"История не терпит сослагательного наклонения" – эта несколько измененная фраза немецкого историка Карла Хампе в российской исторической науке как-то внезапно стала единственным и безоговорочным аргументом против анализа любых исторических сюжетов, альтернативных выхолощенной истории России из школьных учебников. В результате получается, что если Сибирь ныне является частью России, то вся предыдущая история этой территории безоговорочно готовила ее к этой судьбе, и альтернатив тому никогда не было.
Между тем такая альтернатива была: наряду с русскими отрядами и полуофициальными вооруженными бандами, которые в учебниках истории называют "казаками", Сибирь по морю активно осваивали европейские колонизаторы в поисках легкой добычи и быстрого пути в Персию и Китай. В этой альтернативной истории Сибири, как в зеркале, можно рассмотреть не только не случившуюся "европейскую" судьбу, но и все правовые и политические проблемы России, из-за которых иностранный бизнес по сей день ведет здесь дела с большой опаской.
Пылинки на огромной территории
Когда Сибирь стала частью России? По версии школьных учебников, этот вопрос не стоит выеденного яйца. Всем известно, что примерно в 1582 году отряд атамана Ермака перешел через Урал, разгромил примитивное Сибирское ханство, покорил другие местные народы, которые промышляли разве что охотой и собирательством, а уже в середине 17-го века первые "казаки" достигли побережья Тихого океана.
"Так всего за 70 лет русское воинство удивительно малым числом людей и с удивительной легкостью присоединило огромные территории от Урала до Дальнего Востока", – констатируют учебники истории, а вслед за ними школьные учителя.
Если бы все в жизни было так просто, как в учебниках истории, то мы жили бы в совершенно другом мире. В реальности, конечно, случайный выход на побережье Тихого океана какой-то горстки вооруженных людей (даже не официальной армии) вовсе не означает присоединение всей пройденной по пути территории. А полтора-два десятка острогов, которые и через 100 лет после похода Ермака существовали на огромной территории от Урала до Тихого океана, никак не обеспечивали управляемость этой части света.
Характерный пример описывает в своих воспоминаниях соратник Невельского Николай Буссе – о "присоединении" Сахалина к Российской империи в конце 1853 года (по версии учебников истории, уже почти 200 лет как Россия "присоединила" Сибирь). "Матросы выстроились в две шеренги; я, подняв флаг, встал перед ними. Скомандовав: "шапки долой", Невельской приказал спеть молитвы. Команда запела молитву "Отче наш", потом спели "Боже царя храни", раздалось русское ура, откликнувшееся на корабле, и Сахалин сделался русским владением. Собравшиеся японцы и айны с удивлением смотрели на нас".
Другой эпизод подлинного характера "присоединения" оставил нам в своих воспоминаниях Бернгард Струве, сопровождавший генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьева (будущего Амурского) в его экспедиции на Камчатку: "Муравьев хотел непременно видеть самое большое русское село Якутской области, Амгинскую слободу и для этого решился сделать порядочный круг… Каково же было наше удивление, когда мы убедились, что редкий из русских крестьян этой слободы умеет говорить по-русски". А это – середина 19-го века, что уж говорить про времена Ермака.
Русские остроги в этот период – песчинки на огромной неуправляемой территории, позиционирующие себя центрами власти русского царя, надежно контролирующими все местные дела. Песчинки, которые к тому же сообщаются с метрополией по суше – то есть самым долгим и ненадежным способом, который можно только придумать что в 17-м веке, что сейчас. А что в это время происходит на северных морях, куда, между прочим, впадают все основные сибирские реки?
"Может быть, вы доедете до города Сибири"
В августе 1553 года в устье Северной Двины высаживается английский предприниматель Ричард Ченслор. Это событие становится предельно удивительным и неожиданным не только для местных жителей, но и для московского правительства – достаточно сказать, что ключевой опорный пункт Московского царства на этой территории – город-порт Архангельск будет основан только через 30 с лишним лет. Англичан сопровождают в Москву прямиком к царю Ивану Грозному, а уже в марте 1554 года Ченслор возвращается на родину с царской грамотой на право свободной торговли с Московией. Этот эпизод послужит началом работы "Московской компании" – одной из многочисленных полугосударственных-полукоммерческих организаций, которые станут инструментами освоения (и эксплуатации) европейцами Америки, Азии и Австралии.
Освоение северных морей и исследование ресурсов Сибири – общеевропейский проект второй половины 16-го века. В середине 16-го века Испания закрепилась в Северной Америке и доминировала в северной части Атлантического океана, обозначился упадок Венеции, произошла "революция цен" на серебро в связи с поставками из Нового Света. В результате той же Англии, а также другим странам Северной Европы стали жизненно необходимы альтернативные логистические пути – прежде всего с Юго-Восточной Азией и Китаем, а также новые территории для добычи сырья и торговли. Уже упомянутый Ричард Ченслор писал про это так: "Когда наши купцы заметили, что английские товары имеют мало спроса у народов и в странах вокруг нас и близ нас... некоторые почтенные граждане Лондона, люди большой мудрости и заботящиеся о благе своей родины, начали раздумывать между собой, как бы помочь этому тяжелому положению".
