"Труп в предбаннике приемного отделения меня уже не удивил"

– Постельное белье возьмите, в больницу поедем, – сказал доктор скорой. – В ГБ-1.

В Омскую городскую многопрофильную больницу №1 имени Кабанова я не хотела. 10 лет назад я прожила там три месяца, ухаживая за мамой. Операция была, в общем несложной: удаление полипа. Что-то пошло не так – геморрагический шок, кома. Но умерла она не от этого – от огромного пролежня, который образовался за тот месяц, что нас с сестрой не пускали в реанимацию. За год до этого я была в Америке с группой журналистов, нам показывали медицинский центр, людей, находящихся в коме годами… Только этим я могу объяснить свою тупую веру в то, что за больными у нас ухаживают не хуже. Ну еще ежедневной покупкой противопролежневых препаратов, дорогих лекарств для мамы и коньяков для медиков. Потом кто-то из санитарочек объяснил: слишком тяжелая, ворочать трудно: 90 килограмм – обычные вес крупного мужчины. Мы с сестрой ворочали, мыли, лечили страшную дыру от удаленного пролежня на позвоночнике размером с ладонь и шею, прорезанную бинтом, державшем трубки для питания. На нас приходил смотреть хирург из соседнего отделения – он не знал других лекарств, кроме левомеколя. Нам почти удалось. Но в пролежне образовался тромб. То ли нельзя его было остановить, то ли не пытались – нам неустанно объясняли, что все усилия бесполезны: старая, уже 63…

– Единственное, чего мы добились, – говорила сестра, когда ночью мы выходили на улицу, – маму стали называть на вы.

Вежливость к пациенту была не принята: кто бы он ни был – бомж или заслуженный учитель России, как мама, – он был никем. "Опять обосрался", – орала медсестра на человека без сознания, и санитарка рывком выдергивала из-под него грязную простыню. Трупы умерших лежали на каталках в коридоре, дожидаясь, пока кто-нибудь укатит в морг. Мы везли маму сами. К нам так привыкли за два месяца, что уже стеснялись и даже пытались объяснить свои поступки – конечно, маленькой зарплатой. Однажды подслушали разговор родственников с завотделением: нельзя ли бабушку отключить от искусственной вентиляции легких, ведь мучается, третий раз сюда попадает… С утра пришла медсестра, на наших глазах просто и буднично выдернула трубку. А старуха рядом с нами умирала долго, до самого вечера ее тело корчилось, исторгая из себя мочу, кал: смерть без воздуха – тяжелое дело. Наверное, как полагается, консилиум из того же завотделением предварительно поставил ей диагноз "смерть мозга": в таких случаях в России полагается "отправлять биологическое тело на экспертизу". Двадцать лет назад консилиум вынес и мне такой вердикт. К счастью, в другой больнице – после отключения от аппарата ИВЛ я не только не умерла, а даже очнулась и задышала, став предметом научной статьи.

Руководил ГБ-1 имени Кабанова тогда, в 2008-м, депутат Омского городского совета Василий Мамонов, заслуженный врач РФ, доктор медицинских наук, профессор, награжденный орденом Почета за достигнутые трудовые успехи в области здравоохранения и многолетнюю добросовестную работу, как писали в представлении. Кроме того, Мамонтов заслужил ордена общественного признания "За профессиональную честь, достоинство и почетную деловую репутацию", "За заслуги в развитии медицины и здравоохранения", а Омско-Тарская епархия вручила ему медаль "За миссионерское служение Сибирской Земле". Я долго мечтала "закопать" его в этой земле, но два года назад это сделал Интерпол, направив запрос в омскую прокуратуру: как выяснилось, в 2015-м, всего через три года после оставления поста главврача Мамонтов, став уже вице-спикером горсовета, прикупил неплохую квартиру в Дюссельдорфе за 37 миллионов 825 тысяч рублей, чтобы лечить там немцев. Задекларированные доходы вице-спикера никак не тянули на эту сумму, на суде он путался, выдвигая разные версии происхождения денег, которые хранил в чемодане, не доверяя банкам – и без того было 7 многомиллионных счетов: то заняла дочь, то взял кредит в евро на Сейшельских островах. Суд решил вернуть деньги за квартиру в доход государства. Трудно поверить, что без вмешательства Интерпола такое решение было бы принято, учитывая любовь к бывшему главврачу ГБ-1 имени Кабанова губернатора, одарившего его в 2014-м золотой медалью "За особые заслуги перед Омской областью", включающую льготы: безвозмездно представленное областью жилье без оплаты коммунальных услуг, ежемесячную выплату до 41 тысячи рублей, регулярный отдых в санатории вместе с бесплатным проездом.

Я была на этом суде – это еще одна причина, по которой мне не хотелось в ГБ-1 имени Кабанова: предполагала, что от нее мало что осталось. Не предполагала, что настолько мало. Сиротливое приемное отделение, где на скамейках сидят вперемешку полуживые бомжи, избитые алкоголики, бледные женщины, трясущиеся мужчины. Тесный и грязный до отвращения туалет, в котором нет ни мыла, ни туалетной бумаги, ни сушки для рук. Допотопный рентген, кабинеты ЭКГ, УЗИ и специалистов, где напрочь отсутствуют как разовые, так и многоразовые пеленки на протертых до дыр кушетках: задираешь одежду, ложишься туда, где до тебя неизвестно кто лежал, зато известно, что многие. Гинекологическое кресло, заштопанное разноцветными заплатками, с негнущимися подставками для ног.

