"Вся страна превратилась в большую колонию"

В России продолжается атака на местное самоуправление. Возможность отменить прямые выборы глав муниципалитетов проявилась в 2014 году, когда Госдума приняла поправки в закон о местном самоуправлении.​ К 2016 году из городов – столиц регионов только в девяти остались прямые выборы мэра.​ ​В апреле этого года отменены прямые выборы мэра в Екатеринбурге. На этой неделе мэр города Евгений Ройзман в знак протеста подал в отставку. Жители Новосибирска в скором будущем, вероятно, тоже потеряют возможность выбирать градоначальника. О том, как развивалась и деградировала система местного самоуправления, рассказал в интервью "Сибирь.Реалиям" бывший мэр Томска Александр Макаров.

Десять лет на посту мэра Томска. Еще десять – под следствием и в заключении. Такова политическая биография томского экс-мэра Александра Макарова, одного из самых ярких сибирских градоначальников эпохи позднего Ельцина и раннего Путина. С 1996 по 2006 год Макаров трижды побеждает на выборах, проводит спорную реформу городского ЖКХ, рождает слухи и мемы, вступает в "Единую Россию", дерзит начальству и участвует в конкурсе дворовой песни.

​В декабре 2006 года Томск потрясен вечерней новостью: Макаров взят под стражу прямо на рабочем месте. Всю ночь светятся окна мэрии, следователи обыскивают кабинет мэра, его квартиру и квартиры его родственников. Макаров обвиняется по двенадцати статьям, среди которых вымогательство, злоупотребление служебным положением и хранение наркотиков. Задержанного отправляют в СИЗО, несмотря на случившийся у него во время судебного заседания сердечный приступ. Через несколько дней самочувствие мэра улучшается, он дерзит надзирателям и следователям, своей вины не признает.

На этих кадрах, снятых томской телекомпанией ТВ-2, суд назначает Александру Макарову меру пресечения.

Александр Макаров после ареста. Томск. 2006 год

Затем несколько лет город следит за процессом Макарова. Областной суд несколько раз продлевает ему срок содержания под стражей, потом адвокаты выигрывают в Европейском суде по правам человека дело "Александра Макарова против Российской Федерации". Экс-мэр выходит из СИЗО под подписку о невыезде, вступает на местных выборах в оппозиционный политический альянс, из-за чего вскоре отправляется под домашний арест с формулировкой "создавал себе положительный образ через средства массовой информации".

В 2010 году коллегия присяжных признает Макарова виновным по семи эпизодам уголовного дела, и суд приговаривает его к 12 годам лишения свободы в колонии строгого режима.

В 2016 году Александр Макаров освобождается по УДО (условно-досрочное освобождение) из иркутской колонии №3, где во время отбытия наказания занимает должность завхоза своего отряда.

– Вам не кажется, что это символичное завершение карьеры – завхоз в колонии?

​– Хороший наглядный пример. Вся страна превратилась в большую зону. Можно назвать эту систему УФСИН (Управление Федеральной службы исполнения наказаний. – С.Р) "Единой Россией" или Администрацией президента. Большой разницы между этими структурами нет. Государственные институты полностью дискредитированы. Всем известны три признака нормального государства – независимые ветви власти: судебная, представительская и исполнительная. В современной России они отсутствуют. Кроме того, разрушено местное самоуправление – основа свободного государства. Если при мне начинают ругать нынешних мэров, Томска или другого города, я всегда их защищаю. Мне говорят: "Вы иначе управляли городом". Нет! Сама система была другой. Мы действительно обладали властью. А сейчас любой мэр убирается в два счета, учитывая проституированность судебной системы и всесилие карательных органов, ничего сложного в этом нет.

Александр Макаров в Музее политических репрессий. Томск. 2010 год

​– Когда, по вашему мнению, местное самоуправление утратило реальную власть?

– После того, как мэров начали принуждать к вступлению в "Единую Россию". Такая разнарядка в 2005–2006 годах была спущена из Кремля.

– И вы тогда тоже вступили в эту партию.

​– Потому что не было выхода. Ни у мэров, ни у губернаторов. Я не знаю ни одного регионального руководителя, который бы стал единороссом добровольно. Люди из администрации президента нам говорили прямо: "хотите денег для своих проектов? Во-первых, вступайте в правильную партию, во-вторых, проводите правильные выборы в вышестоящие органы". От их результатов зависит ваше финансирование. Губернатор едет в Москву просить денег, например, на капитальный ремонт школ. Его спрашивают: сколько голосов у тебя получила на выборах в Госдуму партия власти? Тридцать процентов? Вот тебе и финансирование в размере тридцати процентов от того, что ты просишь. Остальное – где хочешь, там и бери.

