Колокольный звон был важной частью жизни в Сибири, начиная с XVI века. Колокола звали в церковь, отмечали праздники, указывали время и путь заблудившимся в метель, предупреждали о нападении врагов, пожарах и даже нашествии саранчи. При этом в истории сибирских колоколов множество белых пятен – никто не знает, сколько их было на этой удаленной от столиц территории, еще меньше известно об их судьбе. Истории отдельных колоколов, которые удалось проследить, – словно человеческие жизни: они путешествовали, работали, меняли профессии, в годы советской власти большинство погибли, некоторые были сосланы, а другие – спрятаны.
У заместителя руководителя Сибирского центра колокольного искусства Новосибирской митрополии Алексея Талашкина редкая профессия – кампанолог, специалист по колоколам. От старославянского "кампан" – колокол. В Сибири людей этой профессии всего трое, и все они живут в Новосибирске. Да и раньше изучением сибирских колоколов мало кто занимался. В XIX веке была написана всего одна работа по этой теме. Её автор протоиерей Александр Солоцкий 25 лет собирал и дополнял информацию. В итоге получилась статья "Замечательные по Сибири колокола и между ними ссыльный углический", опубликованная журналом "Москвитянин" в 1846 году.
Отмеченный отдельно – набатный колокол из города Углича. Его "казнили" отсечением языка и сослали в Тобольск за то, что известил жителей города о смерти царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного. Примечательно, что сослали его вместе с жителями Углича, которые на себе тащили 20-пудовый колокол в Сибирь.
Но тогда это был особый единичный случай. С приходом советской власти церковные колокола, так же как и люди, подверглись массовым репрессиям.
Колокола – на тракторы
По подсчетам православной церкви, до 1917 года в России насчитывалось около одного миллиона бронзовых колоколов, общий вес которых превышал 250 тысяч тонн.
Весной 1926 года народные комиссариаты юстиции и внутренних дел разослали всем облисполкомам инструкцию "О порядке пользования колокольнями". Инструкция запрещала совершение набатных тревог "для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти". Кроме того, запрещалось звонить в колокола в случаях, не связанных с самыми важными праздниками – Пасхой и Рождеством.
Писатель Михаил Пришвин оставил записи в дневнике о том, как проходило снятие церковных колоколов в Загорске и Москве.
"22 ноября. 1929 год. В Лавре снимают колокола, и тот в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдёт в переливку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя никому и как-то неприлично: слишком много жизней губят ежедневно, чтобы можно было отстаивать колокол", – с горечью писал Пришвин.
Пришвин видел в уничтожении колоколов смерть не гигантского куска металла, а одушевленной личности. "Я был свидетелем гибели… сбрасывались величественнейшие колокола годуновской эпохи… это было похоже на зрелище публичной казни", – написал он после уничтожения колоколов Троице-Сергиевой лавры, обломки которых были сданы в "Рудметаллторг".
В своем дневнике писатель зафиксировал "расценки труда" по разбиванию колоколов. Плата выдавалась на артель 50 копеек с пуда, выходило 8,5 рубля в день. Об этом ему рассказал парень из такой артели, признавшийся, что сам – православный. "Не страшно?" – спросил его Пришвин. "Я за старшими шел и делал, что они делали, так и пошло", – просто ответил тот.
Колокольный звон мало кого оставлял равнодушными. Он либо нравился, либо раздражал
В 1930 году вышло Постановление Совнаркома СССР, запрещающее колокольный звон. По всему СССР со звонниц сбрасывали колокола и отправляли на переплавку "для нужд индустриализации".
Несколько ценных колоколов были спасены западными филантропами. Томас Уиттермор, основатель Института Византии, за 14 000 долларов купил у советского правительства колокола Данилова монастыря (в 2008 году возвращены в Россию). Колокола Сретенского монастыря были проданы в Англию.
Согласно Постановлению планировалось получить по РСФСР с конца 1930 года до середины 1931-го не менее 20 тысяч тонн лома колоколов.
В городах Сибири действовали специальные места сбора металлов. В Новосибирске – контора Западно-Сибирского треста металлолома – он заготавливал колокольную бронзу. Рассылалась информация. Рабочие предприятий заявляли, что могут заготовить столько-то этой бронзы, формировались планы.
В архивах осталась запись, что из Троицкой церкви Сургута было изъято богослужебных предметов, окладов икон из драгоценных материалов и камней более пяти пудов.
Был запущен лозунг: "Колокола – на тракторы". Колокола сдавали в специальный тракторный фонд. При этом СССР уже в 1926 году достиг уровня производства меди в царской России в 1913 году. Возможно, индустриализация и требовала больших объемов цветных металлов, но тракторы точно делали не из бронзы, а из стали.
