Инна Васильева и Алена Ли – матери двух подростков – пытаются привлечь сотрудников патрульно-постовой службы Иркутска к ответственности за то, что те "оставили несовершеннолетних в опасной ситуации". 17-летний сын Васильевой, Максим Кокорин, до сих пор в ожоговом отделении – ему пришлось делать операцию по пересадке кожи. Сын Ли, 16-летний Максим Горский, – тоже сильно обгорел, но полицейские, по словам матери, даже не отвезли его в больницу, заявив, "и так сойдет". А сейчас пытаются обвинить подростков в поджоге машины.
Мамы обожженных в полицейской машине подростков Алена Ли и Инна Васильева
18 сентября полицейские заперли подростков, которых в магазине обвинили в воровстве, в задний отсек служебного автомобиля. Один из них уронил телефон, второй зажег зажигалку, стараясь осветить салон. В отсеке оказалась канистра с горючей жидкостью, которая воспламенилась, на подростках загорелась одежда. Спустя время, когда подростки, по их словам, уже успели попрощаться друг с другом, полицейские вернулись к машине и открыли дверь. Пострадавшие выскочили и стали прыгать и кататься по земле, пытаясь погасить огонь, а полицейские, по их словам, смеялись и снимали все происходящее на телефоны. И только после этого вызвали скорую помощь.
"Сказали – устроил поджог, но ни слова об ожогах"
– Алена человек такой тихий, мирный, не боец, пока не готова общаться с журналистами, – говорит Инна Васильева. – А я настроена более решительно, буду за права сына биться, и понимаю, что сейчас нам поможет только гласность и защита общественности, потому что представители полиции, по нашему мнению, настроены наказать не своих сотрудников, а пострадавших по их вине подростков.
– Инна, что произошло 18 сентября с вашим сыном?
Максим Кокорин, обожженный в машине полиции подросток из Иркутска
– Примерно в 19 часов вечера он с другом, тоже Максим зовут, зашел в магазин разменять деньги на проезд. Собирался поехать домой от бабушки. Она живет возле его колледжа в Октябрьском районе, поэтому на неделе он часто у нее остается. В этом магазинчике именно поэтому его хорошо знают – он часто там бывает. И в тот вечер продавец взяла у сына деньги и заявила ему, мол, расплатишься за своего приятеля, Владика, он у меня дня два-три назад шоколадку украл. То есть фактически деньги у них отобрала. Конечно, мой сын и Максим стали возмущаться – они ничего не крали, деньги им нужны на проезд. Продавщица, недолго думая, запирает магазин, по сути, задерживают несовершеннолетних подростков, вызывают полицию и сообщают им о попытке воровства! Мало того, что это неправда, так те еще и запирают подростков в закрытый отсек для задержанных и оставляют там одних. У нас же больше не на кого вызывать экипажи, у нас, видимо, преступность вся поборота. Они их замкнули там, хотя несовершеннолетних не имеют права вообще сажать в отсек для перевоза заключенных.
– И что произошло в машине?
Мальчишки вывалились, как жареные куски мяса. Конечно, они начали прыгать, пытаться потушить себя, одежду, состояние шоковое. А эти полицейские начали их снимать, обсуждать с хохотом
– Мой ребенок уронил телефон, в полной темноте на ощупь не нашел. Второй мальчик нашел зажигалку, чиркнул ее в темноте, и сразу вспыхнуло пламя. Они говорят, что даже не поняли, что загорелось. А загорелась, как потом выяснилось, какая-то бутыль пластиковая, какая-то емкость с горючей жидкостью.
Мальчики реально думали, что уже не выживут, они так долго горели без всякой помощи, что уже попрощались друг с другом. Элементарно могли задохнуться. Еще немножко – они просто там заживо сгорели бы.
И понимаю, что если бы машина была на ходу, можно было как-то объяснить, почему сразу не заметили, что отсек загорелся. Но получается, она загорелась, когда стояла. И всех троих сотрудников ППС – их в машине или около нее не было. Ни водителя, который должен быть за рулем, ни двух сотрудников, которые не должны были несовершеннолетних оставлять в одиночестве. Машина ходила ходуном, когда там начался пожар – мальчики кричали, стучали. Значит, они все находились в магазине, раз этого не видели. Да, потом открыли машину. И сейчас МВД пишет: доблестные сотрудники предотвратили серьезные последствия травм.