– Я правильно понимаю, что в результате укрепления вертикали власти руководители городов и регионов стали одновременно партийными и нищими?

– Сейчас регионов-доноров на всю страну осталось пять или шесть. Раньше их было в разы больше. Потому что основные доходные источники в регионах платят налоги в федеральный бюджет. Раньше "Томскнефть" и "Востокгазпром" платили в областной бюджет. Торговый дом "Восточной нефтяной компании" находился в Томске, и налоги от них шли в городской бюджет. ЮКОС, когда пришел в Томскую область, первое время платил здесь, потом компанию заставили перерегистрироваться в Москве. Однажды я спросил у кремлевского чиновника: зачем вы это делаете? Ведь вы же рушите власть на местах. Он ответил: нам нужны деньги. Без денег кто будет нас слушаться?

Александр Макаров мог позволить себе критику решений Кремля и в многочисленных интервью местным СМИ. Он любил общаться с журналистами, знал, что умеет держать любой удар в прямых эфирах, и никогда не избегал самых неудобных вопросов. Подобные разговорчики в строю не могли пройти даром для строптивого мэра. После 2000 года времена изменились. Выстраивание вертикали власти довольно быстро стерло воспоминания о вольнице девяностых, когда харизма градоначальника была его политическим капиталом. Теперь яркие личности на местах вызывали раздражение федерального центра своей непредсказуемостью. Их политический опыт, накопленный при Ельцине, в новых условиях оказался практически бесполезным.

"Сибирь.Релии" провели опрос на улицах разных сибирских городов: надо ли выбирать мэров или лучше их назначать?

Мэров надо выбирать или назначать?

​– Давайте вспомним, как всё начиналось. Что вас побудило в первый раз участвовать в выборах мэра в 1996 году?

– До 1990 года я был учителем биологии в средней школе. Потом, что называется, на волне перестройки ушел в политику. Шесть лет проработал главой Советского района, был депутатом думы. Кое-что удалось сделать, но я видел, как городские чиновники тормозят любые серьезные перемены. Они были из старых советских кадров, вечно ожидающих, что скажет обком партии. Пока в обкоме не кашлянут, они не пошевелятся. В первой половине девяностых такая политика привела к полной разрухе. Я знал, что дело не в отсутствии денег, а в кадровом вопросе. Те, кто сидел в мэрии в начале девяностых, были никакие управленцы. Так их воспитала советская власть, которая любую попытку творчества, любую инициативу воспринимала как нечто враждебное.

– Чем-то напоминает нынешнюю ситуацию.

​– Сейчас, после освобождения, я часто гуляю по городу и вижу людей, с которыми работал в администрации города, в девяностых, в двухтысячных, у всех одинаково испуганные глаза. Человек испытывает страх, если делает что-то незаконное. А тут на ровном месте какая-то паранойя. Я даже не понимаю, чего они боятся, но это их совершенно парализует. Принцип "как бы чего не вышло" главенствует везде.

– Возможно, их напугал и ваш случай. Кстати, арест в декабре 2006 года стал для вас неожиданностью? Или вы получали какие-то тревожные сигналы?

– Сигналы были. Но я на них не реагировал. Спал спокойно. Областная прокуратура несколько раз пыталась завести на меня уголовное дело, но у них ничего не получалось. А тут, видимо, у кого-то наверху лопнуло терпение, прозвучал окрик: сажайте его!

– Вы знаете, от кого исходила команда?

– Да, знаю.

– Кто это был?

​– В нынешней ситуации бессмысленно говорить, кто меня заказал, кто был заинтересован. Во-первых, это не один человек. Во-вторых, это ведь не лично против меня какой-то умысел. Шла кампания запугивания строптивых мэров, которые высказывались против того, чтобы у местного самоуправления отнимали власть. Я знаю зарубежный опыт. В конце девяностых ездил в Штаты, там есть город Монро – побратим Томска. Кстати, день приезда нашей делегации у них ежегодно отмечается как местный праздник. Так вот. В Америке девяносто процентов городского благоустройства, создания привлекательной жизни – это всё заслуга муниципалитета. Никому не придет в голову просить из Вашингтона денег на ремонт дороги. Это бред! Наши города очень сильно пострадали после того, как у мэров отняли большинство полномочий. Самоуправлением пожертвовали ради выстраивания вертикали власти. А что в результате? Путин каждый год выступает по прямой линии и отвечает на два миллиона вопросов. Почему асфальт провалился; трубы текут; газа нет? Разве это занятие для президента? Ведь стыдно должно быть.

Мэры городов-побратимов

– Сейчас главная проблема России – гиперцентрализованная бюрократия. Но в девяностых, когда вы работали мэром, были другие проблемы: криминализация власти, преступные группировки, "ментовский беспредел". Вы с этим сталкивались?