– Колокольный звон мало кого оставлял равнодушными. Он либо нравился, либо раздражал. На Пасху открывали свободный вход на колокольню – люди звонили, радовались. А в 30-е годы кувалдой на куски разбивали – и, может быть, это делали те же руки, что раньше на Пасху звонили, – размышляет Алексей Талашкин.
По словам кампанолога, в Сибири изъятые колокола свозили на специальные склады, где они хранились десятилетиями – до 50-х и даже 60-х годов прошлого века. Советской власти в первую очередь было важно, чтобы колокола замолчали.
– Если бы у нас был "немецкий" порядок, то все колокола уничтожили бы подчистую, – считает Талашкин. – Но в Сибири дорог не было, везти металл сложно. Где-то рукой махнули, где-то люди спрятали… Так и остались местами колокола.
В 30-х годах на Дальнем Востоке построили более 80 маяков и понадобились большие колокола – сигнальные. И туда свозили колокола из Сибири. Несколько колоколов на излете советской власти оттуда сумел вернуть священник из Тюмени Валерий Гордеев.
– Однажды прихожане попросили его благословить сына-моряка, который служил на Дальнем Востоке, – рассказывает Талашкин. – А моряк сфотографировался на фоне колокола, на котором видна надпись, что отлит он в Тюмени. Тогда священник обратился к министру обороны и патриарху Алексию II. Тот сказал: "Батюшка этот авантюрист, но я буду за ним следить". А от военных Гордеев какую-то бумагу все-таки получил. Он поехал на Дальний Восток и стал забирать там колокола. Ему удалось забрать четыре колокола, прежде чем столкнулся с местными жителями и военными. Те сказали, что колокола им самим нужны, и пригрозили батюшке. Пришлось ему срочно возвращаться. И только в Тюмени он разглядел, что один из добытых колоколов не церковный, а специально отлитый для маяка.
Столыпинский колокол
В музее Сибирского центра колокольного искусства есть экспонаты с уникальной судьбой. Например, колокол, который, вероятно, был отлит на деньги премьер-министра Петра Столыпина для сибирского переселенческого поселка.
– Поселок назывался Столыпин, но имя его появилось не случайно. Премьер-министр ехал осматривать такие поселки вместе с министром сельского хозяйства Александром Кривошеиным. И вот в одном из населенных пунктов к премьер-министру вышли жители, поднесли хлеб-соль и попросили разрешить дать поселку имя Столыпин. Петр Аркадьевич согласился. Тогда они "вкругорядь" попросили 500 рублей на школу и 1000 рублей на церковь. Видимо, деньги были получены, поскольку церковь была построена и колокола куплены. Вот так получали "гранты" в те далекие годы, – рассказывает Талашкин.
В 30-е годы, когда в поселке (он уже назывался Советский) разрушили церковь, местный житель Иосиф Бумагин спас один колокол и поместил его в пожарной части. Его там покрасили в красный цвет, остатки краски на нем сохранились до сих пор. Колокол "работал" на пожарной службе до середины 1960-х годов. Когда появилась электрическая сигнализация, колокол стал не нужен. Бумагин сумел его забрать, то есть спас вторично.
Когда Бумагин умер, на похороны приехал его сын Валерий – военный летчик, служивший на Дальнем Востоке. Уезжая, он взял с собой колокол на память об отце. Валерий Иосифович дослужился до генерал-лейтенанта и был командующим морской авиацией Тихоокеанского флота. После его смерти колокол вернулся в Западную Сибирь – в Новосибирск, уже к третьему поколению Бумагиных. Один из внуков Иосифа передал колокол в Центр кампанологии.
По характерному орнаменту было установлено, что колокол отлит в Тюмени на заводе компании "Гилев и сыновья".
В коллекции Центра есть еще один колокол завода Гилевых с загадочной судьбой. Недавно его удалось обнаружить в Севастополе. До революции колокол находился на главном корабле Черноморского флота – линкоре "Императрица Мария".
– Есть версия, что колокол подарил экипажу корабля Николай II, – рассказывает Талашкин. – Дело в том, что император в свое время наградил Гилевых за то, что они отлили 9 тысяч пудов колоколов для церквей в зоне строительства Транссиба. Гилевы могли подарить колокол императору, а тот, в свою очередь, побывав на корабле, передал его экипажу.
Метельный звон
В Новосибирске в 1998 году была создана школа звонарей, а в 2012-м она преобразовалась в Сибирский центр колокольного искусства. Здесь изучают историю колоколов и найденные экземпляры.
