В Эхирит-Булагатском районе на юге Иркутской области в маленьком поселке Бозой находятся сразу две женские колонии, №11 и №40. Об этом отдаленном от областного центра поселке давно ходит слава "особо опасного места" для отбывающих наказание. Сейчас заключенные вновь массово жалуются на пытки со стороны сотрудников ФСИН – избиения, неправомерные взыскания и заключение в штрафной изолятор (ШИЗО).
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм.
Сибирь.Реалии поговорили с заключенными – бывшими и нынешними – о побоях и пытках в колониях.
"Двое здоровых лбов кинут в стену и в живот пнут"
В июне правозащитники получили несколько жалоб от заключенных колоний №11 и №40 поселка Бозой.
– Я сильно рискую, конечно, тем, что тоже написала, – рассказывает Ольга (одна из заключенных ИК-11, имя изменено для ее безопасности). – У меня сын маленький дома ждет. Мне важно к нему поскорее вернуться, и УДО для меня очень важно. Но сейчас я вижу, что ситуация настолько кошмарная, что я к нему рискую не попасть в любом случае.
Все обратившиеся к правозащитникам заключенные описывают положение дел в колониях примерно одинаково:
– Их заставляют оговаривать себя, писать на себя докладные за совершение нарушений, которых они не совершали. Как результат их помещают в ШИЗО. Перед этим бьют, а после, за время в штрафном изоляторе, побои "подживают" и уже не так опасно выводить пострадавших к медикам или адвокатам. На жалобы об ухудшении состояния из-за побоев и обострения хронических заболеваний – отказываются допустить врачей того же ФСИН, – рассказывает правозащитник Алексей (имя изменено).
Сами заключенные – и нынешние и бывшие – говорят, что их избивают в случае отказа писать ложные доносы или выполнять "иные поручения".
– Для кого-то эти "поручения" – выудить у сокамерницы признание в чем-то или взять вину на себя в каком-то нераскрытом чужом преступлении. Так повышают раскрываемость за счет угроз и запугивания. Не согласишься – двое здоровых лбов кинут в стену, как меня как-то раз. Потом подопнут пару раз в живот – для женщины в 60 килограмм это, сами представляете, разрыв внутренних органов и несколько недель влежку, если не смерть вообще. Вот меня лично так заставляли замолчать. Я несколько раз писала жалобы в прокуратуру и ФСИН области на то, что нам не дают свидания, заменяя их на звонки, потом звонки стали разрешать не всем. Делали все, чтобы скрыть пытки и чтобы мы не смогли на них пожаловаться. Я продолжала [жаловаться], потому что было очевидно, мне по УДО (условно-досрочное освобождение) выйти уже не дадут, – говорит Анна, она освободилась из ИК-40 в декабре 2022 года. – Другие девчонки велись на их угрозы и выполняли все поручения – "сдавали" других девочек, а по сути, клеветали на них, соглашались сами себя оговорить, чтобы "повысить раскрываемость", оказывать сексуальные услуги и многое другое. Винить их не могу, я как вспомню разъяренное лицо Хабдаева (замначальника ИК-40 Вадим Хабдаев), который, как дикий кабан, на меня несется и бьет прямо в живот – у меня сразу звездочки опять перед глазами. Я стояла на своем просто потому, что мне терять уже нечего было. Мне было важно 10 тысяч из 13 тысяч моей пенсии по инвалидности переводить сыну – они отказывались подписать разрешение (такое разрешение должны подписать начальник колонии, начальник безопасности и замначальника ИК), измывались просто над инвалидом.
Анна сидела в ИК-40 4 года по статье о наркоторговле за покупку дозы – говорит, что после долгой "завязки" сорвалась, когда узнала, что на свободу вышел один из ее насильников.
– Я была девочкой-припевочкой, училась в пединституте, когда по дороге домой четверо ублюдков меня схватили и четверо суток держали в подвале, насилуя и избивая. Там были еще девушки, но выжила я одна. Повезло, скажете вы, но после этого я к нормальной жизни так и не вернулась. Мама после этого умерла, инсульт хватил прямо на суде, я подсела на легкие [наркотики], потом потяжелее. Лишь бы забыть хоть на время это все. Потом "завязала", родила сына. И тут увидела этого ублюдка на улице родного города и сорвалась, – вспоминает Анна. – Эти звери [сотрудники ИК-40] детали моего дела прекрасно знают, я же в психоневрологическом лежала после этого, они знали мою историю, и Хабдаев прямо на больные места мне давил, ничего человеческого просто. Давили не только физически, психологически тоже.