– Почти сразу после выборов, в 1996 году, ко мне явились два человека, в статусе которых нельзя было усомниться – наколки на руках и соответствующие манеры поведения. Я как раз подписывал разрешения на застройку. Они сказали: в этом городе мы участвуем в распределении земельных участков. Я ответил: знать вас не знаю, кто вы такие? Распределять участки будет администрация, понятно? С молодости у меня была репутация человека, который может не только высказать, но и в морду дать. Неинтеллигентский характер.

Наверное, поэтому они не стали со мной связываться, развернулись и ушли, больше я их не видел. Примерно через месяц появляются люди из одной кавказской диаспоры. Мы, говорят, всегда в городе кладем асфальт и надеемся… Я их перебил: не надейтесь! Видел я, как вы ручным катком делаете тротуар. Эта кормушка для вас закрылась. Либо у вас будет нормальная техника, либо гуляйте в свои родные пенаты.

В томской мэрии с Егором Гайдаром. 1998 год

– То есть братков вы не боялись. А когда в Томске в конце девяностых появились акулы капитализма, например компания ЮКОС, как с ними строились ваши отношения?

​– С ЮКОСом я не нашел общего языка. И лично с Ходорковским тоже. Когда он в первый раз приехал в Томск, мне позвонил Кресс (губернатор Томской области в 1991–2012 гг. – С.Р) и сказал: "Завтра будем знакомиться с новым хозяином Восточной нефтяной компании". Ходорковский тогда еще курил и одевался не очень солидно – свитер, джинсы. Мы вышли на перекур, и он сказал, что хочет с глазу на глаз обсудить одну важную тему. Я говорю: ладно, подъезжай вечером ко мне в кабинет. Ходорковский приехал с двумя советниками, мы пили кофе, и вдруг он говорит: "У вас, в Томской области, скоро будут губернаторские выборы. Компания ЮКОС предлагает вам выдвигаться в губернаторы. Мы вас поддержим всеми силами и средствами". Я спросил: "Почему вы делаете мне такое предложение?" Ходорковский объяснил: "Нам не нравится Кресс, он – сельхозник и многого не понимает. Мы собрали о вас информацию, вы нам больше подходите".

Я сказал, что мне это не нравится: ты всего одни сутки на Томской земле, а уже начал командовать и расставлять губернаторов. После этого разговора наши отношения были не то чтобы напряженными, но прохладными. А Кресс с Ходорковским, как два умных мужика, смогли преодолеть взаимную неприязнь ради общего дела.

Конечно, я всегда признавал великолепное чутье Ходорковского на бизнес, его организаторские способности. До прихода ЮКОСа поселки нефтяников в Томской области выглядели ужасно. Грязь, деревянные бараки, людям негде помыться. А уже через год после того, как ЮКОС начал работать, там появились германские домики с горячей водой, отоплением. Они умели создавать достойные условия своим работникам.

– А какое впечатление при личной встрече произвел на вас Путин?

​– Мне он показался человеком, который моментально схватывает суть проблемы. В начале нулевых Путин приехал в Томск проводить здесь выездное заседание правительства по реформе ЖКХ. Наши энергетики выступали с докладами. Это была жуткая тягомотина, типа "столько-то гигокалорий произвела наша ГРЭС или ТЭЦ". Я сижу и думаю: на кой хрен вы это рассказываете президенту? Мы обсуждаем важнейшее дело – реформу. Зачем нам эти гигокалории? В этот момент Путин перечеркивает список выступающих и вызывает меня. Пусть мэр скажет. Ну, я и сказал: реформа должна проводиться по всей стране. А не как сейчас – у Тулеева областной бюджет доплачивает жителям 90 процентов коммуналки. Мы в Томске себе такого позволить не можем. Получается социальное неравенство. Буквально через час, выступая на пресс-конференции, Путин фактически повторил мои слова. Я считаю, что он очень сообразительный в этом смысле.

– В 2000 году вы во второй раз боролись за кресло мэра. Тогда весь город потешался над вашим предвыборным слоганом "Умному городу – чистые выборы". Это стало мемом, появились шутки про город "умный, но грязный", "умный, но бедный" и т.д. При этом были дебаты в прямом эфире, второй тур голосования, непредсказуемый результаты выборов. Сейчас такое уже трудно представить...

Александр Макаров и Виктор Кресс, губернатор Томской области в 1991-2012 гг.

