Текст: Карина Пронина, "Люди Байкала"
Мы изучили, как менялось отношение людей к гибели российских военных в Украине за два года "спецоперации". Что думали тогда и думают сейчас о потерях родственники и знакомые военнослужащих. И как комментируют это отношение исследователи, которые занимаются темами войны и смерти.
У иркутянки Александры Ивановой сын-контрактник погиб весной 2022 года. На комоде в своей комнате она сделала импровизированный алтарь – поставила рядом фото военного и икону Николая Чудотворца. Иванова говорит журналистам ЛБ, что не одобряет "ужасную" войну в Украине, но не может назвать сына оккупантом или убийцей. "Игорёк там в кого-то, может, и стрелял. Но он для меня был и остаётся героем, – рассуждает Александра. – Хотя смотришь на других погибших – у некоторых такие лица некрасивые. Иногда я даже думаю, что вот они, другие – оккупанты. А мой Игорёк – нет".
54-летняя Александра, вспоминая о сыне, рассказывает в основном о его детстве. В пять лет он облился кипятком, но "не заплакал". В десять – потерял ключи от дома и несколько часов прождал мать у двери. В 15 – влюбился в одноклассницу и подарил ей велосипед. Иванова описывает Игоря как "лучезарного мальчишку".
В 18 лет его призвали в армию, через год он заключил контракт. В 23 года отправили в Украину, где Игорь попал под миномётный обстрел. Иванова не знает, приходилось ли её сыну убивать других людей. Она вздрагивает, когда я задаю этот вопрос. "Нет, – восклицает она. – Не могу даже думать об этом!"
Потом Александра рассказывает – ей часто снится, как погибает Игорь. "То в него пуля попадает, то осколок, – вздыхает она. – Но никогда, никогда не было такого, чтобы Игорь в кого-то стрелял".
"Очень горжусь, что он у меня такой"
"Люди Байкала" подсчитали, что к 15 февраля 2024 года погиб минимум 2261 житель Бурятии и Иркутской области. Это люди, чьи имена и фамилии нам удалось найти на сайтах администраций и школ, в пабликах и соцсетях. Не было и недели, чтобы в нашем списке не появлялись новые имена – иногда сразу по 30–40 человек.
Очевидно, что на самом деле погибших гораздо больше. Но и 2261 человек – огромная цифра. Особенно если её сравнивать с потерями двух регионов в Афганистане и Чечне – в этих конфликтах тоже участвовали прибайкальские военные. В Афганской войне за неполных десять лет погибли 57 жителей Бурятии и Иркутской области – это в 40 раз меньше, чем за два года "спецоперации". В Чечне – 349 человек. Гораздо больше, чем в Афганистане, но всё же в 6,5 раз меньше, чем сейчас.
Почему в Бурятии больше погибших, чем в Иркутской области
В Бурятии намного больше подтверждённых погибших (1284 человека), чем в Иркутской области (977). При этом население Бурятии составляет менее миллиона человек, а в Иркутской области живут 2,3 миллиона. Почему такой разрыв?
В Бурятии находятся крупные воинские части, которые с самого начала участвовали во вторжении в Украину и понесли большие потери. Это 5-я танковая бригада и 11-я десантно-штурмовая бригада в Улан-Удэ, 37-я мотострелковая бригада в Кяхте.
Кроме этого, Бурятия – один из беднейших регионов России. Сначала социальным лифтом здесь была служба в армии по контракту. Сейчас таким лифтом стала война. Мы не знаем, сколько добровольцев отправилось в Украину из прибайкальских регионов. Но у нас есть данные, сколько их погибло – по открытым источникам, Бурятия потеряла 413 человек, а Иркутская область – 398.
Если о погибших есть хоть какая-то информация, то о раненых и пропавших без вести можно найти только отрывочные сведения. Например, в середине февраля этого года глава Бурятии Алексей Цыденов встретился с участниками войны и их семьями из Кабанского района Бурятии. После встречи местные СМИ рассказали, что в Украине пропали 14 жителей района – большая часть под Угледаром. 37 человек были ранены, семеро стали инвалидами.
