После начала мобилизации более 700 тысяч россиян бежали в Грузию, из них около 100 тысяч остались в этой стране. Многие эвакуировались в панике, взяв с собой лишь минимум самого необходимого, и оказались на новом месте без денег и крыши над головой. Чтобы помочь таким людям, кузбасская журналистка и экоактивистка Наталья Зубкова вместе со своими друзьями открыла шелтер (приют) "Тихое место" в пригороде Батуми. Полтора года назад Зубкова сама уехала из России под давлением силовиков.
"Отчаяния больше нет"
– Теперь у меня мотивация жить дальше, а отчаяния больше нет. Хотя было. В Тбилиси мы буквально недоедали, чтобы до хостела было на что доехать. У нас не было денег даже на то, чтобы доехать до Чакви (прибрежный поселок рядом с Батуми. – Прим. С.Р.). Наталья нас встретила на вокзале, привезла сюда. Открыла холодильник и сказала: "Вот пельмени, яйца, покушайте". Сейчас у нас денег вообще нет, может, 20 лари, а также небольшой запас продуктов, который с собой привезли: картошка, макароны, рис. Но руки и ноги есть, проживем. В Россию я не вернусь.
21-летний Влад Калухов приехал в "Тихое место" лишь накануне вечером, когда кончились деньги, а ситуация стала почти безвыходной. Убежав из России в конце сентября, он несколько недель жил в Тбилиси: сначала в азербайджанском поселке на окраине города, затем – в самых дешевых хостелах. Влад и его товарищи даже устроились на работу, но поскольку жить стало не на что, решил поехать в Чакви.
– Выбирались из России мы с товарищем на автомобиле. Я собрал денег немного, кое-что успел продать, - рассказывает парень. – Я, конечно, был в шоке от того, насколько все коррумпировано. Нам полицейские по дороге так и говорили: "Плати или мы тебя разворачиваем". Он пишет в калькуляторе сумму и показывает тебе. Это началось в Элисте, а дальше на каждом КПП на Кавказе: мы платили либо местным, чтобы они нас провезли мимо КПП, либо самим полицейским давали на лапу. Сперва в Элисте скидывались по 5 тысяч с машины, но больше всего я заплатил на въезде во Владикавказ. Там полицейский вызывал каждого, кто был у нас в машине, к себе в автомобиль – пообщаться. Показывает, мол, давай 15. А у меня только 12, остальные деньги я успел спрятать в вещах. И отдал 12 в итоге, потом все остальные отдали по 15. А потом появился еще какой-то местный человек: то ли брат начальника полиции или что-то такое. Он стал тоже требовать деньги. У нас в машине был мужик лет 50, такой адекватный. Он сказал: "Парни, нам лучше с этим зверьем договориться". И мы этому человеку, брату начальника, отдали еще по 12–15 тысяч. Но он нас провез через КПП и потом нашел еще человека, который еще за 5 тысяч нас довез уже до пробки на границе с Грузией. Всего на взятки я потратил примерно тысяч 50 – почти все, что было.
– Я только сутки провел в нейтральной зоне, но в целом на границе мне повезло. Передо мной стоял мой товарищ Максим и еще один парень. Вот его как раз развернули. Женщина-пограничник прокричала ему, что он трус и покидает Родину в трудную минуту. Она вообще орала на всех, очень была злая. А потом ее смена кончилась и вышел парень молодой. Я уже думал, сейчас пойду в комнату ожидания. Но он лишь спросил, почему не продлял визу. Я ответил, что карантин был, а потом не было возможности. Поставил печать и радостный пошел в Грузию.
Калухов с матерью приехал в Россию из Таджикистана 13 лет назад, но за это время так и не получил российского гражданства. Пока парню не исполнилось 18 лет, он имел право оформить статус вместе с мамой, но ей постоянно отказывали. В последний раз – из-за того, что она заболела туберкулезом. Из-за пандемии Влад не смог продлить российский вид на жительство, поэтому в Грузию выезжал уже нелегалом. Калухова как гражданина Таджикистана не должны были забирать в армию, однако он все равно не смог находиться в стране.
