Завершился сибирский тур рок-группы "Инструкция по выживанию". Как меняется рок сегодня и остается ли он музыкой протеста – об этом в интервью корреспонденту "Сибирь.Реалий" говорит лидер группы Роман Неумоев.
"Инструкция по выживанию", Сибирский тур, весна 2018 г.
Сибирский тур ИПВ организовали своими силами, без спонсоров. Рассчитывали на самоокупаемость, играли по клубам и "хотя бы не прогорели", а времена, когда рок-группы собирали стадионы, давно позади, говорит Роман Неумоев, вокалист и автор песен.
Роман Неумоев
– Сбылась мечта Игоря Федоровича Летова, который пел: "Хватит, убирайтесь вон, мы играем для себя", – говорит Роман Неумоев. – Сейчас мы играем для себя и для людей, которым это продолжает быть интересно. Но возможно, благодаря тому, что мы поем в клубах, нас пока и не трогают. Может, если бы мы пели на стадионах, уже были бы проблемы.
– А ваши песни могут стать проблемой?
– Зависит от текущей ситуации. Еще пять или шесть лет назад никого за интернет или инсталляции не сажали. А потом вдруг начали сажать. За песни вроде как тоже пока не сажают? Но кто знает? Вдруг решат власти, что пора и за песни сажать. Мы же знаем, что происходит: нам пытаются в некотором виде вернуть Советский Союз, с его КГБ, с его контролем. Пока это прежнего масштабного характера не носит, конечно, просто попугивают общество.
– Чуть больше года назад вас вызывали в Центр "Э" из-за публикации "ВКонтакте". Чем дело кончилось? Не опасаетесь ли теперь что-то писать в соцсетях?
В общем, я уже давно не сомневаюсь в том, что стал объектом самого пристального внимания пропутинских спецслужб
– Тогда сотрудники псковского Центра "Э" спустили дело на тормозах, и после нашего (моего и адвоката Виталия Черкасова) визита в Центр "Э" наступила полная тишина. Однако с той поры на меня начали этак аккуратно выходить сотрудники псковского ФСБ. Затем я обнаружил, что некие люди фотографируют меня на улицах Печор из автомобилей и даже просто проходя мимо по улице. Причем вид этих людей не оставляет ни малейшего сомнения в их принадлежности к спецслужбам.
Да, еще была попытка совершить что-то типа наезда автомобилем. Ситуация чудом не закончилась аварией. В общем, я уже давно не сомневаюсь в том, что стал объектом самого пристального внимания пропутинских спецслужб. Но говорить о том, что за мной "установлено полноценное внешнее наблюдение", пока нет оснований. Потому что когда происходит уже полномасштабное внешнее наблюдение, то за человеком начинают буквально ходить по пятам, нисколько этого уже не скрывая. Такого пока, к счастью, не происходит.
Вызывает, конечно, беспокойство то, что интерес ко мне со стороны Центра "Э" сменился несомненным интересом ФСБ. В общем, сейчас мой статус по отношению к ФСБ – это наблюдение на дистанции и фиксация моего местоположения. Прослушка моего мобильного, на мой взгляд, тоже пока отсутствует.
Роман Неумоев, "Инструкция по выживанию"
"Это вопрос о свободе"
– Вы все время говорите "пока"…
– Потому что я не знаю, что будет дальше, что там придумают наши правители. Сейчас в стране ситуация, которая определяется словом "реакция". Насколько эта реакция будет серьезной и коснется ли музыкантов, не начнут ли снова запрещать песни – мы этого не можем знать.
– А насколько вы, вообще, разделяете протестные настроения, которые бродят в обществе?
Революция может быть политической, может быть религиозной – смотря что является тормозом на данном этапе развития общества
– Я разделяю протестные настроения, безусловно. Не потому, что я хочу какого-то бунта или революции. Я, безусловно, никаких ужасов моей стране не хочу, тем не менее я считаю, что протестные настроения нужны. Я думаю, даже Владимир Владимирович Путин, если бы сейчас меня слышал, со мной согласился бы. Потому что есть закон, что опираться можно только на то, что сопротивляется. Если в обществе никто не сопротивляется, все застыло и наступила полная политическая стагнация, то это для власти не есть хорошо. Потому что не поступают никакие сигналы "наверх" и власть просто теряет связь и управляемость. Потому что настоящая управляемость может быть только при взаимодействии власти и общества. Наверное, даже во власти люди это отчасти должны понимать.