Одной из таких альтернатив становится поиск путей в Индию, Персию и Китай через северные моря и сибирские реки. Эта идея опиралась на ошибочную предпосылку о том, что Обь берет свое начало в Китае, а следовательно, через нее можно на кораблях добраться в Поднебесную.
От слов – к делу. Уже в 1580-е годы английские и голландские купцы совершенно точно знали путь до пролива Карские Ворота (то есть освоили Печорское море) и получали инструкции обследовать устье Оби и саму реку. Так, в поручении Артуру Пэту и Чарльзу Джэкмену, данном в 1580 году сэром Роландом Хайуордом, говорится: "Нам хотелось бы, чтобы будущим летом вы сделали открытия по реке Оби насколько возможно дальше. Если вы найдете, что эта река… действительно судоходна… то, может быть, вы доедете до города Сибири или до другого города с населением на берегу Оби". К концу 16-го века европейцы совершенно точно плавали до устья основных сибирских рек и исследовали их, поднимаясь вверх по течению.
Естественно, довольно быстро выяснилось, что географическая предпосылка о судоходных истоках Оби оказалась неверной, а плавания по сибирским рекам не сродни атлантическим морским путешествиям. Однако оставался еще один аргумент – это сырьевое освоение Сибири, прежде всего добыча пушнины. К этому времени соболя, белки и другие ценные меха не водились не только в Европе, но и на Русском Севере, и в Перми, оставаясь доступными уже только в Западной Сибири и восточнее ее. Нам доподлинно неизвестно, сколько и какой пушнины добыли европейцы в Сибири (о причинах – ниже), однако по обрывочным сведениям становятся понятны и объемы, и характер северной сибирской торговли. Так, к 1584 году (примерно во время самого начала похода Ермака) относится сообщение, что люди английского купца Антона Марша купили для него "много мехов на большую сумму, но по их возвращении царские служилые люди отняли у них все товары и передали их в казну".
"Плохой деловой климат", коррупция, отсутствие независимого правосудия – так назвали бы эти явления сегодня. От национализации пушнины конца 16-го века до национализации "Данона" – такова, по всей видимости, системная суть отношений государства и иностранного бизнеса в России.
В 1954 году классик сибирской историографии Зоя Бояршинова описывала освоение Сибири европейцами следующим образом: "Агенты "Московской компании" Томас Смит, Джон Меррик, Чемберлен составили проект оккупации русского севера, Поволжья, Урала и Сибири". Если в дальнейшем историки и упоминают о возможности европейской колонизации Сибири, то в основном они повторяют именно эту идею: благородные русские казаки быстротой своего продвижения в Сибири разрушили коварные планы европейцев по эксплуатации этих территорий.
Отбросив идеологический окрас, эту версию можно было бы даже принять за рабочую, если бы не важное обстоятельство: планы по "оккупации Русского Севера", по всей видимости, реализовывали не только европейцы, но и русские купцы. А государство или не знало, или делало вид, что не знает об этой торговой вакханалии, длящейся около полувека.
Строгановы – мореплаватели
Совершенно очевидно, что, если к концу 16-го века морской путь в устья сибирских рек и технологии навигации по ним знали европейские предприниматели, не могли о них не знать и русские купцы. И сведения об этом (опять ж,е обрывочные сведения) у нас имеются.
В 1556 году Стифен Бэрроу встретил около Новой Земли 4 лодки русских поморов, которые рассказали ему о пути к Оби. К концу 1550-х относится свидетельство англичанина Дженкинсона, который упоминает холмогорского морехода Федора Топтыгина, который ко времени их встречи ходил на Обь по крайней мере дважды. Уже упомянутый Ченслер, посетивший в 1553 году Лапландию, говорит в своих воспоминаниях о русских, которые плавали до устьев Оби и Енисея для торговли и промыслов. Итак, задолго до похода Ермака на севере Сибири шла неизвестная нам сегодня, но совершенно точно активная торгово-экономическая жизнь.
Вполне вероятно, что одним из драйверов "северной колонизации" Сибири были и Строгановы – одна из ключевых предпринимательских фамилий Московского царства 15–17-го веков, которые в "Смутное время" финансировали едва ли не половину расходов московского правительства, а в Соборном уложении ("Уголовном кодексе") 1649 года их фамилия упоминается отдельно, и преступления против них караются жестче, чем против любых других людей. Кроме прочего, Строгановы – единственные, кто в Московском царстве мог легально осваивать Сибирь по царской грамоте 1574 года, которая давала им практически неограниченные права на хозяйственную эксплуатацию Зауралья.