При этом в нашем списке погибших – 77 уроженцев Кабанского района. Как могло получиться, чтобы раненых – в два раза меньше? Соотношение раненых и убитых в современных войнах составляет в среднем три к одному. То есть на одного убитого приходится трое раненых. Очевидно, что количество военных, получивших ранения, превышает количество погибших.
Мы понимаем, что составить сейчас полную картину потерь не получится. Но в любом случае эта картина ужасающая. Погибли тысячи мужчин, их жены остались вдовами, а сыновья и дочери – сиротами. Минимум 1600 детей в наших двух регионах потеряли отцов.
У 39-летнего добровольца Алексея Томских из села Гусиное Озеро в Бурятии осталось семь детей. Он ушёл на войну добровольцем. Жене сказал, что "не хочет отсиживаться, потому что мужик". Через четыре месяца его убили. "Да, я потеряла мужа, осталась одна с семью детьми без кормильца, – сказала жена Алексея нашим журналистам летом 2023 года. – Но я не виню его и очень горжусь, что он у меня такой".
"Теперь у моей знакомой однополая семья – она, её мама и её дочь"
"В Бурятии меня поразило, что отъезд родных на войну стал для людей нормой. Такое ощущение, что у каждого как минимум знакомый, а максимум родственник уехал туда, – рассказывает ЛБ социолог, участница Лаборатории публичной социологии Аида Белокрысова. – Во многих других регионах России это совсем не так".
Белокрысова побывала в Бурятии осенью 2023 года. Она проводила исследование о том, как изменилась жизнь в российских регионах после начала "спецоперации". Аида брала интервью у обычных жителей региона и наблюдала за их жизнью. Другие участники Лаборатории в это время поехали в Краснодарский край и Свердловскую область. Сейчас они сводят результаты поездок в один аналитический отчёт.
Аида рассказывает, что некоторые разговоры с жителями Бурятии производили на неё "обескураживающее впечатление". "О военных часто говорят, что они уехали "на вахту или в командировку". Это звучит довольно странно, – описывает социолог. – И в регионе появился специфический юмор. Например, в одном из волонтёрских центров Улан-Удэ активистки могли спокойно шутить в духе – "надо обратно выйти замуж за "бывшего", он "туда" собирается уезжать, и, если что, все деньги мне достанутся". Женщины говорили об этом не серьёзно, но сам факт такого чёрного юмора у человека извне вызывает мурашки", – объясняет Аида.
Белокрысова вспоминает свой разговор с пожилой женщиной в волонтёрском центре. "Сначала эта бабушка рассказывала что-то про цены на продукты, потом перешла на погоду. И среди этих повседневных вещей она вскользь упомянула, что война забрала четырёх её внуков", – рассказывает Белокрысова.
Социолог описывает свои ощущения в этот момент как "этнографический ступор". "Я стояла и не понимала, как мне реагировать, – говорит Аида. – Что сделать? Поддержать разговор о её родных? Перевести на другую тему? Я спросила что-то про внуков, она что-то ответила, потом наш разговор сошёл на нет. Понятно, что внутри этой женщины может происходить что угодно. Но [в Бурятии] принято говорить вот так, потому что война рутинизировалась. Война въелась в повседневность".
Об этом же рассказывает жительница Иркутской области Татьяна, она работает учительницей в крупном селе. Татьяна затрудняется сказать, сколько погибло жителей села – "просто очень много". "Сейчас под некрологами о погибших – всё под копирку: одинаковые слова, одинаковые комментарии, эмодзи в виде скрещенных рук, – описывает она. – Люди поплакали на похоронах, военком на поминках сказал одни и те же слова, чиновники вручили ордена вдовам и матерям и подарки детям. День прошёл – и забыли. Всё это уже стало обыденностью, всем пофиг, ну, умер и умер, слава герою! Проехали, пошли дальше".