– По последним протестам так не скажешь – 5 мая людей били просто ни за что.
– Как я понимаю, идет своеобразное копирование того, что уже было в начале XX века. Казаки с нагайками, какие-то черносотенцы и так далее. Конечно, масштабы не те, что в начале ХХ века, кровопролития такого нет. История повторяется, как известно, дважды – один раз в виде трагедии, другой раз в виде фарса. Может быть, то, что сейчас происходит, – своего рода фарс. Но это не говорит о том, что это не может привести к бунту, когда власть не то что зашатается, а может даже и рухнуть.
– Если продолжать аналогии, то в начале ХХ века власть как раз и рухнула, в результате революции.
– Революции бывают разные. Революция может быть политической, может быть религиозной – смотря что является тормозом на данном этапе развития общества. Это только такой, извините, идиот, как Стариков (Николай Стариков, современный писатель, публицист. – СР), может в книжке написать, что революцию в России организовала английская разведка. Это бред сивой кобылы. Надо читать книжки по истории революций, если хочешь в этом разбираться, того же Николо Макиавелли. Или Алексис де Токвиль – можно почитать его книгу "Старый порядок и революция" и понять, что сейчас происходит.
Его главная идея: опасный период для власти – как раз тогда, когда жизнь относительно неплохая. Потому что возникает социально-психологический парадокс: гнет экономических обстоятельств уменьшился, но чувствительность к несвободе возросла.
– Это то, что мы видели в 2011 году, когда при относительно сытой, стабильной жизни вдруг возник мощный уличный протест?
– Если сейчас будет какой-то бунт или майдан, которого опасается Кремль, это же не будет происходить в Тюмени, это же будет происходить в Москве, где вообще -то люди многие живут неплохо.
Проблема не столько в плохой социально-экономической жизни, сколько в свободе. Люди хотят, извините меня, пользоваться свободно интернетом. А его уже ограничивают. Постоянно ограничивают политические свободы. А теперь еще и включается такой ресурс, как эти казаки и прочая архаика. То есть власти просто дергают тигра за усы, мне кажется.
"Инструкция по выживанию", концерт в Омске
"Бунтовать, если что, будет не голодный"
– Вы считаете, что ограничение интернета, блокировка Телеграма – это более взрывоопасный фактор, чем нищета и безработица?
– Да! Для власти сейчас более опасный, потому что нищий человек ни к каким осмысленным выступлениям не способен. Ему лишь бы прожить, ему лишь бы выжить. Бунтовать, если что, будет не голодный. Ограничение свободы – это вызывает недовольство, и это будет нарастать. Люди только настроились ездить за границу, отдыхать – и тут вдруг все это сворачивается из-за того, что рушится рубль, например. Люди привыкли свободно пользоваться интернетом – их вдруг в этом ограничивают. Это не может не вызвать неудовольствие. Причем не в голодной провинции, где без зарплаты сидят и не знают, как концы с концами сводить и им не до Телеграма. Это вызовет недовольство в первую очередь у тех, кто вполне сыт.
– Но сытый наш класс как раз лоялен власти – госслужащие, силовики, бюджетники. Многие очень легко соглашаются с несвободой, вам не кажется?
– Конечно, часть людей будет пасовать в этом плане. Весь вопрос в соотношении, балансе, когда переходит количество в качество. Революционная ситуация возникает неожиданно. Вот вроде готовились-готовились, казаков подготавливали… Вспомните Украину: там готовили "Беркут", готовилась серьезная машина подавления, и вдруг – бабах, "коктейли Молотова" полетели. Не обязательно, что это должно быть вот так. Вот в Армении только что все произошло без всяких выстрелов.
– Да, многие в России сейчас Армении завидуют даже...
Но все равно пока эта ржавая машина со скрипом, но продолжает ехать, хотя никто ее уже не смазывает
– У нас, к сожалению, все боятся бунта беспощадного не зря, в России это все может происходить не столь гладко. Люди боятся повторения прошлых потрясений. И это очень понятно. И когда кто-то начинает говорить о возможной революции, люди начинают реагировать очень плохо: не надо нам революций, дайте нам хотя бы жить, как мы живем, не трогайте нас. Всегда есть колебание между желанием перемен и страхом, а не будет ли хуже. Вопрос только в том, что в какой-то момент желание перемен вдруг перевесит эти страхи.