– Мне не давали гражданство 13 лет. 13 лет морозили, а когда началась война, я отовсюду слышал: иди, мол, отслужи в армии и потом получишь гражданство. Если выживешь, конечно. У меня тетя в Краснодаре и ее муж – военные. Они мне еще до войны советовали все время армию, но российская армия меня вообще не привлекала. С того момента, как началась мобилизация, да и сама война, меня не покидали мысли, что находиться в России я не могу. Это невыносимо. У меня на душе постоянно была тревога о том, что меня сейчас схватит полиция. Или меня начнут потихоньку "приобщать", мол, иди в армию, а потом – и на войну. Я слышал много новостей о том, что моих сограждан забирали просто на ровном месте: брали у метро или еще где-то и отправляли на фронт. Наверняка слышали, что двое таджиков устроили перестрелку в одной из частей. Так вот, их как раз забрали у метро. Но еще раз скажу: даже если бы меня не забрали, меня в целом смущала перспектива находиться в России, когда такое происходит. Мне война не нравится. Я не могу себя представить с оружием. У меня отец украинец, и я не могу себя представить на войне, где один мой народ убивает другой мой народ.
Калухов надеется в ближайшие дни найти работу в Грузии. Говорит, что не против, например, собирать мандарины в местных садах. Но в день, когда мы разговариваем, в Грузии выходной в честь Дня святого Георгия. Влад со своим новым товарищем Павлом пойдет погулять к морю, которое в ста метрах от шелтера. В Чакви местные жители всегда здороваются с незнакомцами, и все в околотке знают Наталью Зубкову, которая снимает дом неподалеку от "Тихого места".
– Тут очень круто. Я не знаю даже, смогу ли когда-нибудь вернуться в Россию, – говорит Влад. – Старшее поколение в России не откажется от мысли, что война – это хорошо. Они верят, что Россия воюет с фашизмом. Потому что если они сейчас поймут, что ошибались, то испытают глубокий диссонанс. Они этого боятся. При этом в России, мне кажется, больше нацистов, чем в Украине. Для меня рассказы, что мы освобождаем Украину от нацистов, – это басни. Потому что пока я рос, я много замечал скинхедов, нацистской символики. Меня в школе называли чуркой только потому, что я родился в Таджикистане.
"Путин умрет? Но Пригожин-то остался"
В Грузии Влад познакомился с Павлом – 36-летним сварщиком из Краснодара, который решился бежать от мобилизации, оставив в России жену с двумя детьми. На границе ему повезло: оставался час до конца смены, поэтому пограничник не стал задавать лишних вопросов. Павел жалеет о том, что раньше не интересовался политикой, не вникал, куда идет Россия. При этом для него очевидно, что мобилизованным на войне, скорее всего, придется стать пушечным мясом. Еще во время срочной службы он видел, что у российской армии большие проблемы.
– Когда мобилизация началась, мы с женой просто месяц не спали. Я пожалел, что еще весной не уехал. Я думал, что есть какой-то предел, народ возмутится, когда начнут забирать. А по факту все оказались терпилами. Почему люди предпочитают ехать на войну, чем что-то делать? Я думаю, у кого-то мозги промыты, а кто-то просто боится что-то предпринимать. Причем многие едут на войну как на работу. Но все эти выплаты и зарплаты – пыль в глаза. Они не вернут тебе отца или брата. Да, мне говорили, мол, что ты трус, бежишь от войны. Но я не поддерживаю режим и за чужие замки воевать не намерен. Надо защищать замки – забирайте своих сыновей. Причем пропаганда говорит, что нам за границей делать нечего, а у всех чиновников там дети учатся. Государство мне ничего не дало за 30 лет. Только отнимало. Налоги я всегда платил, но я не вижу дорог вообще. Когда в армии служил, мы там получали технику 1965 года. Поэтому я удивляюсь, когда думают, что у России есть какое-то крутое оружие. Оно есть только на макетах. Я много читал, что Россия постоянно на кого-то нападала. У меня вот брат служил в Чечне. Война – это страшно. Рассказывал, как парень сидел в укрытии, а напротив минное поле километра два. Он выстрелил себе в ногу, чтобы не ходить через него. А потом написали, что чеченцы ранили. Вот вам и война.
