Российские школьники не должны знать правды о войне в Украине, о массовых убийствах мирных жителей и разрушении украинских городов. Согласно методичке от Министерства образования РФ, учителя средних школ должны проводить с учащимися 7–8-х классов уроки на тему "Специальной миротворческой операции". Педагогов, несогласных говорить с детьми на языке официальной пропаганды, увольняют из школ и штрафуют по новой административной статье (20.3.3 КоАП РФ) за дискредитацию действий российских войск.
Учительницу английского языка из города Корсакова в Сахалинской области Марину Дуброву уволили за антивоенную позицию. В разговоре с учениками на перемене она назвала войну ошибкой. Оказалось, что дети записали ее слова на видео, после чего мать одной из школьниц подала заявление в полицию.
– Утром в понедельник в школе меня встретили словами: "Марина Гусмановна, к вам милиция". Сразу поняла, по какому поводу, – рассказывает Дуброва. – На меня составили протокол, в тот же день состоялся суд. Я объясняла свою позицию, что президент нашей страны такой же человек, как и все, что он может ошибаться. И это его решение я считаю ошибочным. Я же имею право на свое мнение и право его высказывать. Мне отвечали, что как педагог я не могу говорить подобное ученикам. Но я не согласна. Педагог – это профессия в первую очередь гуманистическая, учить слышать разные мнения, формировать позицию на основе разных точек зрения – разве это плохо?
Дуброву оштрафовали на 30 тысяч рублей, а затем уволили.
1 апреля был уволен учитель истории Андрей Шестаков из якутского города Нерюнгри. Сначала его оштрафовали на 35 тысяч за комментарий к посту о погибших в Украине, а позже выгнали из местной гимназии за то, что он ответил на вопросы учеников о войне.
Ещё в марте 2022 года независимый профсоюз "Альянс учителей" призвал родителей выступить против "навязывания тех или иных политических взглядов в учебных учреждениях, так как это противоречит статьям 28 и 29 Конституции и закону "Об образовании".
А в Новосибирске историк и директор Городского открытого колледжа Сергей Чернышов потребовал обсудить воздействие пропаганды на психическое состояние школьников на внеочередном заседании общественного совета при региональном министерстве образования.
Возвращение в школы "политинформации" советского типа, по мнению Чернышова, принесет большой вред современным детям и подросткам, которые, в отличие от предыдущих поколений, имеют доступ к разным источникам информации. И с учениками, считает Чернышев, можно и нужно говорить о глубинных причинах нынешней трагедии. Ответы на вопрос, почему в 21-м веке в Европе была развязана война, можно найти, изучая события Смутного времени и читая переписку Ивана Грозного с Андреем Курбским, первым отечественным "национал-предателем", который бежал на Запад и обличал московское самодержавие, а также изучая историю покорения Сибири, говорит Чернышев.
– Сергей, я смотрю ваши публикации в ФБ и под каждым вашим антивоенным постом вижу довольно агрессивные комментарии людей, которые называют вас врагом государства российского, пишут, что "Вас нельзя и на километр подпускать к детям и преподаванию истории". Вы чувствуете себя представителем "пятой колонны"?
– А почему, собственно, я должен себя так чувствовать? Пятая колонна – это понятие времен Гражданской войны в Испании, обозначающее людей, которые занимаются подрывной деятельностью. Это не про меня. Я никакой подрывной деятельности не веду. Наоборот, занимаюсь добрыми делами. Да, я заявляю публично, что убийство людей – это плохо. Такая позиция называется гуманизмом. Относительно деятельности Вооруженных сил Российской Федерации я не высказываюсь, прекрасно понимая последствия. А вот на общие гуманистические темы, мне кажется, высказываться необходимо.
– И я просто не понимаю, о чем эти люди спорят со мной в моем фейсбуке? Я ведь говорю простые вещи: убийство – это плохо. А мне отвечают задумчиво: нуу… в некоторых случаях это нормально. В каких случаях?! Нет таких случаев. Давайте, хотя бы в этом сойдемся. Да, у нас разные политические взгляды, позиции. И бог с ней, с политикой. Давайте для начала зафиксируем простой гуманистический тезис: убийство – это плохо, любая война – это ужасно при любых обстоятельствах. Если человек готов хотя бы на таком уровне эту позицию зафиксировать – значит, нам есть о чем разговаривать дальше.