– Кофточку подстелите, – посоветовала доктор.

Мне повезло – меня привезли из дома, и дочь успела собрать пакет. В запасе имелась даже наволочка.

– У вас проблемы с финансированием, почему нет пеленок? – поинтересовалась.

Доктор усмехнулась:

– Проблем нет. Но и пеленок тоже.

Туалет в гинекологическом отделении

В гинекологическом отделении, куда меня определили, какой-то ремонт явно был: стены ровные, хотя и выкрашены ядовито-зеленым цветом деревенского забора. В коридоре – несколько коек: мест на всех не хватает. В моей палате койки те же – с такими старыми панцирными сетками, что проваливаешься до полу, а выбираешься, как из люльки. Ободранные тумбочки явно советских времен без полок и дверок – они стоят за холодильником. Кнопки вызова врача давно не работают. Свет тусклый, хотя лампы дневного света без колпаков – того и гляди запчасти посыплются на голову. По утрам откуда-то изрядно тянет куревом – вентиляция явно не справляется. Комковатые матрацы с пятнами крови можно покрыть парой рваных простыней, которые выдают по убедительным просьбам. А наволочек нет, пришлось заворачивать пятнистую подушку в шарф. Стол для грязной посуды в столовой – та же тумбочка, будто из моего школьного прошлого 70-х. Грязной посуды, правда, немного – все приносят свои тарелки, в которых по очереди едят и первое, и второе.

– Забыла тарелку, хоть выдадут в столовой? – спрашиваю соседок по палате.

Смеются:

– Если хорошая буфетчица, может дать одноразовую. А другая вредная, ни за что не согласится. Да не переживай – утром только чаекомпот с хлебом и двух сантиметровым кусочком масла. Потом своих попросишь принести.

Что такое чаекомпот, я оценила с утра: чай, налитый в нечищеный бак из-под компота с привкусом изюма и швабры. Как выяснилось, зря.

– Если вы ели или пили, операцию под наркозом делать нельзя. Своего анестезиолога у нас нет, ждите до вечера, придет дежурный, – объяснила врач. – А хотите под местным – просто укол в матку – хоть сейчас.

Местный наркоз я оценивать не стала, в отличие от соседки под 70.

– В наше время так и выскабливали, почти наживую. Слабая молодежь пошла, – припечатала она. – А мы терпели, и сейчас потерплю.

Палата гинекологического отделения

Соседку помоложе и спрашивать не стали ­– ей нужна была срочная операция: выкидыш. Мне показалось странным, что нельзя пить и есть до вечера: в советско-перестроечное время я подрабатывала санитаркой в больнице скорой помощи, и мы просто помогали больным сделать клизму. Оказалось, санитарок теперь нет – сократили, как и анестезиологов. Моет пол теперь, как выяснилось, клининговая компания, а больные переведены на самообслуживание: в обязанности санитарок входил и уход за ними. Насколько старается клининговая компания, можно было судить по грязным простыням, валяющимся в палате, – ее сотрудницы никак не могли определить, в чьи обязанности входит их убрать. Но самое удивительное, конечно, душ с туалетом. Биде не работает, о чем извещает объявление на двери. Душ заплесневел и забился волосами с того самого места, которое лечат в гинекологии. Правда, пациентки туда стараются не ходить – вода только холодная во всем отделении.

– Спускайте подольше, – рекомендовала медсестра. – Не доходит до 11 этажа.

Увы, метод не работает: вода не нагревается ни утром, ни вечером, ни через час, ни через два. Самые сообразительные набирают ее в бутылки из-под минералки и кладут на батарею, которая, к счастью, теплая. Туалет – аттракцион отдельный: изнутри не закрывается, видимо, в заботе о ближнем. При этом бабы после операций вынуждены карабкаться по ступенькам, чтобы добраться до вожделенного унитаза, вмонтированного в бетон. Мыла, туалетной бумаги, пеленок нет и здесь.

В общем, труп в предбаннике приемного отделения меня уже не удивил. Я его видела еще, видимо, живым – часов в 11 спустилась в холл на центральном входе в стационар. Тамбур стеклянный – приперся какой-то бомж, непонятно, куда его девать. На улицу выкинуть – не вариант, один из охранников сообщил, что сделал так в начале своей деятельности, а бомж возьми да помри на холоде. Чуть не уволили! Выписалась около трех, выхожу через приемное отделение ­– нашли, куда девать: уже с головой укрытый, только те же ботинки торчат. Лежит то ли на полу, то ли на низких сиденьях: не разглядела – шарахнулась. Так же, как и вновь поступающие отпрыгивали, чтоб не задеть. А может, и не бомж – характерных запахов не ощущалось.