– Страх, что может быть хуже, возможен в ситуации, когда действительно может быть хуже. А что, если хуже некуда? Вы живете в Печорах – маленьком райцентре Псковской области. Вы же видите, как там обстоят дела с уровнем жизни, с медициной, инфраструктурой, ЖКХ…
– Все обстоит уже очень нехорошо, да. Вот реально: у моей жены перестала течь вода, и я уже который месяц не могу ни с помощью прокуратуры, ни с помощью заявлений в администрацию ничего добиться, чтобы кто-то чего-то начал делать. Все эти структуры, службы – медицина, ЖКХ – это все на грани. Такое впечатление, что вот-вот и все остановится. Перестанут мусор вывозить, трубы ремонтировать. Но все равно пока эта ржавая машина со скрипом, но продолжает ехать, хотя никто ее уже не смазывает. У властей другие задачи, они там решают в Сирии и так далее… А что тут все ржавеет и приходит в упадок – по-моему, это никого там наверху особо не колышет. Я бы сказал, что вся система-то сейчас на грани.
"Инструкция по выживанию", концерт в Екатеринбурге
"Смотрите, Сибирь не потеряйте…"
– А возможна сейчас какая-то мирная трансформация этой системы, мирное откручивание гаек и оттепель?
– Нет. На мирную трансформацию те, кто эту систему создали, уже не пойдут. И тем самым они сами ведут к тому, что когда-то она просто взорвется.
Пока благодаря Крыму и Сирии все компенсируется ура-патриотизмом. Но первое серьезное поражение, как это было, скажем, в Японской войне или других войнах начала XX века, первое же серьезное фиаско на внешней арене может послужить поводом для взрыва внутри. Каким будет этот бунт и когда он будет, я, конечно, не знаю. Но бесконечно так продолжаться тоже не может.
"Инструкция по выживанию", концерт в Тюмени
– А к Навальному вы как относитесь?
– Ну я-то не активный сторонник Навального. Но я понимаю, что за Навальным идет молодежь, люди среднего возраста, планктон офисный, московский. Хотя в какой-то момент его могут поддержать и националисты. А вообще, Россия по-прежнему по духу своему страна монархическая. И ничего тут в этом смысле принципиально не меняется.
– Сегодня при слове "монархист" вспоминается в первую очередь Наталья Поклонская.
Объявить монархом какого-нибудь Емельку Пугачева или Путина – это ничего не дает
– Ну ради бога, ну при чем здесь Поклонская? Монархизм – это националистически настроенная публика, это очень значительная часть православных. Монархисты – это Стрелков, ребята с Донбасса.
– Были уже предложения просто Путина короновать...
– Путина короновать – захотеть-то можно, а реально не получится это сделать, потому что не царских кровей. Вы его объявите, а королевские дома Европы его не признают, ну и что толку с этой монархии? Можно сколько угодно в интернете и в газетах писать, что "Путин царь", корону ему примерять. Но он же сам не идиот, он же не будет этого делать. Просто будет крик, что "царь не настоящий", вот и все. Но вот, например, в 2024 году Путин и Медведев вновь поменяются местами, если до того времени доживет система. И это сейчас и есть наш новый вариант монархии. Можно будет назвать ее Медвепутом Вторым или наоборот, неважно… Тут главное – несменяемость. Страна монархическая, патриархальная, если нет царя, значит, возникает генсек. Нет генсека, значит, нужен отец нации. Но и монархическая система может взорваться изнутри. Мы это уже проходили в истории.
И может, конечно, не так благополучно этот срок путинский закончится. И тоже ничего хорошего в этом нет: если в нашей стране власть зашатается, это очень опасная ситуация. Это кроме прочего, кстати, может обернуться и большими территориальными потерями, как это обернулось для Украины. Тут у нас соседи есть…
– В случае с Украиной роль таких "соседей" сыграла как раз Россия...
– А у нас есть Китай. И любая такая ситуация может быть чревата как минимум потерей Сибири.
– В Сибири есть такой страх, вы обратили внимание, путешествуя сейчас по ней с концертами?
