15 апреля 1919 года в Советском Союзе вышел декрет "О лагерях принудительных работ". Именно этот документ, опубликованный в газете "Известия" в качестве декрета Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК), положил начало системе ГУЛАГа."Все заключенные в лагерях немедленно привлекаются к работам по требованию советских учреждений. Бежавшие из лагерей или с работ подлежат самым суровым наказаниям", − говорилось в тексте декрета, который был подписан "всесоюзным старостой" Михаилом Калининым.
Корреспондент Сибирь.Реалии побывал в Мариинске, чтобы встретиться с потомками репрессированных и узнать, как хранят в этом городе память о жертвах сталинизма. Мариинск в 19-м веке – крупнейший город на территории Кузбасса. Сегодня – "муниципальное образование" с умирающей экономикой. В середине 1930-х − транзитная остановка для десятков тысяч политзэков, а с 1942 года – административный центр сибирского отделения ГУЛАГа под названием Сиблаг.
Лагпункты Сиблага располагались на территории современных Алтайского и Красноярского краёв, Омской, Томской и Новосибирской областей, Казахстана. Но больше всего их было в Кузбассе, только в одном Мариинском районе – одиннадцать. Через мариинские лагпункты прошли как минимум 200 тыс. человек, не менее половины из них – политзаключенные. В Мариинске, кроме того, действовали распредлагерь и следственная тюрьма.
"Если бы подписал – расстреляли"
Маленькая потрескавшаяся фотография – портрет годовалой девочки.
− В 1949 году, когда отец сидел здесь, в Мариинске, в следственной тюрьме и ждал приговора, мама меня сфотографировала, снимок спрятала в хлеб и передала отцу, − рассказывает Энгелина Иосифовна Гончарова (до замужества Мирончик), запечатлённая на фотокарточке.
Мариинск в тюремной биографии репрессированного полковника Красной армии Иосифа Мирончика − лишь эпизод. Арестовали его еще в 1937 году.
К тому времени у Мирончика был уже 18-летний партийный стаж. Революционными идеями он проникся, служа по призыву в царской армии. Будучи представителем солдатского комитета, приезжал за несколько недель до Октябрьского переворота в Петроград, где до призыва работал слесарем на Путиловском заводе. Вступил в рабочий отряд самообороны. В послужном списке, копия которого хранится у Энгелины Гончаровой, сказано, что Иосиф участвовал в октябрьских событиях "в Петрограде при взятии Петропавловской крепости в красногвардейском отряде". Позже командует отрядом в Конармии Будённого – воюет с белополяками. И Ленина он видел − правда, мельком. Несколько раз красноармейцу Мирончику довелось стоять в карауле у двери его кабинета.
− Конечно, за одни столом с Лениным не сидел, за руку с ним не здоровался, но действительно видел и запомнил как очень подвижного и энергичного человека. А в Академии имени Фрунзе, где отец в конце 20-х учился на военного инженера, одним из его преподавателей был Блюхер, − рассказывает Энгелина Гончарова.
Под колесо репрессий попадали, однако, и самые убежденные коммунисты и подчас – в первую очередь. 20 сентября 1937 года начальник 1-й части штаба 16-й стрелковой дивизии Мирончик был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Польши.
− Дело находится в архивах КГБ Белоруссии – по месту рождения отца. Он был родом из местечка Германовичи Вилленской губернии (сейчас это Белоруссия, а тогда – Польша). Мой младший брат ездил знакомиться с материалами дела. Под документом, где говорится о виновности отца, нет его подписи. Я с раннего детства помню, что у отца были вставные зубы. Он не распространялся о своём аресте и первом заключении, но, сопоставив его скупые рассказы, пришла к выводу, что все зубы ему выбили на допросах, заставляя дать показания. Уверена, если бы подписал, его бы расстреляли, − рассказывает Гончарова.
Статья 58-1 пункт А – "измена Родине". Восемь лет исправительно-трудовых лагерей. Когда началась война, просился на фронт. Не отпустили. Дочь рассказывает, что сидел на Колыме, строил Большой Колымский мост. Но часть срока отбывал в Сиблаге, во всяком случае, в распоряжении Энгелины Иосифовны имеется ответ на запрос из КГБ Белоруссии, в котором сказано, что во время обыска при повторном аресте Иосифа Мирончика у него изъята "Справка № 3607 Сиблага об отбытии наказания по делу за 1938 год".