Работая в Краснодаре, Павел сменил несколько профессий: сварщик, строитель, монтажник, таксист. В Грузии он хочет найти работу по одной из специальностей, благо, строек в окрестностях Батуми хватает. После этого он перевезет семью, которая живет на последнюю зарплату отца в России. Сейчас у Павла с Владом фактически общий бюджет – 20 лари на неопределенный срок и пакет продуктов.
– Я собирался уехать в самый пик, когда началась мобилизация, но потом решил слегка переждать, потому что много читал, как люди уезжали в никуда. На работе никто меня не понял, все говорили, мол, да куда ты поедешь, там к нам плохо относятся. И все не понимали: а что мы сделали в 2008 году? А я знаю, что мы сделали в 2008 году (речь о российском вторжении в Грузию в 2008-м. – С.Р.). И поэтому у меня только уважение сейчас к грузинам. Они нас приняли. Когда уезжал, больше всего боялся за жену и детей: если меня заберут, как они будут? Тем более ни с кем воевать я не собирался. На меня никто не нападал. У моей дочери в классе есть девочки, которые приехали из Украины. И однажды всех собрали, сказали сначала, что будут про историю Кубани рассказывать, про казаков и так далее. А в итоге эти пять девочек, у которых дома уничтожены снарядами, все рассказывали, что там фашисты и их надо убивать. Учитель у нас адекватная, она просто сама не знала, что будет такое мероприятие. Но мой ребенок пришел домой и плакал.
Павел говорит, что хотел уехать из России еще до мобилизации: в Литве ему предлагали работу сварщиком за хорошие деньги, но в последний момент все сорвалось. В светлое будущее России он не верит.
– Семью я все равно вытяну оттуда. Позвонил матери, сказал, что уезжаю. Я ей сказал, что ссориться не хочу, но считаю нужным сделать именно так. Сестра позвонила, сказала, что я дезертир. Я не стал спорить. Я хочу для своих детей чего-то лучшего. Я считаю, что сейчас я сел в последний вагон. Запрыгнул. В январе, полагаю, будет еще хуже. Вторая армия мира, но у нас дети в школах сетки для них камуфляжные шьют. Мне кажется, в России уже ничего не изменить. Путин умрет? Но Пригожин-то остался.
"Можно назвать их "вата", но они заслуживают помощи"
Павел и Влад узнали о "Тихом месте" из телеграма. Шелтер открылся в начале ноября в абсолютно новом трехэтажном здании в 15 минутах езды от Батуми – в курортном селе Чакви. По утрам некоторые жильцы шелтера уже уходят на работу, а те, у кого ее пока нет, собираются в кухне на первом этаже. Постояльцы и основательница шелтера Наталья Зубкова шутят, что "Тихое место" – это название фильма ужасов, а "мобиками" называют монстров в компьютерных играх.
На первом этаже шелтера – кухня и холл с диваном. На верхних этажах – по три двухместных номера, кухни, совмещенные с гостиной, санузлы. На каждом этаже есть стиральная машина. Зубкова и жильцы разбираются, как обращаться с газовыми котлами, которые стоят в каждом номере. Краснодарцы к такому не привыкли, а для Кузбасса, откуда родом Наталья, газовое отопление – это вообще фантастика. Зубкова много лет боролась за экологию в родном Киселевске, живущем в окружении девяти угольных разрезов. На активистку оказывали давление сотрудники полиции, а в феврале 2021-го на нее напали – незнакомец подошел сзади, толкнул в снег и пригрозил расправой ее детям, если она еще хоть раз "раскроет рот". После этого Зубкова переехала в Грузию.
