Патриотизм здорового человека

В российских социальных сетях сегодня постоянно появляются все новые и новые группы, в которых люди из уничтоженных в разные времена и при разных обстоятельствах населенных пунктов находят друг друга. В виртуальном этом пространстве бывшие односельчане обмениваются воспоминаниями о прежней жизни, по памяти восстанавливают топонимику и топографию родных мест, организуют совместные встречи и фестивали. Об этом феномене Рунета рассуждает редактор "Сибирь. Реалии" Андрей Филимонов.

Так вышло, что у моего деда, Андрея Лазаревича Гребнева, умершего в 1950 году в Барнауле, нет могилы. В середине прошлого века городской Меланжевый комбинат расширил свою территорию за счет кладбища, на котором был похоронен Андрей Лазаревич. Работы велись, как всегда, в страшной спешке, и многие барнаульцы не успели за короткий срок в несколько месяцев перенести прах своих родственников на другое кладбище.

В назначенный день бульдозеры сравняли с землей пирамидки, увенчанные звездами и крестами. Комбинат не мог ждать – он работал на благо государства. Во время Великой Отечественной войны Комбинат произвел километры сукна для солдатских шинелей. Возможно, что и мой дед-фронтовик, защищая Москву в боях под Ельней осенью 1941 года, носил продукцию родного Комбината, на котором он работал до и после войны и под которым уже более полувека лежат его останки. А Комбинат между тем продолжает делать свою важную и нужную работу. Как сообщает Википедия: в 2015 году акции Комбината выкупил БТК-холдинг, крупнейший поставщик костюмов для Министерства обороны РФ.

За прошедшие десятилетия у нас многое изменилось – флаг и герб, границы и риторика, система ценностей и курс валют, но политика "Комбината" остается прежней – он продолжает расширяться, выталкивая из пространства живых и мертвых.

Поселок Казас, добыча угля уничтожает традиционную жизнь шорцев

​В Хакасии угледобывающая компания "Сибуглемет" уничтожает деревни шорцев и священные места, связанные с культом предков. Наступление угольщиков на исконные шорские земли продолжается уже четыре десятилетия. Первой их жертвой стала деревня Курья, снесенная бульдозерами в далеком 1971 году.

– В Курье испокон веку жили мои предки. Вокруг были наши охотничьи угодья, прекрасный кедрач, рядом с которым находилось родовое кладбище. Все это было уничтожено, – говорит Владислав Таннагашев. – И сейчас этот процесс продолжается – на очереди другие деревни.

Пытаясь защитить права шорцев, Владислав и его жена Яна обращались во все возможные инстанции – от правительства Кузбасса до Организации Объединенных Наций. "Сибирь.Реалии" в деталях рассказывали историю противостояния Таннагашевых и "Сибуглемета". В результате правозащитники сами были вынуждены эмигрировать из России. "Комбинат" оказался сильнее.

История наступления "Комбината" на старинные села Восточной Сибири описана Валентином Распутиным в повести "Прощание с Матёрой". Жители деревни Матёра называют себя "граждане затопляемые". Из-за строительства Братской ГЭС они живут с ощущением конца света – деревня вот-вот уйдет под воду. "Машины на вас работают. Но-но. Давно уж не оне на вас, а вы на их работаете – не вижу я, ли че ли! А на их мно-ого чего надо! Это не конь, что овса кинул да на выпас пустил. Оне с вас все жилы вытянут, а землю изнахратят", – говорит Дарья, старожил Матёры, не представляющая, как ей теперь жить "в состоянии полной бесполезности".

Деревня Заимка Кежемского района, 1959 год (Кежма)

В 1974 году в Нижнем Приангарье, на стыке Красноярского края и Иркутской области, началось строительство Богучанской ГЭС, затянувшееся из-за распада СССР почти на тридцать лет. В 1985 затопили первую деревню – Сосново, а в 2012-м последнюю – Кежму. Всего под воду ушло 29 старожильческих сел, население которых испытало на себе силу "Комбината", при советской власти называвшегося "БратскГЭСстрой", а затем – "Русал" и "Русгидро".

– Переселение было организовано ужасно, бесчеловечно. Сначала вроде бы давали людям выбирать из 3–4 населенных пунктов в Красноярском крае. Можно было спокойно собрать вещи, предоставляли контейнер или грузовик. А под конец было так: вещи двух-трех семей кидают в одну машину, она уезжает, и люди иной раз не знают, куда. На жителей стали давить, заставляли ехать куда скажут, уже безо всякого выбора, – рассказывает Юрий Косолапов, коренной кежмарь, создатель интернет-сообщества "Кежма. Потерянный рай". – Жилье давали по нормативам, но земля, потерянное имущество не компенсировались никак. А многие и не дожидались компенсаций, да и не знали о них. Когда услышали о предстоящем затоплении, уезжали и сами как могли устраивали свою жизнь.