Закончился срок, но не наказание. В 1946 году Мирончика этапировали в Мариинск на поселение и прикрепили к дорожному управлению. Начальник определил его на постой к Наталье Шинкаренко, которая осталась одна с двумя детьми – муж погиб на фронте в начале войны. Дети привязались к постояльцу, понравился он и Галине, вскоре ставшей его второй женой.
Первая семья Мирончика осталась в Орле, жена во время войны умерла.
− Когда немцы подходили к городу, его восемнадцатилетняя дочь вместе со сверстниками рыла противотанковые траншеи. Город захватили, и всех их уничтожили − кого-то повесили, кого-то закопали живьём. Я ездила в Орел и была на месте, где их казнили, − рассказывает Гончарова, которую назвали Энгелиной в честь погибшей сестры.
31 января 1949 года Мирончика второй раз арестовывают "за ранее совершённое преступление" и приговаривают к бессрочной ссылке в Долгомостовский район Красноярского края. Он просит жену остаться в Мариинске, но Наталья вместе с детьми едет за ним. Иосиф Антонович руководит участками в химлесхозе, вместе с семьей его перебрасывают с места на место.
− Во всех лесхозах мы жили в брусовых домах. Помню, мы приехали на участок, который отец потом назвал Солнечный. Заходим в дом. Комната абсолютно пустая. Между брусьями щели, через которые бьют солнечные лучи. И я начинаю прыгать и кричать: "Мама, посмотри, какой у нас сказочный дом! Как здесь красиво!" А мама сидит и плачет: "Эличка, как же мы зимой здесь будем жить?" И всё лето родители вместе с моими старшими братьями щели замазывали, чтобы перезимовать. Подвоза продуктов практически не было. Мы держали корову, вели подсобное хозяйство. Гнус и мошка доставали − без накомарника не выйти. Среди жителей в основном репрессированные: бандеровцы, власовцы, поволжские немцы, − вспоминает Энгелина Гончарова.
Иосиф был не только лихим наездником, но и метким стрелком. Это очень пригодилось в ссылке. Он охотился на рябчиков и зайцев и старшего сына научил. Без мяса семья не оставалась.
− Папа говорил: "Мужчина должен всё уметь!" Рассказывал, что на Колыме выживали только те заключённые, которые умели наколоть дров, построить себе шалаш или землянку. Не все политические были к этому готовы, − объясняет Гончарова.
Она с благодарностью вспоминает политссыльных, которые выручали, а иногда просто спасали её семью.
− В Красноярском крае я заболела корью. Тогда прививок не ставили, и многие дети от кори умирали. Папа нашёл доктора из политссыльных, который меня вылечил. Он часто приходил, пока я не могла ходить. Игрушек никаких не было. Чтобы меня отвлечь, доктор делал из платка зайчиков. И ещё целый театр теней для меня устроил.
Ещё один ссыльный нас спас. Отец ездил за зарплатой для всей бригады, но деньги почему-то не пришли. Какие-то подвыпившие люди вломились в наш дом, объяснений не слушали, требовали денег. Неожиданно на пороге появился парень, который этих людей пристыдил, сказав, что нельзя забирать последнее у семьи, в которой трое детей. Они послушались и оставили нас в покое. Звали парня Дмитрий Стрельников, до ареста он был офицером, упражнялся в стрельбе по мишеням. Пуля срикошетила в портрет Сталина. Возможно, это была пуля не Дмитрия, а другого стрелка…
Во время ссылки на отца ещё несколько раз нападали, даже с ножом. Чудо, что мы остались живы, − говорит Энгелина Гончарова.
В 1954 году появился на свет младший брат Энгелины, а в 1953 году Мирончика находит сын от первого брака Ян. До этого все запросы отца и сына оставались без ответа.
− Он отслужил в армии и приехал к отцу в военной форме. Моя мама встретила его как родного сына, и он очень обрадовался, когда увидел нашу семью. Гостил две недели. С тех пор поддерживаем отношения. Два года назад ездили к Яну в Подмосковье на его девяностолетие, − рассказывает Гончарова.
В 1954 году Иосиф Мирончик пишет жалобу, в которой подчеркивает, что его дело полностью сфабриковано, и требует пересмотра. Его реабилитируют и позволяют уехать в Москву, но Мирончик выбирает Мариинск, сочтя, что многодетной семье в столице будет труднее.
