возвращение в Сибирь". Там он впервые рассказал сибирякам свою историю побега-возвращения. И заканчивалась она так: "…Душа России видит опять старые, полузабытые сны, уже на видеоэкране, не осмыслив еще как следует недавних кошмаров. И нет ей времени очнуться. Дай ей Бог провидения и силы". Он всегда смотрел чуть глубже и видел чуть дальше. Спасибо, Петр! Не могу согласиться с тем, что тебя уже нет с нами…