Татьяна добавляет, что "все устали от войны". "Никто не ведёт политические дискуссии, как раньше, в школе уже не поднимают флаг и не поют гимн, всем лень патриотизмом заниматься, – говорит учительница. – Своих проблем предостаточно. У моей коллеги муж-военный погиб на СВО в первые дни, она осталась с дочкой. А нам втирают, что однополые браки – это ужасно. Ну, вот теперь у моей знакомой однополая семья – она, её мама и её дочь".
"Вот у меня сын и муж погибли. И ты – туда же"
17 марта 2023 года уроженка села Джиды в Бурятии Людмила Гилязова похоронила мужа Андрея и сына Расима. Андрея забрали во время частичной мобилизации. В феврале 2023 года он получил тяжёлое ранение, четыре дня пролежал на поле боя, потом его эвакуировали в госпиталь, там он скончался. Расим был вагнеровцем, он уехал на войну из колонии – сидел за причинение тяжкого вреда. Его убили в последний день 2022 года.
Людмила и до гибели близких хотела, чтобы Россия победила в войне. Мечтает об этом она и сейчас. Погибших российских военнослужащих Гилязова называет героями.
"Все они молодцы, – говорит журналистам ЛБ Людмила. – Нету никаких сомнений в этом. Мы живём под мирным небом, потому что они нас защищают".
Каждый день Гилязова листает ленты в местных пабликах. Когда она находит новые некрологи военных, то даже часто их не читает, а просто рассматривает фотографии. "Мне их [погибших] очень жалко, – описывает Людмила свои чувства. – Говорю им: ой, какой ты бедненький, молоденький. Вот у меня сын и муж погибли. И ты – туда же".
Людмила уверена, что российские военные не убивают в Украине мирных жителей. "Они воюют за наше мирное небо, – опять повторяет она. – Мирных стреляют бандеровцы, американцы, я вам честно говорю".
Что сами российские военные думают о том, что они делают в Украине
43-летний Максим Цыренов из Улан-Удэ ушёл на войну добровольцем. "Наши бойцы являются освободителями от нацизма, который остался с прошлых времен", – говорит он журналисту ЛБ.
Цыренов подчёркивает, что российские военные – "герои настоящего времени, но ведут себя скромно и незаметно". "А себя я героем не считаю, – рассуждает Максим. – Главное, что не трус, и другие могут это подтвердить".
По словам Максима, в Улан-Удэ он шесть лет "поработал следаком в ментовке и привык за это время к смерти". Из-за этого, считает Цыренов, у него "крепкая психика". "А тут тяжело без хорошей и устойчивой психики, – отмечает военный. – Люди ломаются под обстрелами".
Цыренов говорит, что сразу был готов к тому, что его сослуживцы будут умирать. Во время первого контракта он служил в штурмовой роте. Часть военных погибла, после этого остальных "раскидало кого куда". Сейчас Максим – в разведке 5-й танковой бригады. Он рассказывает, что оставшиеся в живых штурмовики создали группу в Telegram. "Там и вспоминаем ребят [погибших], – описывает он. – Но это не особо часто бывает".
"В принципе не задаются вопросами: как называть уехавших на войну – оккупантами, героями или жертвами"
Люди, которые потеряли близких на войне, часто внушают себе, что их смерть была не напрасной, объясняет социальный психолог Дмитрий Александров (мы изменили его имя и фамилию, так как он живёт в России. – ЛБ).
"Про погибшего военного говорят – да, он погиб, но зато защитил родину, зато в этом был смысл, – говорит Александров. – Люди могут на самом деле не придерживаться этих мыслей, но они пытаются себя так успокоить – несчастье случилось "не зря". По сути, они обманывают сами себя".
Дмитрий объясняет такое поведение "неупорядоченной телеологией" – когда человек пытается приписать наблюдаемому явлению какую-то причину. "Лев живёт в зоопарке, потому что он родился, чтобы жить в зоопарке. Дождь идёт, чтобы поливать растения", – приводит Александров другие примеры "неупорядоченной телеологии", характерной, прежде всего, для маленьких детей.