– Я не бросаю экологию, но с началом войны она объективно ушла на 25-й план, – говорит Наталья. – Я решила организовать шелтер, когда поехала в Тбилиси и увидела своими глазами этих парней. Кто-то был с женами, с детьми, которые спят на чемоданах. Было страшно на это смотреть, потому что люди просто сбежали. И по дороге потратили все деньги. Я узнала, в Тбилиси, конечно, есть несколько шелтеров, но они все для активистов. А куда деваться вот этим пацанам? Они проголосовали против режима ногами, это уже о чем-то говорит. И я понимаю, что если не помочь этим 30-летним мальчишкам, они либо вернутся и пойдут на войну, либо будут воровать. Я считаю, что если люди хотя бы хотят не убивать, надо дать им такую возможность. Когда я нашла вот этот дом и попросила об аренде, хозяйка сразу сказала: "Без проблем. Лучше пусть они будут у нас в Чакви, чем в Украине в людей стрелять".
Зубкова стала искать финансирование вместе с другом – журналистом Сергеем Горбуновым, который начинал карьеру на Алтае. Сначала они искали деньги сами, затем – стали просить об информационной поддержке. По началу результат был минимальным, однако со временем о "Тихом месте" написали некоторые телеграм-каналы.
– Вы знаете, мы столкнулись сначала со стеной непонимания, – говорит Сергей Горбунов. – Потому что большинство российских фондов помогают тем активистам, которых они знают лично. Это было целое приключение: обойти скептицизм со стороны фондов, доноров и вообще людей, которые в России уже не верят ни во что. Большинство активистов из России едут в Грузию, Казахстан, Турцию, потому что у них нет поддержки для переезда в Европу. Некому элементарно написать им письмо в поддержку. Я сам уезжал без всякой поддержки. А благодаря шелтеру у людей появляется вера в то, что они не одни. Что можно приехать, остаться, прицелиться, как жить дальше. И никто тебя не обманет.
– Я пыталась пробиться, писала в "Новую газету. Европа", Майклу Наки, Александру Плющеву (бывшие журналисты "Эха Москвы", ныне уехавшие из России и работающие на ютьюб-каналах. – Прим. С.Р.), но никто не ответил, – говорит Зубкова. – Вы будете смеяться, но очень хорошо помогли распространить информацию о шелтере сотрудники кемеровского Центра "Э". Они в своем телеграм-канале написали, что я открыла чуть ли не трудовой лагерь здесь. И после этого люди, как это ни странно, начали обращаться. Сейчас решается вопрос по выезду двух семей из моего родного Киселевска и Прокопьевска. Но там есть задержки по заработной плате, они ждут расчёта, чтобы получить деньги и выехать.
Первый месяц оплатил эстонский фонд, которым занимается активистка Евгения Чирикова. "Тихое место" позиционируется как шелтер, где могут получить помощь не только активисты, но и россияне без политического или правозащитного бэкграунда. В номерах могут разместиться 15–17 человек. По правилам, люди живут в шелтере не более 10 дней, однако многие остаются и дольше.
– На улицу мы никого не выгоним, при этом надо помнить, что это не пионерский лагерь, – говорит Зубкова. – Сейчас для нас главный вопрос, конечно же, финансирование. Пока что мы точно знаем, что работаем декабрь и январь. Для финансирования я придумала простую концепцию, которая, надеюсь, заработает: через журналистов и блогеров стала пробовать обращаться к российскому бизнесу, чтобы дать ему возможность проявить антивоенную позицию. То есть, когда все кончится, я смогу прийти в любой в суд с документами и доказать, что этот человек пытался помочь россиянам избежать войны. Такое антисанкционное предложение. Потому что мне кажется, что когда все кончится, Запад начнет стричь всех. И это – хоть какая-то возможность сохранить хоть что-то при последующих санкциях и судебных процессах. Смогу ли я взять деньги у условного Пригожина? У него, скорее всего, нет. Но в целом могу сказать, что в этом деле нужно время, чтобы обдумать моральную сторону. Возможно, придется делать какой-то выбор.