Обожженный в полицейской машине несовершеннолетний Максим Кокорин
Предотвратили и поснимали на видео, хохоча. Когда открыли дверь, мальчишки выскочили, вывалились, как жареные куски мяса. Конечно, они начали прыгать, пытаться потушить себя, одежду, состояние шоковое. А эти полицейские начали их снимать, обсуждать с хохотом, этим "доблестным" было очень весело. А для того чтобы, видимо, сильно далеко мальчишки не убежали, их пытались сначала к столбу перекрестно руками приковать, а потом – то ли столба подходящего не нашлось, то ли что – их обожженных друг к другу руками приковали. Это нормально вообще?
Сейчас они все хотят вывернуть наоборот – мол, не пострадавшие ваши дети, а поджигатели злонамеренные. Изначально, когда я инспектору по делам несовершеннолетних на второй день после ЧП звонила, она говорила – ваших детей ни в чем не обвиняют, ко мне подъезжайте, мы напишем в Следственный комитет заявление на сотрудников ПСС. А теперь совершенно другая версия – что это они подожгли служебную машину.
– Как вы узнали о случившемся?
– В двенадцатом часу 18 сентября мне позвонила инспектор по делам несовершеннолетних из райотдела №9. Звонила не с рабочего телефона, а с телефона моего сына. Представилась, спросила: "Вы можете подъехать в райотдел?"
– Зачем?
– Ваш сын задержан.
– За что он задержан?
– За поджог машины.
Понятно, что в моей голове сложилась картина, как показывают по телевизору, в интернете: подростки поджигают машины во дворах, на улицах. То есть о том, что он горел в машине, что он в таком состоянии, никто ни слова не сказал.
А я живу в Смоленщине за городом, у меня дома двое спящих детей, одному 11, второму 12 лет. Я их не могу бросить и ехать в город. Она спросила: "У мальчика есть отец?" Нет, говорю, отца нет, умер. Если бы она сказала, что мой ребенок попал в такую ситуацию, что у него ожоги, я бы детей младших подняла, вызвала такси и приехала. Но об этом ни слова.
– О том, что дело серьезное, вы узнали от самого Максима уже?
– Конечно, но уже утром, когда его такого доставили к бабушке и я, наконец, ему дозвонилась. Я ему сразу после звонка из полиции начала звонить, но он сначала скидывал: "Мама, потом, мама, потом". И я не знала, что его сначала задержала ППС, он горел в машине, потом его на скорой увезли, где забинтовали всего, а потом вытащили из больницы в отделение. Я в этом тоже буду требовать разобраться – почему не оставили его в больнице? Там люди лежат с одной обожженной рукой, а у меня ребенок весь перемотанный был: только очки из бинтов торчали.
Получается, из больницы его увезли в райотдел, там опрашивали без адвоката, без законного представителя. О чем именно, я тоже не знаю. Дальше его везут зачем-то на освидетельствование в наркологию. При этом я не понимаю, какие анализы у него и как брали. У него все кисти рук были перемотаны, обе ноги, все лицо! Я когда утром его увидела и повезла в больницу – человек не мог в туалет сходить, снять с себя одежду элементарно не мог, все пальцы перемотаны. Он не спал всю ночь, голодный был и в панике, потому что его таскали на опросы и угрожали.
Рука несовершеннолетнего Максима Кокорина после пожара в полицейской машине
Да, он сейчас выглядит уже намного лучше. Так три недели прошло. А те первые дни, когда с него снимали бинты каждую перевязку со слоем заживающей кожи, это просто было мясо. У меня ребенок терял сознание от боли.
– То есть в больницу его нормально госпитализировали только после того, как вы приехали?
– Я сама его повезла. После ночи, когда его таскали туда-сюда, в райотделы, на освидетельствование. Без протокола о доставлении в полицию, без протокола допроса или опроса. Зачем вообще в таком состоянии везти человека в диспансер, для меня просто загадка. По каким они признакам заподозрили, что он в состоянии наркотического или алкогольного опьянения, если у него все было перемотано?
Максим Кокорин, обожженный в машине полиции подросток из Иркутска
Когда я приехала, увидела, в каком виде у меня ребенок, конечно, вызвала такси и экстренно его в больницу повезла. Кроссовки его до сих пор у нас дома: один из них, с той ноги, на которую ему только вот сделали операцию по пересадке кожи, он просто к ноге приплавился. Как они ему отдирали его, я не знаю. Операция тяжелая, но необходимая: у него нога просто не заживает, так сильно вглубь прогорела.
– Когда вы первый раз обратились с заявлением и куда?