"Это когнитивное искажение, и оно сейчас торжествует и развивается всё сильнее и сильнее", – подчёркивает наш собеседник.
Как воспитанник Дмитрия Александрова погиб на войне
Дмитрий родился и много лет проработал в Бурятии, недавно переехал в Москву. Александров рассказывает, что в Улан-Удэ он работал с трудными подростками, которые попадались на мелких преступлениях, например кражах. "Я часто говорил воспитанникам: пацаны, не майтесь дурью, после школы идите в армию, – вспоминает психолог. – Понимаете, у них больше не было социальных лифтов, это парни из сельских районов, у них школьного образования-то нормального нет".
В 2023 году Дмитрий увидел одного из своих воспитанников в списке погибших, которые ведут "Люди Байкала". "Я очень разозлился – не на этого парня, а на [российское] государство, – вспоминает Александров о своих эмоциях. – И был очень разочарован тем, что, возможно, внёс весомый вклад в то, что он в итоге выбрал армию".
Александров описывает погибшего в молодости как "довольно безобидного". "Он мечтал вырасти и стать таксистом", – говорит он.
Социолог Аида Белокрысова добавляет, что после гибели близкого человека обычному россиянину "сложнее признать, что война бессмысленна". "Он ещё сильнее этому будет сопротивляться и вовлекаться в пропагандистские нарративы о том, что есть противостояние НАТО и России, о том, что "наши мальчики – герои и защищают родину", – отмечает Аида. – Человеку нужно получить просто какое-то экзистенциальное оправдание [войны]. Иначе степень отчаяния и депрессии, которые ожидает человека, если он не найдёт этого оправдания, может быть абсолютно уничтожающей".
Белокрысова подчёркивает, что люди "в принципе не задаются вопросами о том, как называть уехавших на войну – оккупантами, героями или жертвами".
"Подобные вопросы возникают, как правило, у людей, когда у них есть какая-то выработанная идеологическая и политическая позиция – не только по войне, но вообще, – говорит исследовательница. – Большинство же обычных россиян такой позиции не имеет. Поэтому в вопросе отношения к уехавшим на войну для них на первом плане находятся родственные и семейные отношения".
"Она решила, что всё, что может сделать, – это собирать пожертвования и волонтёрить"
В Бурятии Аида Белокрысова взяла большое интервью у женщины-педагога, которая работает в центре дополнительного образования. "Я знала, что она собирает с коллег деньги "на помощь землякам". При этом женщина была скорее против [войны], чем за, – вспоминает социолог. – Я хотела узнать, почему она занимается этими сборами".
Педагог рассказала Белокрысовой, что после начала войны она около полугода была в депрессии – "ничего не хотелось, все казалось бессмысленным, страшно было". "Она пыталась спорить с окружающими, потом устала, поняла, что бороться нет смысла, – говорит Аида. – Её родные сейчас на войне. И она решила, что всё, что можно сделать, – это собирать пожертвования и волонтёрить".
"Конечно, это [войну] не хочется поддерживать, но ты прекрасно понимаешь, что эти деньги хотя бы на носки, на еду уйдут знакомым, – сказала педагог Белокрысовой. Их беседу Аида записала на диктофон. – Спонсировать это не хочется, честно. Раньше я категорически отказывалась. Но сейчас понимаешь, там и мои братья служат, служили, может, хоть что-то, хоть какая-то помощь будет даже на таком ужасном месте, в ужасной ситуации, хоть что-то".
Психолог из Петербурга Мария Аленникова (мы также изменили её имя и фамилию в целях безопасности. – ЛБ) говорит о том, что личные связи с погибшим у людей оказываются важнее мыслей о том, что этот военный делал на фронте. "Человек не в состоянии принять эту новую реальность: мой сын убивает людей, – говорит Аленникова. – Это же может повлечь другие выводы – например, я вырастила человека, способного убивать. Чтобы не сойти с ума от осознания этого, психика включает защиту".
