В этом году мы с подружкой впервые составляли "карты желаний" – это такой коллаж из соответствующих изображений того, о чем ты мечтаешь. Раскрыли гугл и давай искать картинки, чтобы наклеить их в рамку. Чего тебе девица – липолифтинг, тонкую талию, веранду к дому пристроить, миллион миллионов, премию журналистскую? Не откажусь, конечно.
Но, выбирая мотивационные картинки, поняла, что на самом деле мне более всего сегодня нужна твердая почва под ногами: чувство защищенности, спокойствие, предопределенность, даже скука. Я хочу узнать, каково это – жить без ожидания, что станет хуже. Как это – жить, зная, что при необходимости тебя защитят профсоюз, полиция, суд. Как это – не пугаться того, что макароны, которые три недели назад покупала за 57 рублей, сегодня стоят 91? Как не дергаться, читая разборы по следам событий в Казахстане – какие документы и в каком виде держать на случай беспорядков, сколько наличности хранить, сколько банок тушенки позволят продержаться при неработающих банкоматах и магазинах.
Тревога – мое фоновое состояние. И кажется, это наследственное.
В украинской усадьбе папиных родителей было изобильно – тазы вареников с творогом и вишней, горы абрикосов, сушившихся на крыше, двадцатилитровая кастрюля, в которой варилась молодая кукуруза, трехлитровые банки с домашней тушенкой, бесконечные пироги.
Перечисление припасов занимало треть всех писем от бабушки и деда. Уговаривая нас поскорее приезжать, они каждый раз на адском суржике сокрушались: "Что же вы не едете? Кушать же е чого". Меня, подростка, бесила и смешила эта зацикленность на еде.
А еще у бабушки стояла бочка, доверху забитая фасолью. Готовили ее примерно раз в год и скорее ритуально – фасолевый суп никто не любил. Уровень бобов в бочке понижали только жирные сурки, которые не стесняясь приходили к нам столоваться, кажется, со всей восточной Украины.
Эта бочка была для меня бесконечным поводом для шуток. Уже взрослой я узнала причину верности бабушки фасоли. Во время продразверстки власти выгребали из хат все припасы до последнего зерна, только фасоль не тронули. Не знали, что с ней делать. Фасоль спасла семью пусть не от голода, но от смерти. На всю жизнь у бабушки засело на подкорке: есть фасоль, значит, никто не умрет от голода.
Моя бабушка Евдокия Абрамовна Барабашова умерла в 94 года, сохранив и твердый ум, и активность, и каждый год, до самой смерти, засаживала этой чертовой фасолью несколько бесконечных грядок.
Прабабушка с маминой стороны Анастасия была знатная огородница и выращивала самые завидные урожаи помидоров во Владивостоке (и не спорьте).
В Приморье баба Настя вместе с мужем и детьми приехала из Брянской области. Ее муж Евстрат Филимонович, идейный большевик, вступивший в партию еще до революции, был председателем колхоза. И как председатель был обязан обеспечивать план по поставкам продуктов. Обеспечить это можно было, только обирая своих односельчан, вытягивая из них все жилы. Но и сорвать план было невозможно. Иначе срок, а то и расстрел.
Председателева жена по ночам, тайком от мужа, ходила на поля, которые сама же засаживала, воровать картошку. На дело брала свекровь Меланью и старшую дочь Анну. Меланья шла с готовностью – советскую власть она открыто ненавидела, колхозы называла сборищем тунеядцев и забрать свое грехом не считала, а вот Анна, даже состарившись, рассказывала о ночных вылазках с ужасом – для юной пионерки такое предательство родины стало травмой на всю жизнь.
Умный и сдержанный Евстрат Филимонович все держал в себе, но в семье знали, как раздирали его ответственность перед властью, которой он был верен, и вина перед односельчанами.
Как только объявили о вербовке на Дальний Восток, он, бросив все, поехал первым.
Едва осев на владивостокских сопках, баба Настя бросилась разрабатывать огороды. Хрупкая, весом чуть больше 40 кг, Настя вгрызалась в целину. В одиночку распахивала склоны и засаживала картошкой делянки, про которые знала только она.
У нас нет семейных реликвий, бабушкиных буфетов, дедушкиных тарелок. Да и родовых домов тоже нет – но если мамины предки сами бросили, то папиных раскулачили. Украинский дом тоже не станет для нас семейным. Стоящий недалеко от городка под названием Счастье в Луганской области, он оказался на границе Украины и ЛНР. Я давно там не была и не знаю, смогу ли вообще когда-то туда вернуться.
Я не знаю, какую стратегию выбрать, чтобы чувствовать себя уверенно. Мои старики жили скромно, даже аскетично, предпочитая не тратить деньги, а откладывать на черный день, словно готовые все бросить и бежать. Но государство, разумеется, и тут их обдурило, сожрав вклады.
Я привыкла посмеиваться над бабушкиными картошкой и фасолью. Но сейчас сама пришла к тому же – завела куриц и поставила теплицы для помидоров.
Мой дом – очередная попытка основать родовую усадьбу. Но не уверена в успехе.
Любовь Барабашова – журналист, Сахалин
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
