За почти два года с момента российского вторжения в Украину практически все неподцензурные российским властям СМИ вынуждены были перебазироваться за границу. Уже за границами России бежавшими журналистами были созданы и десятки новых медиа. Всего их сегодня насчитывается около сотни. Фонд JX Fund провёл исследование российских СМИ, находящихся в эмиграции. Согласно этому исследованию, совокупная ежемесячная российская аудитория медиа в изгнании составляет сегодня около 10 млн человек.
Исследователи отмечают, что отток журналистов из России "имеет исторические масштабы". При этом, несмотря на все трудности, издания в изгнании продолжают работать. Мы поговорили с представителями российских независимых медиа о том, можно ли сейчас делать качественную и независимую журналистику о России вне России.
"Шпионская сеть"
Журналисты издания "Псковская губерния" были вынуждены уехать из России в первые месяцы полномасштабного вторжения российских войск в Украину.
– Конечно, мы волновались, не знали вообще, что тут [в России] будет происходить. Но так как у меня уже были "уголовки" и обыски, не было другой опции, как прыгать в омут и выплывать. Я уехал в марте 22-го, ребята из редакции – чуть позже, – рассказывает главный редактор "Псковской губернии" Денис Камалягин.
На второй год вынужденной эмиграции положение редакции, переехавшей в Ригу, "более устойчивое".
– Меньше состояния шока и непонимания. Я думаю, что мы уже все понимаем, что это состояние войны надолго. Мы не знаем, что будет, но знаем, что быстро это не закончится. В этом году нам удалось решить все организационные вопросы. Работать стало комфортнее, – говорит Денис.
"Вёрстка" – медиа, которое возникло после начала полномасштабного российского вторжения. В описании на сайте издания указано, что "медиа появилось как быстрый ответ на уничтожение российских СМИ во время войны с Украиной".
– Первый год – это был формат стартапа, это был энтузиазм в очень стрессовых условиях, в условиях изменившегося мира. Мы много работали на профессиональном кураже, постоянно стремились развиваться. Второй год ставил другие задачи: как не выгореть, как сохранить коллектив, как не исчезнуть как профессиональные журналисты, как закрепиться в российском медиарынке, – говорит главный редактор "Вёрстки" Иван Жадаев.
В самом конце года "Верстка", как и множество других независимых медиа, была признана российским властями "иностранным агентом".
Главный редактор издания "Люди Байкала" Елена Трифонова уехала из России только на второй год войны. Само название этого медиа, которое было создано еще до войны, говорит о том, что быть рядом со своими героями журналистам особенно важно.
"В деревнях закрываются школы и медпункты, почта и аптеки. Люди уезжают в города. Но многие остаются. Они живут без нормальных дорог, иногда – без света и связи. И часто об этом некому рассказать, потому что журналисты просто не доезжают до этих мест. Мы описываем жизнь в сибирской глубинке!" – говорится на сайте издания.
Теперь часть журналистов "Людей Байкала" находится в вынужденной эмиграции. Но благодаря оставшимся в России фрилансерам изданию удается сохранять связь с родными местами и получать оттуда информацию. Впрочем, делать это с каждым днем все труднее.
– Люди все больше закрываются, боятся разговаривать с журналистами даже на какие-то неопасные темы, несмотря на то что у нас нет статуса "иноагентов". Сайт заблокирован – и этого достаточно, чтобы они понимали, что лучше держаться подальше. Приходится скрывать имена героев, экспертов, чего раньше мы никогда не делали – мы против анонимной журналистики, но какое время, такие и законы, – рассказывает Трифонова. – Наши журналисты не раз уже сталкивались с доносами героев их репортажей, в частности – родственников военных. Мы поэтому вынуждены были решить, что журналисты будут представляться псевдонимами, работать не с личных номеров телефонов и так далее. Приходится какую-то "шпионскую сеть" изобретать, а это очень психологически тяжело.