Мария также подчёркивает, что родственники часто "разделяют действия погибшего и его сослуживцев". Например, мать может считать своего сына героем, а других военных – оккупантами.
"С другими она не связана эмоционально, не она прививала им определённые ценности, не она растила их добрыми заботливыми и хорошими мальчиками, – комментирует Аленникова. – Она растила только своего. Потому – конечно, другие могут, а мой нет, я ж его вырастила и знаю".
"В голове не складывается картина – они и война"
Иркутянка Ирина рассказывает ЛБ, что в Украине погиб друг её брата. Ирина хорошо знала погибшего, она описывает его как "очень, очень доброго и умного человека". "Коляну в школе даже дали путёвку в Артек как отличнику", – вспоминает наша собеседница.
"На войну он пошёл, потому что там была его жена-медик. И из-за денег, – пишет Ирина и ставит грустный смайлик. – Его даже военкомат не хотел брать из-за ребёнка. Но Коля оформил дитя на старшую взрослую дочь. И уехал. Погиб в первый день. Тело не могли забрать с поля месяц – простреливалась местность».
Ирина добавляет, что "пока Колян лежал на поле, его жена встречала у морга каждую машину с убитыми – искала". "Перебрала море тел, рук, ног, голов отдельно, – быстро печатает Ирина. – Потом они вместе вернулись домой: Лена с гробом. Я сейчас пишу и плачу. Это невозможно".
"Спецоперацию" Ирина не поддерживает. "Я первое время думала, что сплю или оказалась в дурдоме – не могла поверить", – вспоминает она конец февраля 2022 года. После смерти Николая и ещё нескольких знакомых иркутянка стала, как она говорит, ещё больше ненавидеть войну и людей, её организовавших. Но эту ненависть, по словам Ирины, невозможно переложить на военных, которых она знала лично. "Когда ты знал этих людей добрыми, весёлыми, хорошими людьми, в голове не складывается картина – они и война. Я не могу", – объясняет Ирина.
Психолог Мария Аленникова объясняет, почему так происходит. "Человек может отрефлексировать и сказать: ненавижу эту войну, эти убийства, этот режим. Но конкретного дружбана, с которым мы тусили в школе – я его люблю, я не могу выключить эти чувства, – говорит Мария. – Люди, конечно, не могут сказать о своём близком, который погиб на войне: да и хер с ним, сдох и ладно".
"Человек поддался пропаганде, пошёл защищать сомнительную родину и диктаторский режим. Но его близкие не разлюбили за это, потому что у любви другие основания, – подчёркивает Аленникова. – Мы любим своих близких не за то, что они идеальны. А потому что мы их любим, и всё".
"Люди, которые отдали право распоряжаться своей жизнью кому-то другому"
Жители Бурятии и Иркутской области, оппозиционно настроенные к российским властям, часто чувствуют большой диссонанс, когда пытаются понять, кто для них погибшие военные. "У меня непонятное ощущение – то ли им сочувствовать, то ли нет", – размышляет режиссёр из Улан-Удэ Баир Цыренов. В сентябре 2022 года он уехал из России в Монголию. Позже перебрался в Корею.
"В первую очередь, я переживаю за украинских мирных жителей и солдат, – говорит Баир. – К российским военным у меня двойственные чувства. С одной стороны, все они – жертвы. Они не могут противостоять государству, считают, что нужно подчиниться судьбе. С другой стороны, мы сами пришли в Украину. Я сочувствую погибшим и их родственникам [из России], но я же не стал воевать – и они могли это выбрать".
Многие оппозиционеры в разговоре с ЛБ делят участников войны на несколько категорий – и их отношение меняется в зависимости от этого. Правозащитница из Улан-Удэ Надежда Низовкина называет погибших россиян "жертвами войны наравне с мирным населением Украины и её вооружёнными защитниками". "Но лишь в том случае, когда речь идёт о принудительно мобилизованных", – подчёркивает она. Эту категорию Низовкина трактует широко. Сюда она относит, например, осуждённых, которых принудительно завербовали из колоний, и контрактников, которые пытались разорвать контракт, но не смогли.