Жители Кежмы, казалось бы, навсегда простившиеся с родной деревней, вновь обрели свой потерянный рай в интернете, где Юрий Косолапов создал страницу Кежемского землячества, посвященную "сожженной и затопленной родине". Идея оказалась своевременной и востребованной. Всего за несколько лет "интернет-землячество" превратилось в полноценное общественное движение, участники которого выезжают на Ангару, чтобы проплыть над своими деревнями, а также проводят фестивали старожильческой культуры.

Фестиваль старожильческих народов Красноярского края, Кежма

– Что заставляет ангарцев спустя годы после переселения держаться вместе? – говорит Любовь Карнаухова, председатель Кежемского землячества. – Как ни банально прозвучит – это любовь к родине, к отеческим гробам. Должна сказать, что многие кежмари перезахоронили своих родных на новых местах. Но всех не перевезешь… В тех местах наши предки жили с 17-го века. И называли себя не просто сибиряками – ангарцами. Так же называем себя и мы. В огромном глобальном мире благодаря нашей локальной истории мы понимаем, кто мы, откуда и почему должны гордиться своей культурой.

В 2004 году, когда еще не все села Кежмы были уничтожены, люди, переселившиеся оттуда в Лесосибирск, Енисейск, Красноярск собрались вместе и организовали поездку на "Заре" в родные места.

– Мы шли по Ангаре, видели поселки, вернее, то, что от них осталось, в некоторых уже никто не жил. И к берегу подойти было уже невозможно – Ангара заросла, – рассказывает Любовь Карнаухова, – Капитан, помню, попытался подойти к острову Тургенев, где когда-то стояла деревня Заимка, и не смог. И все ангарцы – а было нас человек восемьдесят – кинулись на правый борт "Зари" (в какой-то момент даже показалось, судно перевернется) и запели, не сговариваясь, нашу ангарскую песню… Это и называется любовью к родине. Скажи простым людям, что они какие-то особые патриоты, – удивятся. Потому что это для них естественное чувство. И никакая идеология здесь ни при чем.

В 21-м веке, благодаря соцсетям, неожиданно актуализировался старый лозунг "ничто не забыто, никто не забыт". Писатели-деревенщики прошлого века не могли бы придумать такого поворота сюжета. Бывшие односельчане создают в "ВКонтакте" и "Одноклассниках" группы, посвященные своим исчезнувшим деревням. Малая родина становится виртуальной, и в этом есть один большой плюс – она в любой момент доступна из любой точки мира. Живущая в Израиле Валентина Федотушкина в 2011 году создала группу "Родное наше Старо-Шумилово", в которой "собираются" жители Западносибирского таежного поселка, закрытого еще в 1960-х годах.

– Однажды мы решили по памяти нарисовать карту поселка с указанием домов и подписями, кто где жил. – рассказывает Валентина Федотушкина. – Затем выложили эту карту в нашу группу, и люди стали добавлять свои комментарии и воспоминания. А уж сколько там фотографий – не сосчитать! На них – все наше советское прошлое: от работы до похорон, от быта до праздников.

Карта Старо-Шумилово

Своя группа в сетях есть и у другого уничтоженного много десятилетий назад сибирского поселка.

– Наш поселок Погино никогда не был большим, – рассказывает Любовь Потуданская. – В шестидесятых годах там насчитывалось всего 50 дворов, зато были и школа, и детский сад, и магазин, и медпункт. Деревня "закрылась" в 1976 году, но память о ней мы храним до сих пор, может быть потому, что считаем это место своим родовым гнездом. В 1902 году в Погино с Украины переехал наш предок – первопроходец по освоению Сибири, Несколько лет назад я создала в соцсетях группу "Васильчуки", в которой предложила объединиться всем дальним и ближним родственникам с этой фамилией.

– Затем пришла идея собраться и вместе съездить на место нашей деревни. В августе 2016 года на эту встречу собралось больше 100 человек из разных регионов и городов России. В Погино все сходили на кладбище, а потом долго вспоминали, где тут был колодец, где стояла школа, где стелили холсты для отбеливания, где брали глину для побелки, где катались с горки на санках, где вечерами собиралась молодежь, и кто к кому чаще ходил в гости. Сейчас на месте наших домов – чистое поле. По нему и пройти было невозможно, если бы мы заранее не попросили частника из соседней деревни скосить траву. Хорошо хоть главный ориентир – столетний кедр – еще стоит. У нас есть идея – установить под деревом памятный камень и написать на нем название нашей деревни и годы ее жизни.