– По разным социологическим опросам, 70–80 процентов россиян поддерживают вторжение России в Украину. Это все-таки результат многолетней массированной деятельности российской госпропаганды? Или проблема глубже и связана с какими-то национальными историческими травмами?
– Говорить о том, что большинство (в России) поддерживает массовые убийства – это не слишком корректно. Большинство всегда пассивно. Есть меньшинство, которое активно осуждает так называемую "спецоперацию". И другое меньшинство, которое её активно поддерживает. А есть такие вот не определившиеся, которые говорят "ну, всё не так однозначно, да мы всего не знаем, у каждой стороны конфликта своя правда". В любую войну так было.
И потом – прошло еще слишком мало времени для сколько-либо убедительных выводов. Первые недели или месяцы любой войны население воюющих стран почти всегда испытывает "милитаристский угар", это знает любой историк. Скажем, после начала Первой мировой войны в России проходили массовые митинги в поддержку войны, в поддержку царя, Петербург переименовали в Петроград и так далее. Так было во всех воюющих странах. Поэтому, кстати, национальные правительства образца 19-го и первой половины 20-го века всегда планируют какие-то "маленькие победоносные войны" – каковой для нашей страны должна была стать Русско-японская или, скажем, Советско-финская войны.
– Другое дело, что для начала 21-го века "маленькие победоносные войны" – это скорее нетипичное явление, а исключение из всех правил ведения международных дел. Мне кажется, мы все еще рассуждаем в таких категориях, потому что наша страна не отработала травму ХХ века, в отличие от Германии, которая это сделала – больно, тяжело, но сделала. Сейчас в центре Берлина стоит монумент памяти массовых убийств евреев. И каждый немец знает о Холокосте. То есть они это проговорили, зафиксировали как факт общенационального согласия по поводу коллективной ответственности за ужасные преступления нацистов в Германии и Европе. У нас такого не произошло. Мы не поговорили о своей исторической травме. Большинство у нас ничего не знает о том, что такое Советско-финская война 1939 года. А вторжение в Польшу осенью 1939 года? А присоединение прибалтийских республик к Советскому Союзу в 1940-м? Сейчас это всё полузапретные темы. В этом смысле пассивность в отношении осуждения массовых убийств – следствие необразованности.
– Но в Москве тоже стоит памятник жертвам ГУЛАГа. Однако это не мешает властям закрывать "Мемориал" и говорить, что его деятельность очерняет светлый образ Советского Союза. Опять же, есть проспект Сахарова и проспект Андропова, который отправил Сахарова в ссылку. Как это может уживаться в общественном сознании?
– Вот именно это и показывает, что в стране не проведена работа с исторической травмой. Публичного и четко манифестированного осуждения преступлений сталинского режима не произошло. В этом смысле мы до сих пор ментально живем в Советском Союзе. Поэтому когда говорят, что на территории Украины был реализован проект анти-Россия – это чистая правда. Так оно и есть.
– Или всё-таки анти-Советский Союз?
– Нет, я думаю тут надо глубже копать. Мы недавно обсуждали это с коллегами профессионально. Начиная с позднего Средневековья, с 16-го века точно, со времен Ивана Грозного, о котором я пишу в своих научных статьях, фактически существовало два проекта России. Об этом в наших учебниках истории не пишут, потому что это такая неудобная правда. Первый проект всем известен – это московская "Россия", Московское царство. Но был ведь и проект другой "России", который назывался Речь Посполитая. Скажем, титул Сигизмунда III, короля Речи Посполитой, звучит так: "Божьей милостью король Польский, Великий князь Литовский, Русский" и так далее.
То есть он претендовал на то, чтобы называться великим князем русских земель. И у него определенно были на это права, поскольку значительная часть исторической Руси тогда находилась не в составе Московского царства. Киев, Смоленск и многие другие территории принадлежали Речи Посполитой. Это всё было не Московия, а совсем другой проект. И некоторое время казалось, во время так называемого "Смутного времени", что именно этот альтернативный проект победил. Потому что московская Боярская дума, абсолютно легитимное правительство, признала московским царем польского царевича Владислава, сына того самого Сигизмунда III. С точки зрения Средневековья это означает подчинение одного государства – другому. Я думаю, что тогда современникам казалось, что историческая дискуссия закончилась, и понятно, какая "Россия" победила.