Об остальных участниках войны Надежда высказывается гораздо резче – мы не можем цитировать её слова, потому что тогда против правозащитницы могут возбудить уголовное дело.
Активист из Улан-Удэ Алексей Карнаухов говорит ЛБ, что ему "жаль" погибших из Бурятии. "Эти люди, которые отдали право распоряжаться своей жизнью кому-то другому, – размышляет Карнаухов. – Они позволили себя обмануть, уехали куда-то, хотя в собственном доме – в Бурятии – очень много проблем. У нас нищее население, отвратительные дороги, отвратительные условия для жизни. Каждый, кто мысленно соглашается с тем, что можно отнять чужую жизнь, пусть задумается о том, что кто-то может отнять и его жизнь тоже".
"Моё чувство к ним неизменно. Это чувство ненависти"
Иркутянин Олег объясняет ЛБ, что не позволяет себе испытывать к российским погибшим военным "ничего, кроме гнева". Олег называет их "преступниками, которые получили по заслугам".
"Каждый дееспособный человек должен нести ответственность за свои действия или бездействие", – рассуждает он.
Олег – волонтёр "Людей Байкала". Он несколько раз ездил на кладбища в Иркутске и соседнем Шелехове – искал могилы вагнеровцев. Каждый раз на погостах находилось большое количество новых фамилий – о гибели этих людей нигде официально не сообщали.
Собеседник ЛБ вспоминает, что первое время испытывал на кладбищах "странное чувство". "Ну, не могут ведь столько людей ошибаться", – думал Олег, разглядывая ряды свежих могил с венками и военными флагами. Но потом, по его словам, он "привык".
Категорично настроен и житель села в Бурятии Константин. "Мне нисколько не жалко погибших военных из Бурятии, так как ими был сделан осознанный выбор", – говорит он журналистам ЛБ. Константин рассказывает, что у него много знакомых, которые погибли в Украине или получили ранения. "Моё чувство к ним неизменно. Это чувство ненависти", – говорит он.
За два года войны Константин получил несколько административных штрафов за дискредитацию российской армии. В сельских Viber-чатах он откровенно писал, что думает о Путине и войне. На него доносили односельчане. Константин не против указать своё настоящее имя, но мы не можем это сделать – в следующий раз на него могут завести уголовное дело.
"Первые бурятские погибшие вызывали у меня сочувствие, – рассказывает ЛБ жительница Харькова Аюна Морозова. – Я не понимала, что забыли буряты в Украине. Спустя два года я уже злюсь. Я не просто не сочувствую. Это ужасно – но так вам и надо".
Аюна Морозова родилась в Иркутской области. Её мать – бурятка, отец – украинец. До четырёх лет Аюна жила в Бурятии и Забайкалье. Потом переехала в украинский Харьков. Занималась водным поло, последние годы была директором детско-юношеской спортивной школы.
После начала войны Морозова осталась в Украине. Она была волонтёром в Харьковской областной администрации. Добровольцы делали бутерброды, готовили чай и кофе для бойцов теробороны. Первого марта 2022 года в здание администрации попал снаряд. Аюна провела под завалами три часа, её едва спасли.
Морозова рассказывает, что после этого у неё "появилась безумная ярость". "Она и сейчас есть, просто я её контролирую", – негромко и на первый взгляд спокойно произносит Аюна.
"Для меня удивительно, что погибших в Украине граждан РФ считают героями, – говорит Морозова. – Они не герои, они позор России на многие поколения вперёд".
"Вы принесли и продолжаете приносить горе, – говорит она, обращаясь ко всем россиянам. – Когда вы перестали быть людьми? Когда вы перестали думать своей головой? Неясно. Как вы смогли человечность в себе убить? Что с вами сделали? Что с вами не так?"