Ещё одно СМИ, которое появилось после начало войны, – это "Новая вкладка". Издание пишет о жизни в российских регионах. Начинали они как команда фрилансеров, но сейчас, по словам сооснователя проекта Ивана Макридина, стали полноценным медиа.
– Мы стали устойчивее, нам стало понятно, как мы хотим развиваться. При этом стало сложнее. Менеджерская часть команды в эмиграции. Многие наши авторы в России, где давление на прессу не прекращается, поэтому мы постоянно должны, с одной стороны, отстаивать свои журналистские принципы, а с другой, где-то мы должны немножко пойти на условный компромисс, потому что нам нужно сохранить людей, которые есть в России. Потому что мы без этих людей никто, – говорит Макридин.
В первые месяцы войны экс-главный редактор томской телекомпании ТВ-2 Виктор Мучник основал в эмиграции два новых медиа.
– Когда в марте 2022 года государство РФ вторично убило ТВ2 я думал про свои занятия журналистикой – game over. В том же марте в Ереване с коллегами, которые также покинули любезное Отечество и также простились с делом, которому отдали жизнь, мы обсуждали бизнес-план по открытию в Батуми химчистки. Однако химчистка пока не случилась. А случились несколько идей по части медиа. Две удалось реализовать. "Очевидцы 24 февраля" и "Говорит НеМосква". Создалась критическая масса коллег, с которыми хорошо придумывалось и интересно было начинать новое. В случае с "Очевидцами" изначальная идея была в документировании войны, ее эмоциональной составляющей. Я историк по первой профессии. Из этого, наверное, и выросло. Однако оказалось, что "Очевидцы" – медиа, востребованное аудиторией. Людям надо выговориться и узнать, что они не одни.
В случае с "НеМосквой" нам, провинциалам, показалось, что у нас есть особое понимание провинциальной аудитории, что нам есть что ей сказать. Пробуем это делать. Проблемы в работе отчасти традиционные – сейчас, как и всегда, очень важно найти правильную интонацию общения с аудиторией. Однако во время войны, одной из производных которой является тихая гражданская война в России и окукливание всех в своих информационных пузырях, найти эту интонацию стократно тяжелее. Понятно также, что, если ты работаешь в эмиграции, а при этом часть твоих сотрудников находится в России, ты постоянно озабочен их безопасностью. Боюсь, что всех нас в этом смысле ожидает очень тяжелый год, – говорит Виктор Мучник.
Главный редактор издания "Черта" Илья Панин считает, что российским журналистам пора перенимать опыт коллег из Ирана и Афганистана, которые десятилетиями работают из-за границы. Российские СМИ пока только начинают этот путь.
– Все невероятно устали. Очень многим людям в профессии, если не всем, нужна психологическая поддержка. Они перерабатывают, работают много часов в очень тяжелых условиях, в совершенно ненормальной ситуации. Все тяжелее становится работать в России, все меньше людей готовы с тобой общаться, – рассказывает Панин. – Работа усложняется с каждым годом, с каждым полугодием, каждым кварталом. Но российская журналистика пока еще жива. Может, уже сильно побита и выгорела напрочь, но по крайней мере еще жива.
"Мы разговариваем со всеми"
О том, что авторы, которые продолжают работать в России, это – "особая зона риска", – согласен и главред "Вёрстки" Иван Жадаев.
– Для них у нас созданы все условия с точки зрения безопасности и юридического сопровождения. Их имена нигде не указаны на сайте. Пока не было проблем, но мы понимаем, что они могут возникнуть, и мы к ним готовимся. Но я все-таки надеюсь, что этого не произойдет, – говорит Жадаев. – За эти два года мы выстроили очень доверительную коммуникацию с огромным числом самых разных россиян, разных источников. Мы очень аккуратно относимся к аудитории, мы ни в коем случае никого не обвиняем, стараемся избегать всяких пропагандистских клише и штампов. "Вёрстка" – одно из немногих российских медиа, которые разговаривают и со сторонниками войны, и с родственниками военных, и с самими военными. Мы разговариваем со всеми, потому что мы понимаем, что все-таки большая часть нашей страны либо апатична и аполитична, либо даже поддерживает все, что происходит. Я думаю, благодаря этому нам удается не терять наши источники.