– Ну, я никакого особого страха пока что в Сибири не наблюдал. Но мягкая экспансия китайцев там, конечно, наблюдается. И если, и когда в России все зашатается, то Китай этим воспользуется.
Геополитика – это искусство возможного. Мы не знаем, что будет. Но когда развивалась ситуация с Крымом, то украинцы постоянно напоминали про Китай: дескать, русские, не радуйтесь, что Крым ваш, смотрите, Сибирь не потеряйте…
– А сегодняшняя политическая, общественная ситуация – она вас вдохновляет на актуальные тексты? Хочется петь, так сказать, на злобу дня?
Можно написать на эту тему песню. А можно и не писать, если честно. Ничего не изменится, напишу я песню или нет
– Я пытался писать песенки о происходящем, политическом. Но знаете, я себе запретил. Ну что толку-то? Чего ни напиши сейчас – еще одна песня про Путина, про ФСБ, про митинги. Ну и что? Если честно, мне не интересно. Мне интересны темы более глубокие. Хотя, конечно, мы же рокеры, мы не должны совсем не касаться никак социальных вопросов. Рок должен быть в какой-то мере социальным по тематике. Но если в перестройку была некая иллюзия, что это на что-то может повлиять, то сейчас ни на что это не повлияет. Я бы лучше философские песни сочинял, религиозные, религиозно-философские... Была у меня идея написать песню, например, про безопасность, потому что это сейчас очень острый момент – и пожары, и взрывы, и какие-то террористические акты – и все это тема безопасности. Можно написать на эту тему песню. А можно и не писать, если честно. Ничего не изменится, напишу я песню или нет.
Роман Неумоев, селфи с фанатами
Рок-музыка – это не политическая деятельность. Это диалог автора с людьми. Есть такой критик, Николай Мейнарт, он в свое время писал, что видит в роке нечто общее с протестантской культурой, где идет диалог человека с человеком. Рок-музыкант с помощью своих песен разговаривает с людьми о любви, о смерти, о жизни, ну, может быть, иногда о политике. Если он начинает только о политике разговаривать с людьми, то разговор, я думаю, будет однобокий и может быстро надоесть. Когда в рамках этого диалога рок-музыкант цепляет какую-то болевую точку, то, что сейчас всех волнует, – тогда идет резонанс, публика реагирует на это дело. Да, это путь к популярности – умение задеть то, что всех волнует. Цою это удавалось в своих песнях. Это, я думаю, для рок-музыканта важнее, чем начинать с помощью музыки бороться с путинизмом.
P.S.
Что-то происходит в России –
Невидимо над головою
Что-то непонятное, чуждое
Чистым бульварам Парижа.
Словно нарастающий гул,
Как всемирный вулкан над Землею,
Словно хвост кровавой кометы,
Которая ближе и ближе.
Это будет как печальный конец
Золотой непридуманной сказки,
Это будет как последний пожар
Навсегда уходящего лета.
Для кого-то это полный позор,
Для кого-то – взволнованный праздник!
И это происходит в России!
Это происходит не где-то!
Прямо над землей, над зеленою травой,
Над березой огневой, у меня над головой,
Под несчастливой звездой,
Под ненавистною бедой –
Над березой огневой, у меня над головой!
Что-то происходит в России
Над древней убитой землею.
Что-то вопиет
О бессмысленно праведной крови пролитой!
Что-то одинаково грозное
Для рок-н-ролльных героев,
Для подпольных королей
И прожженных дельцов самого Уолл-стрита!
Это будет как печальный конец,
Но конец далеко не напрасный,
Это будет словно ядерный взрыв
Среди звездного, ясного неба!
Для кого-то это страшный позор,
Для кого-то – взволнованный праздник,
Для кого-то – полный конец,
Для кого-то – религия сердца!
Прямо над землей, над зеленою травой,
Над березой огневой, у меня над головой,
Под несчастливой звездой,
Под ненавистною бедой –
Над березой огневой, у меня над головой!
Грядет Вселенская Весна,
Весна Всесильная!
Победной поступью,
По белой лестнице!
А над Россиею, а над Россиею
Такая ветреная мгла –
Не видно месяца!
Что-то происходит в России!
Что-то происходит в России!
Прямо над землей, над зеленою травой, у меня над головой –
Не видно месяца!
Не видно месяца!
Такая ветреная мгла –
Не видно месяца!
Роман Неумоев