Иосифа восстановили в партии и в воинском звании. Как инженер-строитель он участвовал в строительстве мариинского пивзавода и первых жилых домов с канализационными коллекторами на улице Рабочей. Энгелина Гончарова вспоминает, что до этого в Мариинске во всех домах и учреждениях туалеты были только на улице. Позже Мирончик входит в состав комиссии, принимающей в эксплуатацию строительные объекты. Иосифа приглашали в школы рассказывать о революционном прошлом, вместе с первыми руководителями города он приветствовал с трибуны колонны во время советских демонстраций.
"30-е годы – это чёрная дыра"
Мариинскую следственную тюрьму, в которую Иосиф Мирончик попал после второго ареста, называют "тюремным замком". Огромное здание из красного кирпича, построенное накануне революции. Придя к власти, большевики хотели было перепрофилировать замок в Дворец труда, но быстро передумали. Замок и поныне используется по прямому назначению − там СИЗО.
В 1937 году в мариинском тюремном замке свои последние дни провёл Захар Колот. О его судьбе по документам, хранящимся в кемеровских архивах ФСБ, узнал правнук расстрелянного − родившийся в Кузбассе и несколько лет назад переехавший в Ростовскую область краевед Евгений Курочкин.
Захар Колот родился в селе Ивановка под Мариинском. Его предки переселились в Сибирь в конце 19-го века из Полтавской губернии. Захар не хотел в колхоз и уехал в кузбасский город Тайга, где устроился котельщиком в паровозное депо. Местные газеты писали о нём как о передовике.
В середине 1930-х годов началась кампания по выявлению шпионов и вредителей на Томской железной дороге, в состав которой входила станция Тайга. По подсчетам Евгения Курочкина, в ходе этой кампании расстреляли не менее 638 человек. Его прадеда арестовали 26 сентября 1937 года и 31 октября расстреляли в Мариинске.
− Дело участника "шпионско-диверсионной повстанческой организации" рисовалось тайгинскими энкавэдэшниками в то время, как Захар Иванович находился в Мариинской следственной тюрьме. Через месяц после ареста тройка заочно приговорила его к смерти, ещё через пять дней его расстреляли, − объясняет Евгений Курочкин. – Прадеда сначала обвиняли в связях с польской разведкой, потом в нём увидели японского шпиона и члена РОВС (Русского общевоинского союза). Наверное, план по поимке польских шпионов НКВД к тому моменту уже выполнил, поэтому и формулировку изменили. Среди документов, с которыми удалось ознакомиться, признательные показания Захара Колота. Подписи на первых документах выглядят иначе, чем под этими показаниями. Не исключаю, что за прадеда расписался оперуполномоченный НКВД Леонид Коптев, фабриковавший дело.
По одному делу с Захаром Колотом проходило ещё 24 человека. Вероятно, во время следствия все они находились в Мариинском тюремном замке. Восемь расстреляны − все в один день, 31 октября 1937 года. Шестнадцать получили сроки по 8 и 10 лет. Судьба одного неизвестна.
− В справках, которые мне прислали из Кемеровского ФСБ, сказано, что тех, кого не расстреляли, освободили из лагерей в марте 1939 года. Но вот что странно. Вскоре началась война. Большинство из них − призывного возраста. Я искал их фамилии в базе данных крупнейшего сайта, посвященного Второй мировой войне, − "Память народа". Ни одного не нашёл. Подозреваю, что дело переквалифицировали и их не выпустили, − рассказывает Курочкин.
В 1937 году Захару Колоту было 34 года. Его вдова Ксения Григорьевна замуж больше не вышла, одна воспитала четверых детей, оставшихся без отца. Ей сообщили, что муж умер в лагере. Что он расстрелян, родственники узнали только в начале 90-х, когда Ксении Григорьевны уже не было в живых. Иван − брат Захара − попал в лагеря по политической статье (он проходил по другому делу) и вернулся. Ксения Григорьевна надеялась, что вернётся и муж. Завещала на свою могилу прикрепить две фотографии – свою и Захара.
− В моей семье больше говорили о предках, которые участвовали в Великой Отечественной. Про репрессированных родственников старались не вспоминать, а эта целая семейная линия, которую важно восстановить. Читаешь воспоминания других репрессированных и понимаешь, что 20−30-е годы − это чёрная дыра, − говорит Евгений Курочкин.