Денис Камалягин из "Псковской губернии" считает, что в современном мире получить информацию удаленно – не проблема.
– Мы живем не в 1923 году. Эмигранты, которые уезжали в период Гражданской войны, естественно, теряли связь, потому что не было интернета, даже по телефону нельзя было позвонить. Сейчас таких проблем нет, это первое. Второе, почему мы уехали именно в Латвию. Потому что очень много смежных тем. Это граница. И это близость. К нам приезжают люди из Пскова, они передают нам информацию или мы им что-то передаем. Третье, фрилансеры в России – они остаются практически у всех. И четвертое, что самое важное: мы работали в такой парадигме последние 3–4 года. Мы находились во внутренней эмиграции, я уже был "иноагентом", у нас были постоянные суды, с нами отказывались общаться, нас перестали приглашать на встречи. Потом у нас возникла проблема со свидетельством о СМИ, власти перестали отвечать нам на запросы. По сути, сейчас изменилось только то, что люди, которые не боялись с нами встречаться где-нибудь в кафе в Пскове и тихонечко "сливать" инфу, теперь потерялись, – рассказывает Денис Камалягин.
При этом он признает, что сам лично ощущает, что перестает чувствовать атмосферу внутри России как прежде:
– Естественно, ты не можешь понимать, что происходит на 100% в России, если не дышишь воздухом, не ходишь по улице и магазинам, не ездишь в автобусах и не слушаешь разговоры окружающих. Этого сейчас не хватает, но наши знакомые там и мои родственники, с которыми я созваниваюсь, обо всём мне рассказывают, какие настроения, как, отчего. Поэтому глобальной катастрофы нет.
Об опасениях "перестать чувствовать российскую атмосферу" говорят и коллеги Дениса.
– Война уходит на второй план для многих внутри страны. А региональные, социально-экономические и бытовые проблемы выходят на первый. Это видно даже по снижению интереса аудитории к некоторым темам, сейчас значительно поднялся интерес к развлекательному контенту. Главный вопрос 2024 года и для нас, и вообще для всех независимых медиа: сможем ли мы переориентироваться, сместить фокус и поймать новую волну, сохранить аудиторию, сохранить интерес, – считает Иван Жадаев.
– У меня в России остались близкие друзья и родственники. Они, конечно, не поддерживают войну, но они также живут свою жизнь, пытаются понять, что делать дальше. Я их поддерживаю. Некоторые медиа, которые были про Россию или остаются про Россию, стали иногда совершенно далеки от России. Я не пытаюсь кого-то обвинить. Я говорю, что медиа делают люди, и у людей фокус в какой-то момент теряется, потому что они давно в эмиграции, и, к сожалению, это влияет так или иначе на их работу, – считает Макридин.
Главред "Людей Байкала" искаженность восприятия ситуации в России почувствовала после долгой работы над текстом о тайных массовых захоронениях вагнеровцев в Иркутской области:
– Однажды вечером я сидела до победы с этим текстом и пошла домой. Дом у меня в Риге находится недалеко от кладбища – я заблудилась и решила срезать дорогу через него. И когда я туда забрела, у меня было полное ощущение, что я вошла в свой текст. Когда ты идешь, ночь, темнота, ты вообще не понимаешь, где ты, как ты здесь оказался, в какой ты стране, в какой ты реальности, – говорит Елена Трифонова.
По ее словам, из эмиграции жизнь в России выглядит не так, как ее описывают оставшиеся в стране друзья и коллеги.