​Своя группа в соцсетях есть и у жителей сибирского Кульдорска, название которого в переводе с эстонского означает "золотая долина". Формально деревня на карте еще обозначена, к ней даже можно проехать по гравийной дороге, вот только живет там всего два человека – старожилы, которые наотрез отказались покидать родные дома.

В 2013-м бывшие жители Кульдорска провели в деревне первый вечер встречи. Односельчане обещали друг другу встретиться и 2017-м, чтобы отметить 110-летие села, но не смогли этого сделать в реальной жизни, поэтому продолжают "собираться" в интернете.

– В 60-е годы в Кульдорске был магазин, школа, имелся клуб, медпункт, детский сад, административные конторы. Вот про это люди и вспоминают, у всех ностальгия, – рассказывает главный специалист первомайского районного архива Валентина Седун. – В 1978 году начальную школу в Кульдорске закрыли, люди стали разъезжаться. Население деревни сократилось больше чем в два раза, а затем еще и еще.

Деревенский праздник. Томская область. 1950-е годы

​Технологии интернета дают людям возможность уйти из сегодняшнего дня в прошлое или даже в параллельный мир, где Старо-Шумилово, Кежма и Кульдорск по-прежнему существуют, неподвластные времени и разрушительному действию российского Левиафана. Участники ностальгических групп в соцсетях с любовью реконструируют бытовые подробности ушедшей жизни. Вспоминают, как за копейки летали на "кукурузнике" АН-2 в соседний райцентр навестить родню. Какие пели песни, завезенные предками еще из-за Урала в позапрошлом веке. Как женили "молодых" и провожали усопших. Благодаря их совместным усилиям и воспоминаниям образ малой родины становится более ярким и живым. И выясняется, что такой локальный патриотизм на самом то деле греет и поддерживает куда сильнее, чем картинка в телевизоре, геополитические страсти и "Крымнаш". Мемориальная культура побеждает пропаганду.

Философ Андрей Тесля считает, что потребность в таком объединении на почве любви к своей малой родине была у людей, конечно же, всегда, а социальные сети просто сделали это более реальным.

Андрей Тесля

– Сама попытка закрепить себя через что-то локальное – она едва ли не универсальна. Ведь человек, с ним что ни делай, он остается существом пространственным. Попросту говоря, в силу того, что мы обладаем телом и занимаем положение в пространстве. И более того, само пространство не является чем-то нейтральным и однородным. Мы всегда задаем приоритеты, наделяя пространство дополнительными смыслами – переосмысляя наличное положение вещей. Мы все время с этим работаем.

– Раньше по радио часто передавали песню "Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз", да и сейчас в официальной идеологии России на первый план выдвигается величие страны, державность. И вдруг оказывается, что людям интереснее не это большое пространство империи, а какой-то, не побоюсь этого слова, "медвежий угол", с которым связаны живые воспоминания. Почему именно такие – малые пространства становятся объединяющим моментом?

​– Лично я здесь не вижу противоречия. В СССР тоже, на фоне глобального коммунистического проекта, существовало движение краеведов, писателей-деревенщиков, использовавших понятие "малая родина". Получается, что эти тезисы: империя и родная деревня не находятся в состоянии конфронтации. Мы можем акцентировать одно вместо другого, можем предположить, что принадлежность к большому сообществу вытесняет принадлежность к малому, и наоборот. Но это будет наша интерпретация. Необходимо помнить, что у каждого человека есть целый набор идентичностей: россиянин, сибиряк, иркутянин, "ангарец", "кежмарь" – все это существует одновременно и дает нам свободу выбора, в зависимости от ситуации. В одном контексте может быть значима моя принадлежность к родной деревне, в другом – к Иркутской области и так далее. Каждый уровень актуализируется в определенном контексте.

Философ, разумеется, прав. И в эпоху глобальных коммунистических проектов именно малая родина могла согреть и утешить советского человека. Но в советские времена не было интернета. Поэтому герои Валентина Распутина навсегда прощались с Матёрой, исчезающей в Ангаре под натиском "Комбината". Нынешнему поколению его жертв повезло больше – интернет позволяет людям объединить воспоминания и материализовать коллективную память на экранах своих компьютеров.

Любовь к отеческим гробам в эпоху интернета обретает новые формы. Я тоже решил воспользоваться современными технологиями, чтобы сохранить память о своем деде, чья могила была уничтожена Комбинатом. Для этого достаточно выбрать в сети сайт виртуального кладбища и заполнить анкету, указав годы жизни покойного и загрузив на сайт его фотографию. Вся процедура такого "перезахоронения" занимает полчаса времени. Зато родственники всегда могут "собраться вместе" у могилы своего предка, даже находясь в разных концах земли.