Где именно похоронен прадед, Евгению неизвестно. Как ему рассказали мариинцы, убитых закапывали рядом с тюремным замком, а также на старом кладбище, рядом с которым находился пороховой склад. Некоторые утверждают, что хоронили на территории, где сейчас располагается городской парк. Однако твердых доказательств этому нет.
− Жители деревни Малый Антибес, которая находится за Мариинском, рассказывали, что в 1940-х годах, когда они были детьми, видели, как на грузовиках привозили расстрелянных заключённых и закапывали их в карьере за берёзовой рощей. Позднее в этой роще грибники находили человеческие останки, − объясняет Сергей Шешуков – краевед, директор комплекса, в который входит три городских музея – Истории города Мариинска, Литературный писателя Чивилихина и Сибирской бересты.
В 2010 году на этом месте установлен памятник по инициативе и на средства мариинца Николая Плуталова. На фоне берёзовой рощи чёрный камень с красной надписью: "Безвинно расстрелянным". К памятнику колючей проволокой прикреплены цветы, а к столбикам ограды – красные кандалы.
Рядом с въездной стелой в Мариинск ещё один мемориал памяти жертвам Сиблага, открытый в 2009-м по инициативе Амана Тулеева, который тогда был губернатором Кузбасса. Комплекс числится на балансе городских властей. Это не просто разрозненные объекты, а композиция с выстроенным сюжетом.
Проходишь вдоль фрагмента узкоколейки, потом сквозь реконструированный лагерный барак, мимо будто сгоревших тачки и кайла к расстрельной стене, пробитой пулями, на которой изображены силуэты погибших. Финальный объект – сигнальная рельса.
− Каждый уходящий должен в рельсу ударить. Звон колокола − как память о жертвах Сиблага. Мы ещё задумывали в центре два столба с прожекторами, которые ночью шарили бы по территории мемориала, как это бывает в лагерях. Мощный символ был бы. Но вот не сделали сразу, а потом, как это часто бывает, уже не получилось, − объясняет автор мемориала мариинский художник Юрий Михайлов.
Вот уже 12 лет 30 октября потомки репрессированных приходят к мемориалу у часовни, чтобы почтить память погибших.
− В прошлом году мы провели такой митинг. Ковидные ограничения, но нам разрешили, если не больше 50 человек. Мы столько не набираем. Собралось 20–25, считая и сотрудников музеев. В этом году не разрешили собраться, но небольшой коллектив музейщиков всё равно придёт, чтобы возложить цветы к расстрельной стене, − рассказал директор Сергей Шешуков.
"Чтобы чувствовал могущество государства"
Мемориалы репрессированным находятся на окраинах Мариинска. В историческом центре города ничто не напоминает о том, что он был столицей Сиблага. Приезжие задирают головы, рассматривая резные карнизы деревянных домов позапрошлого века, и замедляют шаг, проходя мимо купеческих особняков из красного кирпича, чтобы прочитать табличку и узнать, кому раньше принадлежало здание, в котором теперь художественная школа, библиотека или горсуд. Улица Ленина – бывшая Большая Московская.
Мариинская поликлиника разместилась в помпезном дворце, который строился заключёнными и проектировался как здание главного управления Сиблага. На этом месте находился главный православный собор города – Никольский, возведённый в 1824 году на пожертвования купцов и других прихожан. Собор снесли перед самой войной по приказу "всесоюзного старосты" Калинина. Дворец для администрации Сиблага достроили в 1956 году, но это управление размещать там не стали − Сиблагу уже недолго оставалось, многие лагеря к тому времени закрылись. В 1935 году число лагпунктов Сиблага достигло 71, потом неуклонно сокращалось.
Таблички, извещающей, что здание возводили зэки, нет.
− Комсомольцы тоже много чего построили, не вешают же на все объекты соответствующие таблички. Узко мыслите. Здание поликлиники весь народ строил, а не только репрессированные. А так-то у нас заключённые вообще всё строили. И в полях они работали, и на предприятиях… Зачем драматизировать? У нас и так прямо в городе СИЗО, который тюремный замок, и ещё четыре зоны – детская, женская, взрослая и туберкулёзная. Полгорода – те, кто отсидел, и полгорода − те, кто охранял, − говорит художник Юрий Михайлов.
Напротив поликлиники − Музей истории Мариинска. На первом этаже − небольшой зал, посвящённый Сиблагу. Самый примечательный экспонат – ростовая кукла заключённого в ватнике, шапке-ушанке и в очках. Её выполнил Михайлов.