– В управление собственной безопасности МВД на Чехова мы с Аленой зашли 20 сентября. Начала рассказывать нашу историю, дежурный говорит: "Мы о вас знаем". То есть они уже на второй день вели все свои внутренние проверки, абсолютно все были уже в курсе. Официальное заявление мы передали в управление внутренних дел Иркутской области 24 сентября – получили талон. Перед этим приходили, просили взять дело под контроль уполномоченного по правам ребенка. 26-го числа, думаю, почему тишина, почему мне никто не звонит? Через канцелярии всевозможные, по разным телефонам, наконец, нашла, куда наше дело попало – на стол следователю Афанасьевой в каком-то штабе. Видимо, которая внутренние проверки ведет. Она мне сказала: "Да, дело рассматривают, подключены все службы, и ПДН, и ППС, Следственный комитет. Ждите". Я начала ждать. Трое суток прошло, которые по закону даются для рассмотрения дела и принятия решения, после либо должны принять решение, либо продлить расследование, оповестив меня как заявителя. Я подождала еще 10 суток, тишина. Позвонила сначала в аппарат уполномоченного по правам ребенка: юрист мне говорит, мол, что вы торопитесь, это долго будет рассматриваться. Афанасьева, следователь в штабе, также меня спросила: "А от кого вы звонка ждете?" – "От любого из вас. Разве не нужно встретиться со мной, как с заявителем, представителем несовершеннолетнего?"
На две телефонограммы из больницы, куда Максим поступал первый раз по скорой, а после со мной – никакой реакции. В журнале телефонограмм все записано. К людям, которые с бытовыми травмами приезжают в ожоговое отделение, приезжают сотрудники с вопросом, что произошло. Но к Максиму в больницу никто не приехал, и со мной никто не связывался.
И только вчера, 8 октября, спустя три недели после случившегося активизировались и наконец начали нам звонить следователи и инспекторы из ПДН. Только после того, как подключились общественность и средства массовой информации.
– В итоге вас в Следственном комитете все же приняли?
Давили, конкретно говорили: "Ты пиши на него, что он осознанно поджег машину. А ты пиши на него!"
– Да, толстое дело у нас, оказывается. Увидела его вчера. Так я поняла, что где-то оно лежало, это дело, вылезло вчера только наружу. В качестве свидетеля или кого вызывали – я не знаю. Статус нам еще не определили.
А вчера они даже Максу два раза позвонили, моему сыну несовершеннолетнему. И настойчиво так: "Давайте встретимся". Он говорит: "Буду только в присутствии матери или юриста встречаться".
Между тем дело-то они повернули в серьезную сторону и уже испортили репутацию обоим подростками и нам, матерям. Выпустили релиз о том, что экспертиза якобы показала следы наркотиков у одного из ребят. У меня знакомые на работе уже спрашивают: "Как это вы, Инна Михайловна, лицо материально ответственное, на серьезной должности, так удачно скрывали, что ваш сын наркоман? Либо вы сами не знали, либо от нас скрываете. Ай-яй-яй". Сейчас многое от людей выслушиваем. Они не разбираются в том, что это были за экспертизы и как они проводились. От сына уже многие сейчас начинают отворачиваться, от меня тоже. Мне мои знакомые, друзья звонят, говорят: "У тебя сын наркоман".
Максим Кокорин с одноклассником до пожара в машине ППС
Сын только начал учиться в колледже, а на нем уже поставили клеймо. Он находится сейчас в таком подавленном состоянии, просто, говорит, устал от всего, уже не могу выслушивать и читать все это про себя. Он же совсем не такой, каким его представляют ведомства и некоторые СМИ. Очень начитанный, увлекается музыкой, общественно активный, политикой интересуется. Недавно мне даже говорит: "Мам, может в штаб Навального обратимся? Они же знают, что могут делать наши правоохранители?"
Вчера позвонила бабушка второго мальчика, кричит: "К нам долбятся в двери!" Это оказался сотрудник отдела по делам несовершеннолетних, которому надо было срочно освидетельствовать состояние жилища. Ко мне вчера тоже очень сильно хотела попасть сотрудник ПДН, инспектор по Смоленщине. "Зачем вы ко мне домой так хотите приехать?" – "Идет работа по вашему несовершеннолетнему ребенку. Все характеристики, справки собираются, нужно срочно обследовать ваше жилище!" – "На предмет?" – "На предмет того, что в вашем жилище ничего не угрожает несовершеннолетнему ребенку". – "Вы что, издеваетесь? Он лежит сейчас в больнице, и еще неизвестно, сколько придется лежать. Что ему может в моем жилище угрожать? Все, что угрожало его физической безопасности, вы уже сами и устроили, все дружно".
И когда на второй день после случившегося я вас сама нашла, позвонила на личный сотовый, просила подсказать, как действовать и спросила, может быть, у вас есть какая-то информация, как у инспектора по делам несовершеннолетних, – что вы мне ответили? "Да, вами будут заниматься!"