"Первый – классический бандит, на революционной волне случайно попавший в верховную власть. Второй – классический коллаборационист, который продался завоевателям за статус (сейчас бы сказали – власовец)… Если с бандитом все понятно, то случай с Невским – вообще уникален, это, пожалуй, единственный эпизод (Ледовое побоище), который попал в учебники истории прямиком из киноэкранов. И ещё никто не доказал, что было что-то, кроме фантазии Сергея Эйзенштейна", – написал Чернышов 11 июня 2021 года.
– Как бы вы описали дальнейшую историю другой "России" XVII века, если бы польский проект продолжился?
– Это был не "польский", а панславянский проект, хотя и, конечно, изрядно полонизированный. Это была бы аристократическая республика, как и все остальные европейские государства того времени.
– В чем главное отличие аристократической республики от Московского царства?
– В источнике легитимности власти. Если мы вспомним переписку Курбского с Иваном Грозным, там одна из ключевых дискуссий идет об источнике легитимности власти московского царя. Власть короля Польши – это сложная система сдержек и противовесов с аристократией, это настроенные системы обратной связи с элитами, в том числе национальными. Власть московского царя оторвана от политической элиты, московская аристократия – это фактически такие же холопы, как и весь остальной народ, пусть и немного более состоятельные. Главная идея московского проекта в том, что нет вообще никакой аристократии как значимого фактора политической власти, есть только абсолютное самодержавие восточного типа. Это традиция государственности, стопроцентно заимствованная из Монгольской империи Чингисхана.
– Так вот, в начале 17-го века для большинства современников было очевидно, что "московский проект России" проиграл. Но спустя 160 лет, когда произошел раздел Польши, а вскоре Польша и вовсе прекратила существование, оказалось, что – нет, наоборот, московский проект все-таки выиграл.
– И сейчас мы видим новую фазу реализация московского проекта на примере "спецоперации" в Украине?
– Если помыслить эту ситуацию как цивилизационное столкновение, то "московский проект" России очевидно доминировал и в 18-м, и в 19-м, и на протяжении всего 20-го века. Не было ни одной страны, которая бы могла сущностно противопоставить "московскому проекту" какой-то иной тип славянского государства. В этом смысле ситуация сильно изменилась в конце 1980-х годов, когда значительное количество славянских стран выбрало другой путь – демократический (кстати, как и Россия – как тогда казалось). Но к началу 2020-х годов явно появилось то, что Владимир Путин называет "анти-Россия" – то есть альтернативный проект устройства государственности, претендующий если не на лидерство, то на самостоятельное существование. Конечно, с таким проектом Путину необходимо бороться – это вполне для него логично.
– Почему имперскому московскому проекту так важно завоевывать территории? Когда едешь по огромной России, видишь разруху в деревнях, бездорожье, бедность, все эти проблемы, до которых властям дела нет. Как вы считаете, зачем при этом власть хочет ещё больше земли, в то время как сама не может нормально управлять тем, что есть?
– Именно потому, что мы не провели работу над исторической травмой. Европейские страны из империй давно превратились в национальные государства. Они со своими имперскими проектами покончили. А у нас человек по-прежнему не является ценностью. Хотя в российской конституции записано обратное, есть вполне либеральная вторая статья, в которой утверждается, что "Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства". Но на самом деле в основе имперской парадигмы лежит не "человекоцентричность", а довольно абстрактные категории могущества страны – в том числе и размер ее территории.
– 20 февраля президент России обратился к народу с экрана телевизора и прочитал целую лекцию об истории, в которой утверждал, что "Украина – не государство". Как вы думаете, что он хотел этим сказать?
– Продолжая логику цивилизационного конфликта "московского проекта" с некоей альтернативной "Россией", которой сейчас является Украина, мы видим опасность (со стороны Украины) для Российской Федерации. Угрозу её существованию и легитимности. В этом смысле я с президентом России согласен. Видите ли, и Зеленский, и Путин, они об одном и том же говорят: о том, что Украина и Россия – это совершенно разные исторические проекты для одного по сути народа. А дальше начинает работать простая логика – альтернативный проект необходимо лишить легитимности. Иван Грозный теми же методами пользовался, когда начал присоединение Сибири. Он через своих дипломатов утверждал, что сибирский хан Кучум – ненастоящий царь, нелегитимный. А настоящим правителем Сибири является князь Тайбуга, который еще в 1555 году попросил Ивана Грозного взять Сибирь под свою "опеку". То есть присоединение Сибири – это не акт агрессии, а удовлетворение просьбы легитимного правителя и борьба с нелегитимным Кучумом.