Директор музейного комплекса Сергей Шешуков рассказывает, что в сталинские годы в лагпунктах Мариинска и Мариинского района сидели "лучшие люди страны".
− Архитектор Барановский загремел сюда, потому что специализировался на сохранении и восстановлении храмов. Понятно, как тогда относились к религии. Барановский написал Сталину, что, если тот сохранит в Москве собор Василия Блаженного, потомки будут ему благодарны. Сталин собор сносить не стал, но, видимо, он даже от мнения потомков зависеть не хотел и тон письма ему не понравился. Барановский оказался в Мариинском лагере, где его назначили помощником начальника строительной части. Под его руководством в нашем городе построили электростанцию и опытную сельскохозяйственную станцию, на которой работали и свободные, и заключенные. Это было изумительнейшее здание в стиле ампир. Заказ был такой, своего рода идеология. Чтобы каждый зэк чувствовал могущество государства.
− Если Пётр Барановский в 1936 году досрочно освободился, то судьба узбекского поэта Усмана Насыра сложилась трагично. Возвращался на поезде со съезда Союза писателей в Москве, где выступал Сталин. Попутчики, конечно, начали расспрашивать, какой вождь в жизни. Насыр поднял большой палец вверх и сказал: "Вот такой мужик!" И всё. На следующей крупной станции его сняли, и он оказался здесь – в Сусловском лагпункте Сиблага, это в Мариинском районе. Получил десять лет. Он отказывался соблюдать лагерный режим и подчиняться руководству. Искренне не понимал, за что сидит. Несколько раз писал Сталину. В итоге его дело пересмотрели и пришли к выводу, что состава преступления нет. Усман Насыр умер от воспаления лёгких. Через две недели пришло решение о его освобождении. Здесь Усмана Насыра и похоронили, − рассказывает Сергей Шешуков.
На стендах зала информация о знаменитых репрессированных. Директор музея подчёркивает, что в основном здесь о тех, кто задержался надолго, поэтому нет, например, стенда о певице Лидии Руслановой, которая три дня провела в распредлагере Мариинска.
Вдова Николая Бухарина Анна Ларина (Бухарина), отбывшая часть срока в лагере Антибес под Мариинском. Философ Алексей Лосев − автор "Диалектики мифа". Разведчик и писатель Дмитрий Быстролётов. Народная артистка СССР, создательница первого детского драмтеатра Наталия Сац. В своих мемуарах она рассказала, как, будучи заключённой, ставила в мариинском ДК им. Берия "Бесприданницу" Островского.
Построенный заключёнными ДК, слегка напоминавший московский Большой театр, сгорел в середине 80-х. На его месте сейчас детсад "Счастливый островок", а в экспозиции, посвященной Сиблагу, среди прочих экспонатов – рояль, когда-то стоявший в этом ДК, на котором московские артисты, брошенные в сибирские лагеря, играли на концертах для своих конвоиров. Инструмент оказался в соседнем районе, где его отыскал Сергей Шешуков и привёз в музей, чем очень гордится.
− В Чебуле обнаружил. Он был накрыт тряпкой, на нём стоял макет русской печки. Надо ещё реставрировать. Если поднять крышку, можно увидеть императорское клеймо. Можно было поставить в зал, посвященной купечеству, но ради исторической справедливости рояль должен стоять здесь, − объясняет директор.
В Мариинском районе в сталинскую эпоху размещались в основном сельскохозяйственные лагпункты – заключённые работали на полях и животноводческих фермах.
− Сюда направляли ослабленных, чтобы подкормились. По официальной статистике процент смертности в Сиблаге – 0,3–0,6 процента. Эти лагеря считались "санаторно-курортными". При этом они играли важную экономическую роль, участвовали в выполнении продовольственного плана, во время войны часть продукции шла на фронт, − говорит Сергей Шешуков.