У нас нет прямых сведений об участии Строгановых в "оккупации Русского Севера" (в терминологии советских ученых), но косвенных – предостаточно. Для морских экспедиций у Строгановых был свой поверенный – голландский купец Оливер Брюннель. Известно, что по поручению Строгановых он с 1575 года дважды побывал в Сибири через устье Оби. В 1581 году Брюннель отправился в Антверпен приглашать на службу моряков-голландцев – на отстроенные Строгановыми два военных корабля для отправки в устье Оби. К 1570-м годам относится и существование промысловой колонии Строгановых на Новой Земле – для добычи моржей, нерпы, касаток и, конечно, пушнины. Брюннель ходил по морю с пушниной на рынки Дордрехта, Антверпена и Парижа по меньшей мере с 1570 по 1577 год.
Важно, что для европейцев-современников всё это и есть "покорение Сибири". Например, для будущего автора "Новейшей карты России" 1633 года Исаака Массы военно-торговая флотилия Строгановых – это основная кампания против Сибирского ханства и хана Кучума, о походе Ермака он не упоминает вовсе. Итак, подведем итоги: по меньшей мере 50–70 лет во второй половине 16-го века север Сибири представлял из себя полуанархичную территорию, которую осваивали безо всякого вмешательства московского правительства и европейские, и русские частные торговцы. Почему же здесь не возникли европейские колонии и "Соединенные Штаты Сибири"?
Коррупция и мировая конъюнктура против "европейского выбора"
Причин, по которым Сибирь не стала европейской колонией, по-видимому, две.
Первая – тотальный правовой и управленческий беспредел в условиях не отсутствия государства, а его глубокой коррумпированности. Формально царские чиновники узнали о Северном морском пути в Сибирь только в 1616 году от тобольского воеводы Куракина, который в своем доносе писал: "Торговые и промышленные люди ходят кочами от Архангельскаго города на Карскую губу и на волок в Мангазею, а другая дорога с моря в енисейское устье большими судами". Опять же, формально царское правительство быстро предпринимает меры: в 1616 году запрещает "промышленным людям всех городов" торговать и показывать дорогу "немецким людям на Енисее и в Мангазее". В 1619 году Мангазея – центр северной морской торговли в Сибири закрывается для иностранцев, чтобы "немецкие люди от Пустоозерска и от архангельского города в Мангазею дороги не знали и в Мангазею не ездили". Наконец, в 1620 году Мангазея закрывается вообще для всех. Вроде бы как только государство узнало о творящемся там беспределе, так сразу навело там порядок.
Однако эта версия не выдерживает даже поверхностной критики. Достаточно упомянуть, что доход государственной казны от торговли мехами (основное сырье, которое вывозилось из Сибири) с 1589 по 1605 год увеличился в три раза, а к середине 17-го века пушнина давала до трети всех поступлений. Ничем иным, кроме как активным освоением Сибири (прежде всего по морю в условиях сложных наземных коммуникаций), это объяснить невозможно. Это означает, что государство все знало, но предпочитало делать вид, что не замечает происходящее на севере Сибири – а значит, поощряет коррупцию, выборочный отъем ресурсов у иностранцев, не дает никаких шансов на справедливое правосудие, хотя и присутствует во всех процессах – ведь казна пополняется.
Вторая причина – изменение мировой сырьевой конъюнктуры, которое сделало невыгодным участие в высокорисковых операциях на сибирском севере. Еще в конце 16-го века, купив шкурку в Приобье за 1 рубль, можно было продать ее в Москве за 10–20 рублей, а в Лондоне – за 200–300 рублей. Для примера: полноценная крестьянская усадьба в Центральной России стоила 5–10 рублей.
Но к середине 17-го века все изменилось. В это время Англия и Франция окончательно сформировали логистическую инфраструктуру на североамериканском побережье, и на европейские рынки хлынула дешевая американская пушнина. Логистика – ближе, правила ведения бизнеса – понятнее. После этого поддержка предприятий в северной Сибири и вообще любая деятельность там становится бессмысленной.
Вслед за европейскими и русскими предпринимателями оттуда уходит и государство – за отсутствием кормовой базы. Уже к середине 17-го века у местных народов возрождаются примитивные вечевые формы политической жизни, деградирует хозяйство, к концу 17-го века умирают последние аборигенные города. К середине 18-го века местные народы Сибири погружаются в средневековье – и такими их застают первые академики-исследователи Г.Ф. Миллер и П.С. Паллас. Такими с легкой руки этих исследователей они и войдут в учебники истории – как охотники и собиратели.
По существу Российское государство вернулось в эти края только в 1920-е годы, когда начнется активное освоение уже других, минеральных ресурсов. Чуть позже у советских историков возникнет версия о том, как русские казаки спасли Сибирь от разрушительной европейской колонизации. Когда в Сибири в очередной раз будут заканчиваться ресурсы (на этот раз – нефть и газ), то история повторится вновь: с деградацией хозяйства, фактическим уходом государства и рассказами о спасении от дикого западного капитализма. И так – по кругу. Эта ловушка захлопнулась 400 лет назад – когда правительство установило правила игры, в которых решения принимаются не на основе законов, а на основе личных предпочтений чиновников. От этого пострадали не только европейские предприниматели, но и русские купцы, а главное – местное население. Как всегда: стреляли по врагам, а попали по своим.
Сергей Чернышов – кандидат исторических наук
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