– Еще 15 лет назад мы думали, что все колокола в Сибири были привозные, "из России", как говорили в старину, – поясняет кампанолог. – Поначалу так и было, но везти тяжелые колокола за тысячи верст было невероятно трудно. Известен случай, когда в Тобольск доставили колокол в 500 пудов. А дефицит был огромный, церкви стояли без колоколов. Из Томска писали жители, "нам без колокола никак нельзя".
Колокола пытались заменить подручными средствами. Известны звоны на корабельных якорях, поддужных колокольчиках, кусках рельсов (в зоне строительства Транссиба) и даже на двуручной пиле.
Колокола выполняли не только церковную, но и общественную работу. В Сибири была у них особая специализация: с 19-го века здесь существовал метельный звон – для заблудившихся путников. Звонарь звонил, пока метель не уляжется, а она могла продолжаться сутками.
Как только в Сибири разведали месторождения меди и других металлов, колокола стали лить на месте. Кампанологи зафиксировали 100 мест отливки колоколов. Основные производственные центры были размещены на Камчатке, в Чите, Иркутске, Красноярске, Томске, Барнауле, мощные заводы находились в Тюмени. Здесь работали несколько династий, кроме Гилевых, известны производства Колокольниковых, Шмотиных.
– Мы изучаем химический состав, форму, орнаменты сибирских колоколов. Ездим по городам, поднимаемся на колокольни. По Сибири нам известно всего о 300 сохранившихся дореволюционных колоколах. Это возводит каждый найденный колокол в ранг ценной находки, – поясняет Талашкин.
В музее Центра есть колокол из Новосибирского театра оперы и балета. Театр открывался в мае 1945 года оперой "Иван Сусанин", в которой патриотическая песня "Славься" сопровождается колокольным звоном. Колокол был отлит в 1904 году.
Предполагалось, что за время советской власти в России было утрачено 70% колоколов
Ещё одна редкая находка – Заширинские колокола, которые из археологической экспедиции привез в 1969 году академик Алексей Окладников.
– Полярные летчики в Якутии посреди тундры заметили церковь. Об этом сообщили ученым. В результате Окладников организовал экспедицию в заброшенный город за Полярным кругом. Там когда-то жило до 500 человек – по меркам Крайнего Севера это было много. Была и церковь с колокольней. Эту колокольню разобрали и вывезли на барже. На дороге местные жители экспедиции помогали. В одном поселении мальчишки рассказали, что среди металлолома лежит церковный колокол, а речники подарили второй, – рассказал Талашкин.
По его словам, эти колокола уникальные. По форме приплюснутые, орнаменты оригинальные – не похожи на другие. И особенный химический состав – с большой долей цинка. Литейщики дорогое и отсутствующее, видимо, олово заменили на более дешевый цинк. В результате колокола получились не бронзовые, а латунные. Латунными делают корабельные колокола, а эти – церковные.
Предполагалось, что за время советской власти в России было утрачено 70% колоколов. Но, по словам Талашкина, в 90-е годы прошлого века оказалось, что люди часто прятали колокола от большевиков. Их возвращали в церкви. Но там колокола накрыла новая волна варварства – их воровали, чтобы сдать на металлолом. Кампанолог считает, что пропасть могло до половины вновь обретенного колокольного наследства. Так получилось, что советскую власть эти дореволюционные колокола пережили, а перестройку – нет.
Колокола из артиллерийских гильз
По классическому "рецепту" в колоколе должно быть 80% меди и 20% олова. Олово дает красоту и полетность звука, но оно дороже меди в пять раз. Поэтому часто отливки делали из того, что было доступно.
– Как, думаете, на колокола пожертвования собирали в деревнях? Денег не было, и их дарили редко. По улице везли телегу, просили пожертвовать, кто что может. Люди отдавали медную посуду, тазы и прочее, – пояснил Талашкин. – Поэтому и химический состав был разный. Примеси попадали и в процессе изготовления – металл перемешивали, попадало железо, еще что-то. Исходный материал был не чистым.
А вот у производства Гилевых было свое фирменное отличие. Мастера использовали значительное количество цинка, но заменяли им не олово, а медь, которая в два раза дороже цинка. Пропорция была такая: 70% меди, 18% олова и 12% – цинка. Такой рецепт имеет объяснение. Гилевы часто работали по государственным заказам, и под них они получали артиллерийские стрелянные гильзы с полигона в Прибалтике.
Практически на всех колоколах есть маркировка – вес изделия. Расчет с мастерами велся по весу колокола. Это иногда приводило к обману, свидетельствует история богатого Пыскорского монастыря близь Соликамска. Случился там пожар, здания и колокола были повреждены. А колокола были огромные: самый большой 1800 пудов, а второй – 900. Когда монастырь решили переселить, то колокольную бронзу отправили на продажу – металл ведь сам по себе дорог. Когда колокола разбили и взвесили, оказалось, что большой весил 900 пудов, а второй – 600. Талашкин занимался колоколами этого монастыря, поскольку раньше эта уральская земля относилась к Сибирской губернии.