− "Санаторно-курортные лагеря" − это некорректный термин. – Не соглашается Алексей Тепляков – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории СО РАН, автор монографии "Опричники Сталина". − В 30-е годы многие мариинские лагпункты действительно были "инвалидными" подразделениями. Зэков, которые на Колыме потеряли здоровье, но были ещё живы, везли в эти лагеря. Политзаключенные в Сиблаге, как и в других подразделениях ГУЛАга, − находились в крайне унизительных условиях и вели полуголодное существование. Сомневаюсь, что кузбасские сельскохозяйственные лагеря кормили другие подразделения ГУЛАГа. На месте было кому съесть, и выращивалось не так уж много сельхозпродукции. Экономическая целесообразность лагерей сталинское руководство мало интересовала. Зэков и в "инвалидных" лагерях специально недокармливали, не снабжали тёплой одеждой, не лечили. В мемуарах репрессированных зафиксированы однотипные высказывания лагерного начальства, которые на все справедливые претензии заключённых отвечали: "Нам не нужен ваш труд, нам нужны ваши мучения".
В других подразделениях ГУЛАГа, если верить официальной статистике, смертность не превышала одного процента, Сиблаг здесь где-то в середине таблицы. Смертность в Сиблаге 0,3–0,6 процента – это не так уж мало, учитывая, что в лагеря в основном попадали люди цветущих возрастов. И это статистика на начало 50-х годов, когда в ГУЛАГе, и в частности в Сиблаге, резко сократилась смертность. В 1933 году этот показатель в ГУЛАГе составил 16 процентов – этот год не пережил каждый шестой. В 1938-м огромная смертность – 120 тысяч. В войну четверть ГУЛАГа вымерла – около миллиона человек. Говоря о статистике смертности, надо учитывать, что больных в термальной стадии актировали – такая форма помилования, отправляли умирать домой. Это сотни тысяч человек, − говорит Алексей Тепляков.
"Сталина до сих пор уважают…"
В Мариинске и окрестностях сидели и политзэки-иностранцы. Иоган Баухман родился в Вене в семье коммунистов. После гитлеровского аншлюса Австрии в 1938 году семья бежала в СССР, Иоган принял советское гражданство, работал в Ленинграде на заводе. В августе 1941-го его арестовали и приговорили к десяти годам лагерей "за антисоветскую агитацию". Срок он отбыл полностью. Сначала находился в Мариинском распредлагере, затем в Орлово-Розовском и Баимском лагпунктах Сиблага – это недалеко от Мариинска.
− Пока он был здесь, в Мариинске, его жена в Ленинграде покончила с собой. С родственниками связь тоже потерял. Возвращаться ему было некуда, и он остаётся здесь. Летом вместе с учениками вёл археологические раскопки. Стоял у истоков Шестаковского археологического музея, − рассказывает хранительница фондов Музея истории Мариинска Валентина Афанасьева.
Фотография Баухмана на стенде "Земляки по неволе" соседствует со снимками поволжских немцев, высланных в Кузбасс и оставивших в истории региона заметный след. Их потомки живут в Мариинске и сегодня. Анна Петровна Федянина (до замужества Буллер) родилась в 140 км отсюда − в кузбасском Анджеро-Судженске в 1952 году − и получила статус спецпоселенки. Отец и мать − советские немцы. В 1920-е в Анжерку сослали из Уфы семью матери, а в 1942 году депортировали в этот же город отца и деда, живших в селе Гальбштадт − административном центре Немецкого национального района на Алтае.
− Отцу, Петру Яковлевичу, было 17 лет, когда они как трудармейцы попали в лагерь, в Сиблаг. Водили их из лагеря на работу, как пленных − строем, с собаками, под конвоем. Отец работал в шахте, в забое. Дед, Яков Яковлевич, был сапожником. В мае 1944 года моя бабушка − супруга Якова Яковлевича − добилась, чтобы и её с младшим сыном Гришей отправили в Анжерку. Когда приехала, ей сказали: "Устраивайся, как хочешь". Дядю Гришу, которому было тогда 16 лет, тоже забрали в лагерь, он работал электриком на шахте. Бабушке дали свидание с дедушкой, на котором она сообщила, что дедушкины сёстры умерли от голода. Он рассказал об этом другим трудармейцам. Один донёс. Доносчикам давали выходные. А дедушку осудили по 58-й статье, дали десять лет и отправили в лагерь в кузбасский город Юргу, − рассказывает Анна Федянина.
Этот лагерь тоже входил в состав Сиблага. В 1944 году отца и дядю вывели на спецпоселение, они ездили в лагерь к Якову Яковлевичу, который, несмотря на слабое здоровье, работал там на лесоповале. В последний раз родственники видели его в конце 1945 года.