По словам Анны, тогда, в 2022 году, она "отлеживалась" больше недели после того, как ее избили замначальника ИК-40 и два его подчиненных, – все это время она провела не в лазарете, а в ШИЗО.
– Я сейчас на связи с девочками, получаю от них аналогичные жалобы. Закрывают в ШИЗО ни за что. Как Навального в свое время: пуговица расстегнулась, не так посмотрела, не слишком быстро соскочила с нар при вызове – 10 суток ШИЗО. Я в последние полтора года из изолятора просто не выходила: заканчивалось одно взыскание, они находили другое. Мстили за то, что я писала, как при кровоизлиянии в мозг они не допустили до меня в ШИЗО медиков, которых глава медчасти областного ФСИН отправил. Вот такое самоуправство. Они настолько далеко от цивилизации, что ведут себя как короли в своем королевстве – им никто не указ, – говорит Анна.
Правозащитники подтверждают: поймать руководство местных ИК "за руку" очень сложно.
– Слишком далеко, пока едешь – они так и так будут в курсе, предупредят "свои". Приезжаешь – жаловавшихся женщин уже по ШИЗО растолкали и на встречу с ними у адвоката права нет, – объясняет правозащитник Алексей. – Плюс в местном ФСИН очень много кланов работает. Один другого покрывает до последнего. Династия Казармаковых опять же (Михаил Казармаков, замначальника ИК-11, майор внутренней службы; его брат Владимир Казармаков, сотрудник ИК-40; его жена работает также в ИК-40 начальником 3 отряда; его брат Роман Казармаков – экс-сотрудник ИК-40). Владимира Казармакова сейчас обвиняют в систематических побоях сразу несколько осужденных. Например, осужденная Белькевич Дарья. У нас есть доказательства, что он ее бил регулярно, а Хабдаев (замначальника ИК-40) не только покрывает действия своего сотрудника, а поощряет.
По словам правозащитников, им также удалось подтвердить, что 5 июня 21-летняя осужденная ИК-40 Полина Пелепенко в знак протеста из-за систематических побоев сотрудников колонии нанесла себе увечья.
– Девочка протестовала против того, что регулярно бьют и ее, и ее сокамерниц. Полину на следующий день закрыли в ШИЗО, прямо со вскрытыми венами. При этом сотрудники колонии продолжают оказывать на Полину давление, добиваясь, чтобы в случае проверки та молчала и не подтверждала избиения и пытки, – говорит Алексей.
Независимые правозащитники планируют заявить о пытках и нарушении статьи 7 Международного пакта о гражданских и политических правах. По их словам, жалобы о выявленных нарушениях уже направлены в прокуратуру.
"Никто не должен подвергаться пыткам и жесткому обращению. Это нарушает ст. 12 УИК РФ – право осужденных на безопасность, жизнь и здоровье. В связи с наличием признаков совершения должностных преступлений направлены жалобы в следственные органы и прокуратуру Российской Федерации", – цитирует жалобу на условиях анонимности один из адвокатов, знакомых с делом.
"Чем больше "скота", тем им лучше"
Подписавшие жалобу считают, что это их "последний шанс".
– Фролова (Татьяна Фролова, начальник ИК-11, полковник внутренней службы) запрещает переписку, люди не получают письма от родных, встречи с адвокатами просто отменяют. Очень много писем копится в оперотделе, а когда едет комиссия, они их просто сжигают в кочегарке. Не дают девчонкам подавать документы на КП (перевод в колонию-поселение), УДО, 80 (ст. 80 УК, замена неотбытой части наказания на более мягкий вид, например принудительные работы). Взамен начинают их закидывать нарушениями, только чтобы они работали и шили там до потери пульса. Потому что мы же для них скот, на котором можно заработать (они оформляли нам зарплату в 400 рублей/час, а выдавали 200 рублей за час, остальное – себе): чем больше "скота", тем им лучше. Единственное исключение было через несколько месяцев после начала войны, начальник ведомства приказал им: "распускай всех по-быстрому", мол, денег кормить столько голов нет. И тогда некоторые впервые за много лет по УДО из ИК-40 и ИК-11 вышли. После опять начался "сбор скота" и сидеть стали все по максимуму, – говорит другая заключенная Ирина (имя изменено, освободилась из ИК-40 весной 2024 года). – Там адский труд – девчонки работают по 14, а иной раз и по 16 часов! А когда они [руководство ФСИН] берут какой-то срочный заказ, тогда могут сутками заставлять шить. Нормы нереальные!
По словам другой заключенной, такие нарушения приводили к тому, что заключенные теряли сознание прямо в швейном цехе.
– Очень много смертей там. Люди прямо за швейными машинками падают, на просчетах от жары девчонки валятся, а зимой – многие отмораживают себе ноги, потому что эти экономят на отоплении. Я не говорю про "хроников", добиться терапии онкобольным или ВИЧ-инфицированным – гиблое дело. Комиссии-то туда приезжали, но девчонки боятся рот открыть, потому что понимают, что будет с ними, когда те уедут. А когда редко кто-то все же открывает – это ни к чему не приводит, – говорит Ольга.
По словам экс-заключенной ИК-40 Анны, в 2020 году ее жалобы привели к тому, что в колонию приехал Леонид Сагалаков, глава УФСИН по Иркутской области.
– Я перелезла через забор, чтобы добежать до него. Бегу и думаю: ну, пристрелят сейчас. Выпалила ему все, он похлопал глазами – поохал: "Да что ж это такое, сейчас разберемся". Я поверила, думала, может, реально дошло до человека – тогда же в апреле бунт был у мужиков в ангарской "пятнашке". Думала, ну, поняли, наверное, что не нужно людей доводить до состояния животного ужаса своими угрозами да побоями. Но нет – потом все заглохло, не изменилось ничего. Стало только хуже, остаток срока я провела в ШИЗО.
Российские правозащитники регулярно сообщают о пытках в учреждениях ФСИН. Самый массовый известный случай – стихийный бунт в апреле 2020 года в ИК-15 в Ангарске. После подавления бунта заключенные заявили о массовых пытках по инициативе сотрудников ФСИН: их пытали "прессовщики", другие заключенные на контракте с руководством СИЗО и ИК, заставляя признаться в организации стихийного протеста. Заключенные рассказывали, что стихийный протест начали после того, как в ответ на конфликт между сотрудником и заключенным глава ФСИН региона Леонид Сагалаков стал публично (на плацу ИК-15) угрожать всем осужденным колонии изнасилованием.
В пресс-службе ФСИН по Иркутской области комментировать жалобы заключенных и правозащитников редакции отказались. На письменный запрос ответа также нет.
По словам собеседниц Сибирь.Реалии, чтобы скрыть нарушения внутри колонии, сотрудники ИК не только угрожают заключенным, но и фальсифицируют обвинения против собственных сотрудников.
– В июне 2022 года я еще была в заключении, когда по халатности Хабдаева погибли охранник и две заключенные. Замначальника приказал троим девушкам красить колодец. Без защиты, без знаний – кинули их в колодец, где они надышались токсичными парами краски. Когда третья заключенная увидела, что эти двое попадали, закричала – на крик прибежал мимо шедший Прокоп Васильевич, простой охранник, и это не его задача была, он просто шел мимо. А девчат оставили без присмотра вообще. Прокоп пытался их спасти и сам погиб. У него жена и пятеро детишек остались. Так начальник на него все и повесил – мол, должен был присмотреть и не соблюдал технику безопасности. Хотя это вранье полное, он был единственный нормальный среди них фсиновец и погиб по доброте своей. Его выставили преступником, и семье в итоге не заплатили за его гибель на рабочем месте. Хотя по сути он погиб из-за халатности руководства ИК-40, – вспоминает Анна. – То есть не только к заключенным, ко всем так относятся. Просто звери, а не люди.
Мы не разглашаем имя автора этой публикации из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России.