Встречаются среди сибирских и колокола с браком – у них испорченные "непролитые" детали, некачественно выполненный орнамент, каверны. Где-то в центральной России, считает кампанолог, такие колокола бы разбили и перелили, но в Сибири, видимо, жалели потраченного труда и оставляли колокол – каким Бог послал. Протоиерей Солоцкий писал в своей статье: "Сибирское литье разумею плохое". Но такие заводы, как у Гилевых, конечно, делали продукцию более высокого качества. У мастеров были свои секреты, свои особенности.
Кампанологи обнаружили сходство орнаментов на колоколах с резными наличниками и другими деревянными украшениями. Они считают, что орнаменты для колоколов часто делали резчики по дереву, украшавшие дома.
Поиски чингисского колокола
В 2018 году Центр колокольного искусства получил президентский грант. Кампанологи обзавелись оборудованием, научились определять профиль колоколов и химический состав – это самые важные характеристики для звучания.
Значительная часть найденных колоколов, например, Заширинские, разбита, покрыта трещинами – они потеряли голос. В центре решили вернуть им голоса – изготовить копии и услышать их звон. Конечно, копии будут не идеальными – из-за примесей и использования новых, современных технологий. Старые колокола делали в глиняных формах, обжиг вели дровами в течение суток. Современные мастера используют электропечи, где металл прогревается за час. Вместо глины используют специальный литейный песок.
Кроме того, сотрудники Центра ищут старинные колокола. Самый масштабный опыт – поиск чингисских колоколов. Он длился семь лет, за это время было организовано 25 экспедиций.
Легенду о чингисских колоколах записал журналист и историк Вадим Журавлев. Она поразила кампанологов, и они решили ее проверить.
Старинное село Чингис (первое упоминание – 1630 год) расположено в Ордынском районе Новосибирской области на берегу Обского водохранилища. Здесь стояла богатая церковь. Удалось найти заметку в газете, что, когда тут разбился 30-пудовый колокол, жители на сходе решили отлить новый в 100 пудов.
И в этих местах бытует легенда, что в 30-х годах, когда закрывали местную церковь, колокола сняли и хотели увезти через Обь в соседнее Спирино, а позже – на переплавку.
– А потом – по Божьей воле или мужички постарались – но лодка пошла ко дну, – рассказывал Журавлев. – И место жители вроде знают, но искать колокола не надо, когда время придёт – они сами найдутся. А одна старушка говорила, что если пойти по рыхлому речному льду, где-то перед Пасхой, то можно услышать, как колокола из-под воды звонят… Можно сказать, что чингисские колокола – наш Китеж.
Местный житель Михаил Иконников – единственный живой свидетель тех событий. Он рассказывал сотрудникам Центра, что, когда колокола сбрасывали на землю, самый большой "утащил за собой двух рабочих", один из которых погиб на месте. Упавшие на землю колокола разбили кувалдами, а обломки отвезли на берег, к пристани. Дело было весной. Вскоре лед вскрылся, пошла шуга, и она унесла осколки колоколов в Обь. "Залило их, там и лежат", – говорил он.
Я представляю частицу колокола как просфору. Мы вкушаем через нее пищу истории нашей
По его словам, самый маленький колокол местный бригадир забрал на карьер – звать рабочих на обед. Председатель колхоза, когда услышал этот звон, поехал в бригаду, забрал колокол и утопил его на середине Оби.
За семь лет поисков сотрудники центра нашли пять осколков чингисских колоколов. По словам Талашкина, первые осколки нашлись быстро, и казалось, что находки будут продолжаться, но найдено было всего пять фрагментов. Помогали им и ученые, и специалисты по охране памятников, но пока больших успехов добиться не удалось.
Предположительно, найденные осколки принадлежат большому стопудовому колоколу. В нем было больше 20% олова – жители не поскупились.
Руководитель Центра игумен Владимир Соколов сравнил найденные осколки с просфорой.
– Этот кусочек металла – как святыня. Его кто-то отливал, его кто-то освящал… Я представляю частицу колокола как просфору. Мы вкушаем через нее пищу истории нашей.
– Что дальше делать? – рассуждает историк Вадим Журавлев. – Положить осколки под стекло в музее? Ход очевидный, но не бесспорный. Может быть, нужно переплавить фрагменты в новый колокол. Он должен звонить. Это и будет возвращение колокола к людям и завершение легенды.