– Тот же сценарий был реализован и в Финской войне, когда некое "советское правительство Финляндии" попросило Сталина "освободить" страну от фашистов?
– Ну да. В любом военном конфликте применяются примерно одни и те же коммуникационные стратегии противодействия противнику. Поэтому историкам сейчас скучно живётся – они всё это уже видели.
– Каким вам видится будущее проекта "Россия" в 21-м веке?
– Я думаю, что у него будет два варианта: модный (хипстерский) и не модный (имперский). Модно будет ездить в Украину отстраивать разрушенные города – этим будут заниматься представители в том числе и российской молодежи, российские благотворительные фонды и иные организации.
– В своей заметке, опубликованой на фейсбуке, вы пишете, что "Сибирь – это всегда ковчег для спасения "исконной русской цивилизации". Ну и далее по списку – император, опричнина, Большой театр. Это мы уже проходили, например, в Гражданскую войну вполне себе на практике – и знаем, что ничего из этого внятного не выходит. Сплошная временная фальшивка. Словом, очень нужен художественный дискурс о постапокалиптическом будущем для Сибири". Как историк вы можете представить это будущее?
– Относительно Сибири мне нравится концепция нового "дикого Запада": сверхтехнократичные города, а вокруг дикое поле.
– По которому скачут ковбои?
– Нет, "дикого" в том смысле, что единое политическое пространство будет трансформироваться, в том числе перераспределяя власть с общегосударственного на местный уровень. Это то, что происходит по всему миру. Основная власть – в городах. Собственно, общемировой кризис национального государства состоит в том, что если мы постоянно не воюем с соседями, если частные институции перераспределения благ эффективнее государственных – то зачем вообще нужны сильные национальные государства? Повторюсь, это не российская, а общемировая проблема переосмысления сущности современного государства. Конечно, нам с нашим реликтовым для современного мира имперским сознанием будет гораздо труднее провести это переосмысление цивилизованным путем.
– И вернемся к преподаванию истории школьникам и студентам. Можно ли с нынешними школьниками обсуждать все эти глубинные причины происходящего сегодня и как-то отделить преподавание от государственной пропаганды? В последнем своем посте в ФБ вы цитируете книжку французского социолога Пьера Бурдье, который приводит цитату из романа австрийского прозаика Томаса Бернхарда "Старые мастера", про школу:
– Может ли сегодня в России школа не быть "школой Государства"?
– Бурдье по этому поводу пишет, что, рассуждая о государстве в таком ключе, мы попадаем в логическую ловушку, в которой это самое государство заинтересовано. Мы начинаем воспринимать государство как что-то объективно существующее. Не как систему связей и договоренностей, не как схему передачи и структурирования информации, а как институт. Что неправильно и абсурдно.
В последние дни, после страшных кадров сами знаете откуда, много думаю над тем, что должны сделать мы в образовании, чтобы это варварство на уровне ментальных ограничений отдельных исполнителей было невозможно. Думаю, вот первый шаг: школа должна перестать быть местом, где делают "креатуры Государства". И также думаю, что не случайно уже до 5 процентов всех детей (это десятки тысяч человек) перешли на систему домашнего обучения, выбирая вообще отказаться от любого сотрудничества с государством и структурами, легализованными государством, для образования своих детей. И эта цифра неизменно растёт все последние годы. И это сегодня для родителей возможность оградиться и оградить детей от милитаристского угара, – говорит Сергей Чернышов.
Тем временем, как сообщает сайт Министерства образования Новосибирской области, "в рамках патриотической акции "Письмо солдату" почти 2000 писем передано военнослужащим Российской Федерации, участвующим в спецоперации, от детей Новосибирской области. Акция стартовала несколько дней назад и моментально облетела все школы региона. К написанию писем присоединились воспитанники военно-патриотических клубов, юнармейцы и просто неравнодушные школьники, которые хотят поддержать российских военнослужащих", – говорится на сайте Министерства образования Новосибирской области.