21 день прошел, нами никто не занимался. А сейчас историю так повернули, сделали ребят умышленными поджигателями, что я реально боюсь, что они что-то подстроят. Очень сильно боюсь, у меня же дома еще двое несовершеннолетних, 10 и 12 лет. А как у нас делают такие службы? В холодильнике недостаточно продуктов, чего-то не хватает – мы составляем акты. Угрожает то-то и то-то, дети недоедают. Через пресс-релизы потом все в поганом свете выставляется. Я понимаю, как это будет все сейчас выглядеть. Сын непонятно, наркоман, не наркоман, поджигатель машин, неадекватный человек, и мамаша многодетная. Да, я нахожусь в статусе многодетной матери, но многодетность бывает разная. Я живу прекрасно в своем доме. Да, холодильник не ломится, но я работаю.
Максим Кокорин до пожара в машине ППС
– Как с ними обращались в отделении полиции сразу же после происшествия?
– Ребята говорят, давили, конкретно говорили: "Ты пиши на него, что он осознанно поджег машину. А ты пиши на него!" Они не спали всю ночь, в ожогах, голодные, толком ничего не помнят. Что это, если не пытки? Были и словесные угрозы: "Хочешь учиться дальше или хочешь проблемы? Пожалуйста, ты их получишь. Зачем тебе это надо?" И обычный взрослый может надавить на несовершеннолетнего, а что говорить о людях, которые этому обучены?
Они больше трех часов удерживать несовершеннолетних вообще не имели права. У меня ребенок мучился от боли, не спал, не ел, всю ночь вы его таскали в таком состоянии на какие-то освидетельствования. Это разве законно? Всю первую неделю в ожоговом Максим был на сильных обезболивающих, их не хватало, чтобы купировать боль, мы ходили с ним в аптеку, когда я приезжала, еще докупали таблетки. А в ту первую ночь, представляете, какие сильнейшие боли были? Что можно заставить подписать в таком состоянии?
9 октября Следственный комитет по Иркутской области объявил о начале доследственной проверки по факту того, что 18 сентября 2019 года в Иркутске "двое подростков, находясь в автомобиле патрульно-постовой службы, подожгли его, получив при этом ожоги различной степени тяжести". В ведомстве заявили, что на данный момент установлено, "что спустя несколько минут после помещения несовершеннолетних в отсек для задержанных лиц в салоне патрульного автомобиля произошло возгорание, и подростки незамедлительно были извлечены сотрудниками полиции из отсека для задержанных. По результатам проверки будет принято процессуальное решение", – отрапортовали в пресс-службе ведомства.
По словам правозащитника, представляющего интересы Васильевой и Ли, Святослава Хроменкова, проверка ведется по признакам халатности, допущенной полицейскими. "Но это вовсе не значит, что не будет оцениваться превышение полномочий или другие нарушения, допущенные полицейскими. Эти статьи могут добавить по ходу проверки и уже после возбуждения дела. Вопросов к этим сотрудникам, конечно, много: Как подростки могли оказаться в служебной машине без присмотра взрослых? На каком основании они были задержаны?
Почему родителям не дали полную информацию сразу при задержании ребят? Почему не связались с родителями после обращения в соответствующие органы 24 сентября 2019 года?" – говорит юрист.
Несмотря на то что ни о каких обвинениях в адрес пострадавших подростков речи, по словам Хроменкова, нет, в пресс-службе МВД по Иркутской области 7 октября заявили о том, что 18 сентября работники торгового заведения в Октябрьском районе Иркутска передали прибывшим сотрудникам патрульно-постовой службы двух посетителей магазина, которые вели себя неадекватно и, по сообщению заявителей, возможно, могли быть причастны к совершению кражи. "Для выяснения обстоятельств произошедшего и проведения опроса они были помещены в служебный автомобиль. Находясь в салоне автотранспорта, молодые люди совершили умышленный поджог машины. Благодаря принятым мерам сотрудникам полиции удалось своевременно извлечь виновников инцидента из транспортного средства, оказать им первую помощь и тем самым предотвратить наступление тяжких последствий", – заявили в пресс-службе МВД, отметив, что медицинское освидетельствование установило у одного из получивших ожоги "состояние наркотического опьянения", а освидетельствование второго – "в производстве у медиков".
– Мы до сих пор не видели этого "документа". Мы не то что в его достоверности сомневаемся, вообще в факте его существования. И даже если он будет представлен, в первую очередь будет рассматриваться вопрос о его несостоятельности. Думаю, со стопроцентной вероятностью такую "экспертизу" суд не примет – несовершеннолетнего без согласия, в отсутствие законного представителя отправляют на подобную процедуру. Да это подсудное дело, – говорит Хроменков.