− Дядя Гриша рассказывал. Они ждали, когда заключённых выведут из леса. Мой дед был в последнем ряду, еле шёл, совсем больной был. Увидел родню, повернул голову, и конвоир ударил его прикладом винтовки. Дед начал падать, его подхватили шедшие рядом. Свидания в тот раз не дали. Сказали, что дед нарушил режим. В начале 1946 года он умер. Отец ездил в этот лагерь, чтобы узнать подробности, но ему сказали: "Сведений о врагах советской власти не даём!" Неизвестно даже, где похоронен. Впоследствии деда реабилитировали, но семья узнала об этом только десять лет спустя после реабилитации,− говорит Анна Федянина.
По словам Анны Петровны, и в Анжеро-Судженске, и в Мариинске, где она окончила педучилище и осталась работать, редко напоминали, что она поволжская немка. Запомнился только один эпизод. Сын поступал в военное училище и пришёл в Мариинский военкомат, чтобы заполнить анкету. В соответствующей графе хотел указать национальность матери. Это увидел сотрудник военкомата, ребёнок которого ходил в детсад, где работала Анна Федянина. "Не надо, не пиши!", − посоветовал офицер на правах друга семьи. Это было в 1989 году.
У Анны Петровны пять братьев и сестёр. Младшая уехала в Германию, остальные остались в Кузбассе.
− Я плохо отношусь к Сталину. Мои родители от его репрессий сильно пострадали. Мой отец был такой патриот и такой коммунист – честный, порядочный! Он всегда считал, что много людей пострадало от Сталина несправедливо, не только немцев… Но Сталина до сих пор уважают, потому что он был патриотом родины, думал не только о своём материальном благополучии, − считает Анна Федянина.
Симпатизируют Сталину и многие другие жители бывшей столицы Сиблага.
− В городе работа есть только в системе исправительных учреждений и на железнодорожной станции. Почти все производства позакрывались, потому что всё разворовали. Коррупция. У нас сколько предприятий уже обанкротились, работники остались не у дел, а собственники ходят на свободе. При Сталине такого не было! А погибшим в лагерях я сочувствую, − говорит Татьяна.
− Я не спорю – были в 30-е годы безвинно убитые. Но надо разобраться, кто в этом виноват. Шла жестокая политическая борьба, у советской власти было много врагов. Не будем забывать, что в лагерях тогда сидели и уголовники. В перестройку очень завысили число репрессированных в сталинские годы. На Сталина выливались ушаты грязи, а это великий политический деятель. Он выиграл войну, которую развязали фашистская Германия и вступившая с нею в сговор коалиция Евросоюза, − утверждает Елена. − Есть ли в Мариинске антисталинисты? Да, я знаю одну такую пожилую женщину.
Дочь репрессированного красного командира Энгелина Мирончик неохотно говорит о своем отношении к Сталину и к репрессиям:
− Как я могу ответить? Я не знаю про этого человека ничего. Отец никакие не высказывал обиды, не говорил, что он враг. Отец всегда повторял, и я вам скажу: "Партия не виновата, виноваты личности". У каждого свои недостатки, свои перегибы в трудовой деятельности.
− Люди старшего поколения не могут отказаться от коммунистической идеи. Дескать, идеал был правильный, но его исказили, − говорит новосибирский историк Алексей Тепляков. − Мифы о том, что Сталин боролся с коррупцией и сыграл решающую роль в победе, не соответствуют действительности. Его власть держалась на том, что на местах сидели маленькие сталины, имевшие, скажем так, мандаты на безобразие и мздоимства среднего калибра. Наказывали только совсем зарвавшихся. Самых мелких отправляли в ГУЛАГ, остальных – чаще на пенсию или на другую должность. Всё как сейчас. Коррупция при Сталине была страшная, в том числе и в карательных органах.
Сегодня государство, заявляя, что репрессии 30–50-х годов незаконны и их повторение недопустимо, тем не менее, исходит из того, что наша история – великая и что не надо акцентироваться на государственном терроре. В сериальной продукции и публицистике доминирует установка: Сталин – человек жестокий, но государственник. Тема репрессий нивелируется. Это определяет отношение к эпохе, на это ведётся всё больше людей, которые не знают и не чувствуют ужаса сталинской эпохи. Нет государственных решений, которые показывали бы, что Россия готова всерьёз порвать со сталинизмом, − считает Алексей Тепляков.
Текст из архива Сибирь.Реалии