– Мне кажется, что из-за границы мы преувеличиваем опасность, а люди изнутри ее преуменьшают. Истина где-то посередине. Я чувствую, что всё время соскальзываю в какую-то искаженную реальность. Приходится себя за волосы постоянно вытаскивать. Для этого я читаю какие-то совсем маленькие районные паблики, разговариваю с людьми, с нашими журналистами. Живёшь как будто в двух мирах одновременно, стоишь двумя ногами на льдинах, разъезжающихся в разные стороны, балансируешь между ними и боишься упасть.
Как сохранить объективность
В исследовании Фонда JX Fund говорится, что финансовое положение многих российских СМИ в эмиграции неустойчиво и зависит от донорского финансирования. Медиа поддерживают свою работу за счет иностранных грантов.
– Вопрос финансирования достаточно токсичный: с медиа сотрудничают журналисты, которые остаются в России, лишняя информация об источниках финансирования может им навредить. Могу сказать, что у нас есть поддержка, есть организации, которые нам помогают, но при этом у нас есть собственные возможности для работы, не связанные ни с какими организациями. Мы стараемся диверсифицировать источники, в следующем году планируем запустить краудфандинг. Как дополнительный источник, во-первых, контакта с нашей аудиторией, во-вторых, источник нашей финансовой независимости, – говорит сооснователь "Новой вкладки" Иван Макридин.
По словам главреда "Псковской губернии" Дениса Камалягина, финансовая зависимость от грантодателей существует, но они не влияют на редакционную политику издания.
– Организаций, которые помогают, очень много. То, что зависимость от них очень большая, безусловно. Сейчас такие небольшие медиа только начинают перестраиваться под краудфандинг. Реклама здесь невозможна для нас, потому что мы работаем на российскую аудиторию. Из России к нам вряд ли придет рекламодатель, а в Латвии пока нет для этого рынка. За себя могу сказать, что грантодатель не диктует нам какие-то правила. Ему важно, чтобы писали правду о том, что происходит в России. Это главная цель, больше никаких задач никто не ставит, – говорит Камалягин.
По словам Елены Трифоновой, сохранить объективность для "Людей Байкала" не стало проблемой: руководство медиа ищет гранты, оставляя за собой право сохранять независимую редакционную политику.
– У нас есть при этом цель избавиться от зависимости от грантов – потому что не хочется ни от кого зависеть, кроме наших читателей. Но пока это не получается, к сожалению: за этот год пришлось полностью перестраивать работу, выстраивать позиционирование медиа, чтобы люди в России тебя не боялись, показывать им постоянно, что мы все равно свои.
Несмотря на то что большинство журналистов покинули Россию под давлением властей, они стараются не превращаться в политических активистов и сохранить профессиональную объективность.
– Мы в "Вёрстке" прекрасно понимаем разницу между активизмом и журналистикой. Есть же не только активизм, есть еще и очень манипулятивная журналистика. Мы действительно хотим остаться именно журналистами, в первую очередь. Понятно, что нас выгнали из страны, понятно, что мы как издание и как люди внутри этого издания находимся в оппозиции к власти, но тем не менее мы не будем огульно обвинять власть в чём-то или манипулировать читателями, чтобы кого-то обвинить, мы будем стараться, и стараемся, и будем продолжать это делать максимально объективно, – говорит Иван Жадаев.
– Есть медиа, которые скатились в активизм. Уверенно говорят, что в "такие времена" обязанность каждого журналиста выбрать сторону – воевать. Мы другой точки зрения придерживаемся. Есть большая проблема, чем активизм как таковой. Это конкуренция. Как бы все ни рассказывали, что мы все друг друга любим и помогаем, это не совсем правда. Рынок скукоживается, крупные медиа российские, которые, в отличие от нас, могли жить не только на гранты, но и на рекламу, они эти деньги потеряли. Кто-то стал нежелательным, кто-то стал "иностранным агентом". И они тоже теперь живут на гранты, а это значит, они просто громят нас своими размерами. И вот для нас это тяжело, – говорит Денис Камалягин из "Псковской губернии".