Одним словом, добро пожаловать к нам на лечение: если вам мало болезней, мы добавим. Нынешний главврач Георгий Соболев, возможно, тоже сможет купить квартиру в Дюссельдорфе, тем более что Мамонтов признавался: "Георгий Фагимович – наш воспитанник". Судя по декларации о доходах за 2017 год, доход главврача городской клинической больницы №1 имени Кабанова на службе государства составляет 3 миллиона 993 тысячи рублей. В собственности: жилой дом размером в 82 кв. метра. Год назад у него была еще тысяча кв. метров земли, но теперь вся перешла супруге-врачу, у которой доходы немногим меньше, зато жилой дом в 120 кв. метров, две квартиры и три нежилых помещения. Действительно "воспитанник" Мамонтова – его жена тоже сдавала в аренду некие нежилые помещения, размерами напоминающими кабинет в больнице.

На мою публикацию в соцсети Соболев не отозвался. Отреагировал Минздрав, сообщив в официальном сообщении, что в 2018 году на ремонт БУЗОО "Городская клиническая больница №1 им. А.Н. Кабанова" из областного бюджета выделено 38 млн рублей. В 2019 году планируется разработать проектно-сметную документацию для проведения ремонтных работ в гинекологическом и пульмонологическом отделениях. А начмед Анатолий Малюк объяснил, что туалетной бумаги и на десять минут не хватит – украдут.

Если воруют дешевое мыло – это не клептомания, а нищета. Впрочем, очень удобно списывать на пациентов недостачу гигиенических средств. Но отсутствие одноразовых пеленок в эту версию никак не вписывается. Соревнование такое у них, что ли: кто быстрей украдет – пациенты или медики?

Откликнулась и некая анонимная пациентка, опубликовав в паблике Омск Live вопль о помощи: "Это Больница ГКБ Кабанова, гинекологическое отделение... мало того что мы вынуждены лежать в таких условиях из за состояния здоровья, в отделении отсутствует горячая вода, нам должны привозить чайники чтоб мы кипятили воду и хоть как то мылись, бидэ не работает!!! В ванной грибок, туалет почти не убирают, персонал на 50% зол и агрессивен (не весь)....как женщины после операций должны мыться? Прошу администрацию города Омска отреагировать". В прошлом году был примерно такой же крик души, но про отделения пульмонологии: "Здесь лежат люди с бронхитами, обострением астмы, пневмонией и т.д. Вместе с этими людьми лежат и тараканы, которых неимоверное количество. Точнее не лежат - бегают, особенно ночью, по всему, чему им вздумается: по стенкам, по раковине, по тумбочках, по вашим вещам, по вам". В прошлом году из больницы повалил дым, как, кстати, и нынче, когда я лежала три дня с 15 по 18 января. Тогда пациентам что-то объясняли про неудачное кипячение пустышек, нам не объяснили ничего. То есть как минимум МЧС бывает в больнице нередко, почему же она не замечает открытых электрических ламп? Про пьяную драку на ножах двух пьяных медсестер, не поделивших хирурга во время застолья в больнице, которое оказалось не первым, и говорить не стоит: сам министр здравоохранения Омской области Андрей Стороженко, сын бывшего начальника УВД региона, властвовавший омской медициной 7 лет, удивлялся: "Что тут обсуждать? Выпили две сотрудницы по два стакана водки и полезли в драку".

– Анализ будет готов через 14 дней, – сообщила врач. – Мы не лечим, только по скорой работаем. Так что запишитесь заранее в участковую поликлинику, к тому времени как раз очередь подойдет.

Моя участковая поликлиника, обслуживающая весь спальный микрорайон Левобережье, входит в комплекс ГБ-1 имени Кабанова. Как сообщало издание БК55, в 2011 году Следственное управление Следственного комитета России по Омской области возбудило против Соболева уголовное дело по факту нецелевого расходования более 75 миллионов рублей из средств Фонда обязательного медицинского страхования и мошенничества. Вину он не признал, уголовное преследование было прекращено: состава преступления не нашли. Следственный комитет – все-таки не Интерпол. На свободе с чистой совестью Соболев учредил медицинское частное учреждение "Нефросовет", адрес которого совпадает с адресом ГБ-1 имени Кабанова: Омск, Перелета, 7, к. 1. Учреждение занимается обучением медиков, так что "воспитанники Мамонтова" плодятся и размножаются.

Главный вопрос, который меня мучает: почему и врачи, многие из которых – истинные профессионалы, и пациенты, которые вынуждены "лечиться" в таких условиях, терпят все и молчат? Есть версия – ровно месяц назад умерла от сердечного приступа 46-летняя Ольга Ермоленко, редактор БК55, нещадно критиковавшая ведомство Стороженко за беспорядок в больницах, за плохое отношение к пациентам, за тотальное сокращение всех и вся, за поддержку исключительно частных клиник. Как рассказывают родные, скорая забирать ее не хотела – удалось только со второй машины, когда было поздно.

В тот же день, 17 декабря 2018 года, Андрей Стороженко освобожден от занимаемой должности распоряжением губернатора Омской области. Но дело министра по-прежнему живет и расцветает. Плесенью.

Наталья Яковлева – омский журналист

Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции