"Последней каплей стало то, что он меня избил ногами". Бывшая жена епископа РПЦ требует лишить его сана

Бывшая супруга епископа Енисейского и Лесосибирского Игнатия (в миру Федор Голинченко) обвиняет его в насилии и избиениях. Ксения Голинченко пытается добиться лишения бывшего мужа сана. Священник и Красноярская епархия обвинения отвергают.

Супруги развелись в 2015 году, но историю своих брака и развода Ксения решила предать огласке совсем недавно, когда стало известно, что её бывшего мужа собираются рукоположить в епископы. Хиротония состоялась 1 сентября, а ещё в июле Ксения опубликовала петицию, адресованную, в том числе, патриарху Русской православной церкви Кириллу. В ней, в частности, говорится: "…Чаще всего он просто швырял меня по квартире из комнаты в комнату. Мои ноги были в ссадинах и синяках. Когда он бил руками – то выбирал места, где синяков не видно (не лицо, а голова, например. По лицу только пощечинами). К слову, мой вес никогда не превышал 40 кг, а бывший муж весил 92 кг".

О подробностях этой истории Ксения Голинченко рассказала корреспонденту сайта Сибирь.Реалии.

– Ксения, поясните, чего вы все-таки хотите сейчас добиться, обращаясь к патриарху, рассказывая историю ваших отношений с бывшим мужем?

– Справедливого рассмотрения этого факта и соответствующих выводов по поводу хиротонии. Справедливостью в моём представлении будет лишение сана.

– Как получилось, что вы вышли замуж за человека, которого сейчас обвиняете в жестокости и физическом насилии? До свадьбы никаких признаков подобного отношения не замечали?

– Мы познакомились, когда я ещё училась в 11-м классе, и встречались три с половиной года. Отношения были нормальные, вполне хорошие. Потому что, если бы всё изначально было плохо, отношений бы просто не было. Познакомились случайно, в электричке вместе ехали. И обменялись телефонными номерами. Мы тогда оба жили в Краснодарском крае. Он учился в Краснодарской семинарии, из которой его позже отчислили, и он перевелся в Московскую.

– Вас не удивило, что с вами знакомится человек, который учится в семинарии?

– Я об этом не сразу узнала, значительно позже. Какой-то период, видимо, он меня подготавливал к этой информации. Но я сама была из суперверующей семьи, я посещала церковь, была прихожанкой.

– А из-за чего Федора отчислили из семинарии?

– Я до конца эту историю не знаю, но там был какой-то конфликт, и дело дошло до начальства, его и еще нескольких парней оттуда со скандалом отчислили. Не знаю, драка, не драка, кто-то кого-то "слил", и начальство это решило таким образом. Это было в конце 2007 года. Какой-то период потребовался, чтобы перевестись в Московскую семинарию, он оставался в Краснодарском крае, жил у родителей и где-то подрабатывал. Мы общались и виделись. Потом он уехал учиться в Москву, а я переехала в Ростов, мы стали общаться уже больше по телефону, онлайн.

– Вас не смущали отношения на расстоянии?

– На тот момент, в принципе, ни его, ни меня это не смущало, потому что вроде бы не так плохо всё было, если исключать мелкие ссоры. Мои родители к нему положительно отнеслись сразу, для меня на тот момент было важно их мнение. Раз в полгода он и я приезжали домой на каникулы. Затем мы решили, что можно уже переводиться ему на заочную форму, рукополагаться и так далее. И тогда уже встал вопрос о свадьбе, в сентябре 2011-го мы поженились. Первое время жили у его родителей, в станице Горловская, это под Краснодаром. Он подрабатывал – келейничал у митрополита, который сейчас служит в Красноярске, у Пантелеймона, на тот момент он служил в Майкопе.

– До свадьбы вы обсуждали, как будет строиться ваша жизнь с учетом того, что он человек духовного звания? Как правило, на супругу представителя духовенства тоже налагаются некие обязательства.

– Да, конечно, практически весь период наших отношений мы что-то такое обсуждали. Но по факту всё было очень далеко от этих дискуссий. В плане общения он меня особо как-то не ограничивал. Бывало, высказывал что-то о макияже и внешнем виде. Например, его напрягало, что я выбираю молодежный стиль одежды, он хотел бы, чтобы я носила классическую одежду. Его не смущало мое образование, вполне себе светское. Он говорил, что все вопросы решаемы. Но постепенно всё стало меняться не в лучшую сторону, начались какие-то ссоры. До переезда в Красноярск он мне вообще ничего против моего трудоустройства не говорил. Но когда мы переехали, и только я устроилась на работу, у нас случился скандал, прямо вот мощный, на эту тему. Мужа не устроило, что я не успеваю делать бытовые домашние дела, в связи с загруженностью на работе. Он сказал: "Увольняйся на хрен!" Это цитата.

– Когда началось насилие?

– Иногда он пытался вести себя авторитарно по отношению ко мне. Например, категорически запрещал мне поднимать семейные вопросы в присутствии его родителей. И из-за этого он вполне мог на меня накричать. Буквально за день до свадьбы мы сильно поссорились из-за того, что я подняла семейный вопрос в присутствии его отца. Федор меня буквально утащил за руку в нашу комнату, закрыл дверь ключом и стал мне говорить громким полушепотом, чтобы отец не слышал: "Ты что, больная? Ты что отца втягиваешь?" Дошло до того, что он замахнулся на меня табуреткой. Но уже через час слезно просил прощения, сказал, что такого никогда больше не повторится. И я поверила, к сожалению. Я сталкивалась в собственной семье с физическим насилием, то есть меня воспитывали довольно жесткими методами. Поэтому, наверное, меня сильно это не шокировало. К тому же совсем не хотелось скандала накануне свадьбы. Потом всё стало происходить по нарастающей: сначала он просто повышал на меня голос, дальше пустил в ход руки.

– Когда он вас первый раз ударил и какой был повод?

– Я помню, что он ударил меня по лицу, дал пощечину. Это была какая-то абсолютно мелкая ссора. Это было где-то через полгода после свадьбы в Красноярске, он уже рукоположился.

– После первой пощечины вы попытались дать ему понять, что для вас это неприемлемо?

– Думаю, нет. Потому что я просто стала его больше бояться. Любая моя попытка обозначить границы приводила к ещё большему конфликту. Это стало периодически повторяться, сначала реже, потом чаще. Он меня просто мог швырять по квартире. Ему не нравилось, что я ему отвечаю. Он брал меня за руку, дергал, буквально бросал на пол, мог в другую комнату швырнуть. Если я начинала плакать, то его это раздражало еще больше.

– А то, что вы пожалуетесь его руководству, поднимаете скандал, вы говорили?

– Нет, я боялась. Однажды я ему сказала вскользь, что "сниму" побои и буду поднимать этот вопрос с его родителями, и он меня опять ударил и сказал: "Только попробуй! Я тебя убью!"

– Почему вы не выполнили свою угрозу?

– Я боялась, что эта информация дойдет до него, в Красноярске у него довольно много знакомых.

– А почему не уехали?

– Все финансы были у него, абсолютно все деньги, даже которые нам подарили на свадьбу, в том числе мои родственники. Даже если я шла куда-то в магазин, мне нужно было отчитаться: зачем я иду, что я покупаю, что из этого я буду готовить и так далее. Это был полный экономический контроль. Деньги он дома не оставлял. Если я, допустим, не сказала с утра, что нужно оставить какую-то сумму на продукты, то он их и не оставит.

– А попросить деньги у родителей, подруг?

– Я никому не говорила об этом, опять-таки наученная им, чтобы я об этой ситуации никому не рассказывала. Уже в самом конце отношений, буквально за полтора месяца до развода, я рассказала его сестре и своему близкому другу. У меня сейчас ко мне той, которой я была, тоже возникает много вопросов, почему я такие вещи прощала и терпела. Сейчас я мыслю иначе и вижу вещи по-другому, а тогда я была просто зашуганной девочкой, родители постарались тоже, чтобы я стала очень удобным человеком для таких, как Федор.

– Вы делали фото синяков?

– Какие-то фотографии у меня были в телефоне, но он его отобрал. Многие спрашивают: "Почему ты столько лет молчала, а сейчас решила это поднять?" Люди просто не понимают одного: человек даже после развода мне угрожал. Он прекрасно знает, где живут мои родители, знает, где живут мои бабушка с дедушкой, он может достать мои контакты в секунду, найти меня.

– Как вы развелись?

– Мы приехали к родителям в отпуск, последний раз вместе, на Новый год, и он сказал: "Так и так, мы разводимся". И сказал причину, мол, "я поднял на нее руку". Как будто это было однократно! Родители были в шоке, потому что никогда мы при них не ссорились. Мой отец и бабушка с дедушкой сказали, что обратятся к митрополиту. В итоге Федор мне пригрозил: "Если твои родственники что-то такое сделают, то жить тебе будет очень плохо". Естественно, я отговорила их от этой идеи. Сама я никуда писать не стала, потому что он мне угрожал. Сейчас человек занимает высокий сан, вряд ли он сорвется, приедет и будет меня преследовать. Вряд ли в данный момент он бесконтрольно что-то сможет сделать.

– Кто из вас подал на развод?

– Он. Я просто уехала от него в 2015 году. У меня появились деньги, которые мне подарил отец, и закончились моральные и физические силы. Последней каплей стало то, что он меня избил ногами. Я поняла, что либо я сбегу, либо со мной что-то произойдет. Это была какая-то совершенно бытовая ссора. Он просто меня толкнул и два раза ударил в область спины и талии ногами.

– Сам Федор утверждает, что все ваши обвинения неправдивы, на сайте Красноярской епархии размещено его официальное заявление на эту тему, и вы расстались из-за выкидыша, неудачной беременности. Якобы после этого произошло охлаждение отношений.

– Беременность и выкидыш были в 2012 году, а развелись мы в 2015-м. Это абсолютная неправда. Выкидыш случился тоже по его вине, непреднамеренно или умышленно, не знаю. Он пришел домой сильно пьяный, от друзей, я никогда его за такие вещи не упрекала, это было редко. Он буквально не стоял на ногах, я хотела помочь ему разуться, наклонилась, и в этот момент он меня сильно толкнул в плечо, я упала на копчик. А через пару дней случился выкидыш на сроке 6 недель.

– По вашим ощущениям, он был сильно расстроен?

– По моим ощущениям, и факт беременности не очень его порадовал, потому что он не планировал детей, в принципе, и все методы контрацепции использовались, но что-то подвело. И когда я ему сказала, он ходил довольно подгруженный. После выкидыша он беспокоился о состоянии моего здоровья, надо отдать ему должное. Он ездил в больницу, еду мне возил, но сама эта ситуация его особо не волновала, потому что он же не ощутил это на себе. Мне его реакция была непонятна.

– Вам пришлось столкнуться с какой-то реакцией на вашу ситуацию других представителей церкви?

– Я знаю среди духовенства и очень хороших людей, и неожиданно для себя очень много поддержки получила, в том числе от его сокурсников, они много мне писали, поддерживали. Некоторые писали, что знали об этой ситуации, не знаю откуда, некоторые писали, что догадывались.

– В целом, как-то изменилось ваше отношение к церкви и ее представителям из-за того, что случилось в вашей личной жизни ?

– Эти люди точно делятся на два типа – на искренне верующих и на желающих просто легко заработать деньги. К сожалению, я была лучшего мнения о священстве, обо всей этой кухне в целом. И я убедилась собственными глазами, что коррупция в церкви есть, и этим путем все решается, к сожалению. Вот даже купленный сан, мне сообщали, что он его купил, и это, дескать, ни для кого не секрет. Я не могу открывать всех источников, из которых мне поступает информация, чтобы не подставлять людей в епархии. Но такая информация была.

В период, когда я жила с мужем, я слышала обрывок разговора мужа с кем-то телефону, что определенный человек недостаточную сумму заплатил митрополиту, и из-за этого его не назначили на хорошее место.

Даже облачение (высокопоставленных чинов РПЦ. – СР) стоит как приличная иномарка. Соответственно, у них откуда-то есть деньги на это все. У рядовых священников без какой-то личной симпатии высокопоставленного начальства нет таких возможностей. Личные симпатии митрополита – денежные поощрения, премии, подарки. На самом деле доход зависит много от чего: и приход, и люди, и спонсоры, которые просто дают деньги, благодетели, готовые пожертвовать деньги церкви. Я считаю, что у рядовых священников предметы роскоши могут появиться либо из подарков таких благодетелей, либо это хорошие отношения с руководством.

– У вашего супруга как было?

– Пока мы жили вместе, у нас особо ничего не было. Но ни для кого не секрет, что митрополит все-таки забрал его на хорошее место в Красноярск. Но каких-то предметов роскоши мы не имели, своей квартиры у нас не было. Машины тоже.

– Как вы думаете, вашего мужа это смущало? Он к этому стремился?

– Рискну сказать, да, такое было. Иногда откровенно говорил прямо. Этот человек любит деньги. Скажу больше: у меня есть подозрения, что моей беременности он был не рад именно потому, что уже пожалел о женитьбе. Хотел получить более прибыльную должность. Ведь стать епископом может только неженатый священник. А если бы у нас родился ребенок, ему пришлось в любом случае остаться в семье, он сам придерживался таких взглядов. И рукоприкладство я вижу как некоторую провокацию, потому что, если бы он от меня ушел, его бы лишили сана, а если уходит жена, то все косяки на ней.

– Но вы же говорите, что на развод подал он.

– Тут имеет значение, что я уехала от него.

– Может быть, вами движет сейчас просто обида? И именно то, что муж ваш подал на развод и побудило вас только теперь заговорить о насилии?

– Тут всё обидно. Моя жизнь в какой-то степени поломана этим человеком. Я просто искренне и честно выполняла то, что должна была выполнять хорошая жена, я никогда не давала повода со мной так обращаться. Никаких серьезных прецедентов в виде измен или чего-либо не было в нашей семье ни с его, ни с моей стороны. Ну, теперь с его стороны я не могу это гарантировать, потому что, похоже, что я многого не знаю.

– Как вы думаете, почему вашего бывшего супруга произвели в епископы, несмотря на публикации в СМИ, в которых вы его обвинили в насилии? И получили ли вы реакцию какую-то от РПЦ после всех ваших обращений и петиций?

– Нет, со мной абсолютно никто не связывался ни из епархии, ни тем более из патриархии. Все мои письма и петиции просто были проигнорированы. С одной стороны, если объективно, то они имеют право, наверное, так отреагировать, потому что, действительно, у меня нет физических доказательств. А с другой стороны, если опираться на канонические законы церкви, то они все-таки обязаны были как-то проверить этот факт, хотя бы как-то связаться со мной, даже спросить у меня какие-то документы, доказательства, но никто ничего не спрашивал. Скорее всего, потому же, почему покрываются все остальные преступления, совершенные священниками, – просто такая корпоративная этика.

Я понимаю, что вряд ли кто-то со мной свяжется, я понимаю, что вряд ли вообще кто-то из священноначалия обратит на это внимание, потому что у них свои планы на этот счет, но со стороны церкви это очень нечестно. Они сами отворачивают людей, причем таких, как я, которые много лет были в храме, и этот случай меня реально отвернул. Я осталась верующей, но точно не в РПЦ, – говорит Ксения Голинченко.

Эту историю редакция Сибирь.Реалии попросила прокомментировать доцента Учебно-научного центра изучения религий РГГУ Петра Чистякова.

– Обвинения в адрес епископа Енисейского и Лесосибирского Игнатия (Голинченко), выдвинутые его бывшей супругой, вряд ли могут поставить крест на его служении: принятие монашества позволяет человеку как бы начать жизнь заново. И недостойная жизнь до пострига не мешает человеку стать монахом – главное, чтобы он не повторял прежних грехов. В то же время, в соответствии с принципами, восходящими к апостольским временам, в епископы избирались только достойные христиане. Об этом пишет апостол Павел в первом послании к Тимофею: "Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо, кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией?" (1 Тим3:2-5). Домашнее насилие совершалось будущим епископом до принятия пострига, поэтому формально вроде бы никаких канонических претензий к нему быть не может, но в то же время неизбежно возникает вопрос: достоин ли человек со столь непростым прошлым епископского сана? Не вступает ли факт его рукоположения в противоречие со словами апостола Павла? – говорит Чистяков.

В июле 2019 года руководитель пресс-службы и службы протокола Красноярской епархии Андрей Скворцов прокомментировал обвинения бывшей супруги Федора Голинченко изданию "Ридус": "Ксения Голинченко оперирует ничем не обоснованными бездоказательными обвинениями в адрес своего бывшего супруга". Сам Федор Голинченко и его родители комментировать слова Ксении отказались. Федор (епископ Игнатий) заявил корреспонденту Сибирь.Реалии, что ему нечего добавить к заявлению, ранее опубликованному на сайте Красноярской епархии. В нем, в частности, говорится, что он "потрясён неправдой, содержащейся в публикациях в СМИ от имени моей супруги".