"Надо встать и идти"
Бороться с выгоранием лучше всего помогает ощущение нужности того, что ты делаешь, говорят журналисты.
– Ну я выгорю, и что дальше? Я всегда стараюсь в таких случаях посмотреть на историю. В 50–60-х годах тоже у людей было, наверное, мнение, что они ни на что не могут повлиять. Аппарат государственный работал. Но у них было еще хуже, интернета не было. Радио Свобода надо было ловить, вообще хрен поймешь как. Нам гораздо проще: мы видим аудиторию, у нас есть конкретные критерии, для чего мы работаем. Первый – спасти тех нормальных людей, которые в России. Чтобы они сохранили себя в нормальном уме и здравии. Им это очень важно, они чувствуют себя одиноко. Я это знаю по своим близким. Второе, чтобы у нас не было учебников Мединского в будущем, мы, в частности, как псковское медиа для Пскова, а федеральные медиа для всей страны, должны писать правдивую историю. Мы должны сейчас писать правду для будущего. И еще: мы должны сохраниться до момента, когда все это закончится, – считает Денис Камалягин.
Главред "Людей Байкала" говорит, что за последний год журналистам их издания удалось, например, добиться реакции Следственного комитета на опубликованную ими историю сироты, которую отодвигали в очереди на жилье в пользу военных. После материала девушке дали жилье.
– Все на грани уже такого выгорания, когда не работают другие средства, не помогают психологи. Но просто надо встать и идти, – говорит Елена Трифонова.
Все опрошенные нами журналисты надеются вернуться в Россию. Но понимают, что это будет не скоро.
– Мы все равно физически не сможем работать, пока режим в России такой, какой он есть. Мы работаем за пределами страны – иначе нам просто закроют рот или посадят. Кто-то говорит: "они отобрали у тебя дом". Но у меня нет такого чувства. Я родился в Украине, в семье военных. Мы переезжали с одного места на другое. Я не был человеком, который привязан к одной деревне, прожил там 30–40 лет и страдает от того, что ему надо уехать. Нет, для меня дом там, где меня любят, мне помогают. В Риге мне помогают. Плюс здесь мои друзья. Если бы со мной не уехала моя редакция, наверное, я чувствовал бы себя более одиноко. Здесь наш новый дом. Допустим, ураган снес деревню, и что, ты там сядешь и будешь помирать на развалинах? Нет, наверное, ты найдешь себе новый дом, ну, как-то будешь жить дальше, потому что там нет возможности жить, – говорит Камалягин.
– Мы ни в коем случае не хотим быть эмигрантскими медиа до конца своих дней. Какие условия для возвращения должны сложиться, никто не знает. Может, если завтра Путин умрет или его посадят на кол. Я не думаю, что что-то сильно изменится с точки зрения медиа, репрессий внутри страны, давления на журналистику. Для нас прежде всего важна безопасность наших сотрудников. Должно быть полное переформатирование текущего режима, принятие огромного числа новых законов, тогда мы вернемся. Но однажды мои коллеги встретили в одной из европейских стран журналистов из Ирана, которые сказали им, что 30 лет назад они уезжали из страны и тоже думали, что на пару лет. Поэтому сложно загадывать, – считает Иван Жадаев из "Верстки".
– Что касается перспективы возвращения в Россию – все зависит от того, какой будет Россия через n лет и каким на тот момент стану я. Во всяком случае, я определенно намерен дождаться момента, когда нынешний режим нагнется. Очень интересно посмотреть, как это будет. А там – по ситуации. Суммируя, хочу сказать, что я впечатлен той витальностью, которую продемонстрировала российская журналистика в последние пару лет. Если бы столько витальности было у российского общества в целом – Россия была бы иной, – говорит Виктор Мучник.