– Сейчас мы принимаем самых разных людей. Предпочтение гражданам России, но у нас были и граждане Туркменистана, Таджикистана. Была пара – журналисты из Пензы, которые записали абсолютно объективный репортаж о положении беженцев с Украины. Их вынудили уехать. Был правозащитник. Была женщина, которая вывозила двоих сыновей в Турцию. А были обычные люди. Девочка 20 лет, например. Я вообще создала канал, где беру интервью у таких людей. Можно назвать их "ватой", как угодно, они не ходили на митинги либо ходили очень мало. Но девочка 20 лет, как воробушек, – она с ОМОНом будет драться? Я ее спросила, чего она боится. Она ответила, что боится ядерной войны. И я поняла, что в своем советском детстве боялась того же самого.
"Люди поздно поняли, но они поняли"
Активист екатеринбургского "Мемориала" Анатолий Свечников с началом мобилизации помогал выехать из страны двум сыновьям. Он собирался вернуться в Россию, но в последний момент решил этого не делать. Прежде чем перебраться во Францию, Свечников несколько дней провел в "Тихом месте". Зубкову он знал давно, поскольку в 2021 году помогал ей уехать из страны.
– Довольно важно сейчас помогать простым россиянам, – говорит правозащитник. – Многие правозащитные или благотворительные проекты ориентируются по большей части на оппозиционеров. Ну, потому что в основном за границу бежали оппозиционеры. Сейчас ситуация такова, что впервые в современной истории мы наблюдаем массовое бегство из России. Эти люди не то чтобы кому-то сопротивлялись, но сейчас они поняли, что находятся в опасности. Это неожиданная для них ситуация: они вдруг оторвались от всего привычного. Я месяц находился в Казахстане, где очень много людей, которые буквально все бросили. Они бродили, не могли найти жилье, они были потеряны… В Грузии примерно то же самое. Поэтому людям нужно время подумать в человеческих условиях, и неважно кто он, активист или нет. Если человек сейчас уехал в 20 лет, на него нельзя вешать ответственность за то, что он не боролся. Он рос в своей среде обитания, был окружен пропагандой и не мог понимать того, что происходит. Это ответственность более взрослых людей. Я тоже, например, боролся, но мог бы и больше. Мы все виноваты – взрослые люди.
– Достойны ли россияне помощи? – рассуждает Сергей Горбунов. – У меня, например, шок, когда россиянам запрещают приезжать по визам в Прибалтику, при этом Чулпан Хаматова получает статус лучшей актрисы года в Латвии, хотя она вообще-то агитировала голосовать за Путина. В этом есть некая двуличность. При этом для меня очевидно, что чем меньше людей попадут на войну с Украиной, тем меньше там погибнет. И тем меньше людей будут спонсировать этот режим. Я в том числе сторонник того, что нужно отменять санкции на использование банковских карт, на выдачу виз. Пусть люди забирают деньги с собой, пусть они уходят от режима. Да, люди поздно поняли, что происходит, но они это поняли. И это главное. Я считаю, россиянам можно дать второй шанс. Немцы смогли, и мы сможем исправиться.
Если с "Тихим местом" все будет в порядке, Наталья Зубкова и ее друзья планируют арендовать еще одно здание – в расчете на январскую волну мобилизации. Кроме того, в планах создать отдельный шелтер для беженцев из Украины.
– Путин обнулил Россию, – говорит Зубкова. – Теперь нас 140 млн мертвых душ, с которыми в мире никто разговаривать уже не будет. Россияне, которые уезжают, редко видят, что они хоть кому-то нужны. Они везде плохие, они везде агрессоры. Шелтер – это возможность показать людям, что кто-то о них думает. Что они не совсем пустое место. Что есть те, кто заботится. От этого зависит вера в будущее, в себя. Когда я открою шелтер для украинцев, на ресепшене будет работать российский парень. Чтобы они видели, что среди нас тоже есть люди.