– У нас ведь была "медийная аномалия" ​– была телекомпания ТВ-2, которая работала на телезрителя и всю эту либеральную кашу заваривала. На Кузбассе в это же самое время была полная тишина. Я дружил с мэром Кемерово, Володей Михайловым, хороший был руководитель, умный мужик. Мы с ним однажды прошлись пешком по Кемерово, от его конторы до "белого дома", и вот что интересно: ни один прохожий с Михайловым не поздоровался. Я-то привык, что со мной в Томске на улице здоровается каждый второй. Поэтому мне было странно – люди не знают в лицо своего мэра. Оказывается, Тулеев запретил ему выступать перед кемеровчанами. На местном телевидении мэр появляется один раз в году, на три минуты, когда зачитывает новогоднее поздравление. Всё! Ему четко и ясно объяснили, что в Кузбассе есть только один политик, который общается с населением, – народный губернатор Аман Тулеев. Такое было не только в Кемерово, во многих городах, даже в лучшие времена, мэры – это завхозы, ставленники губернаторов и ничего из себя не представляют как публичные политики.

– Ваши рабочие отношения с томским губернатором складывались по-другому?

– В России так устроена система управления, что любой губернатор может свернуть мэра в бараний рог. Но Кресс за десять лет ни разу на меня не давил. Его многое раздражало в моем стиле управления. Особенно то, что я постоянно обращаюсь к населению. Он говорил: ну зачем тебе этот театр?

Выход к прессе. Начало 2000 годов

На томской политической арене нулевых годов губернатор Кресс, бывший председатель совхоза, и мэр Макаров являли собой контрастную пару. Губернатор был вспыльчиво-отходчив, всерьез гневался на подчиненных и до слез обижался на журналистов. Макаров на его фоне выглядел джокером, отстраненно-иронично играющим свою роль. Однажды он даже поменялся ролями с журналистом местной телекомпании: Макаров появился перед телезрителями как ведущий выпуска новостей, а журналист работал в его кабинете, пытаясь понять, легко ли быть мэром.

– Вы были мэром десять лет. Согласны ли вы, что власть действует опьяняюще? Хочется еще и невозможно оторваться?

​– Я вам сейчас расскажу про магию власти. В России она очень сильна, причем опьяняет подчиненных не меньше, чем начальников. Я испытал это на себе, когда оказался в опале. Благодаря решению ЕСПЧ меня выпустили из СИЗО, и некоторое время я был полусвободным человеком. По крайней мере мог перемещаться по городу. Однажды вечером ехал домой и не заметил знака "главная дорога". Гаишник меня останавливает, я опускаю стекло, и он видит – кто перед ним. Очень вежливо говорит: "Извините, Александр Сергеевич, но вы нарушили, надо было уступить тем, кто на главной". Я в ответ: "Вот ты дослужился до капитана, а не знаешь, что главная дорога – там, где я еду". Шутка такая. Барин пошутил. Капитан засмеялся так подобострастно, отпустил меня. Я еду и размышляю: вот странно – я уже не мэр, под следствием, скоро посадят, а он все равно видит во мне начальство.

– В местах лишения свободы прежняя магия власти тоже давала себя знать?

– Пока я сидел в Томске – она точно сохранялась. Многим в руководстве колонии было не по себе, когда сверху приказывали прессовать Макарова. Я точно знаю, что такие приказы были, но местные органы от их исполнения увиливали. Поэтому из Томска меня решили этапировать в Иркутск. Там я тоже чувствовал особое к себе отношение. Конечно, конфликты с надзирателями бывали, но все равно они остерегались сильно гадить.

– После всего, что произошло с вами, вы не жалеете о том, что когда-то, в 1990 году, отказались от карьеры педагога ради политики? Были бы сейчас педагогом с тридцатилетним стажем на заслуженном отдыхе.

1990 год. Александр Макаров, учитель биологии, с выпускницами своего класса

– Честно говоря, я об этом не раз жалел еще до ареста, в то время, когда был мэром. За свою жизнь мне пришлось сменить много ипостасей, например, я работал заведующим лабораторией – тоже было интересно. Но сейчас я понимаю, что немногие лучшие годы моей жизни связаны с преподаванием в школе. После выхода из колонии практически каждый месяц я встречаюсь со своими бывшими учениками, которые постоянно приглашают меня в гости, на рыбалку, на дачу. Они до сих пор видят во мне учителя. Теплые искренние отношения – это для меня сейчас самое ценное.

И все-таки Макаров говорит, что всякий, имевший власть, пусть даже небольшую, городского масштаба, в России остается в глазах окружающих начальником, свидетелем некоей тайны, обладателем особых прав. Экс-мэр Томска вспоминает, что когда город посещала делегация из города-побратима Монро, американский мэр был потрясен всевластием своего сибирского коллеги, который может, если захочет, ехать на красный свет, а дорожная полиция не только не выписывает ему штраф, но наоборот – следит, чтобы никто не мешал движению чиновничьего кортежа. Говорят, что опыт безнаказанной езды на красный – незабываем и ни с чем не сравним. Вкус власти в чистом виде.