На двух подростков из Иркутска, в сентябре обгоревших в машине ППС после незаконного задержания – Максима Кокорина и Максима Горского, МВД по Иркутской области завело уголовное дело о хранении и распространении наркотиков. Основанием для преследования стал результат анализа в наркодиспансере, взятый сразу после того, как в больнице скорой помощи подросткам с ожогами поставили обезболивающий препарат.
Максим Кокорин до пожара в машине ППС
18 сентября сотрудники патрульно-постовой службы (ППС) Иркутска заперли подростков, которых в магазине обвинили в воровстве, в задний отсек служебного автомобиля. Один из них уронил телефон, второй зажег зажигалку, стараясь осветить салон. В отсеке оказалась бутылка с горючей жидкостью, которая воспламенилась, на подростках загорелась одежда. Спустя время, когда подростки, по их словам, уже успели попрощаться друг с другом, полицейские вернулись к машине и открыли дверь. Пострадавшие выскочили и стали прыгать и кататься по земле, пытаясь погасить огонь, а полицейские, по словам подростков, смеялись и снимали все происходящее на телефоны. И только после этого вызвали скорую помощь.
17-летнего Максима Кокорина, который провел несколько месяцев в больнице и перенес операцию по пересадке кожи, а также сына Алены Ли 16-летнего Максима Горского, который тоже сильно обгорел, полицейские сначала пытались обвинить в поджоге машины, а после отказа в возбуждении дела по этому обвинению завели на них уголовное дело о распространении и хранении наркотиков. По статье 228 УК РФ грозит от 3 до 20 лет. По словам матери Максима Кокорина Инны Васильевой, у нее и мамы второго подростка возникли объективные опасения, что их попытки привлечь сотрудников патрульно-постовой службы Иркутска к ответственности за то, что те "оставили несовершеннолетних в опасной ситуации", не увенчаются успехом из-за подмены вещественного доказательства – бутылки с горючим.
Максим Кокорин, обожженный в машине полиции подросток из Иркутска
– По нашему иску о превышении полномочий нет никакой ясности – надо ехать в Следственный комитет, потому что по проверке доследственной у них сроки уже вышли, – говорит мать Максима Кокорина Инна Васильева. – Что дальше с делом – то ли они его закроют, то ли они в прокуратуру передали по возбуждению дела уголовного? Пока неизвестно, туда-сюда они его пинают, но не может же бесконечно у них это дело находиться! В какой момент в суд мне подавать заявление? Я ничего этого не знаю! Дело в том, что экспертиза этой бутылки с горючей жидкостью, которая воспламенилась в машине ППС, она дает странные результаты – якобы там ничего не нашли, никаких следов. Мне кажется, это очень странным. В тот вечер, когда парни чуть не сгорели в патрульной машине, когда их, наконец, открыли – полицейские сами вытащили эту бутылку: они несли ее в отделение мимо ребят, громко говорили, что, видимо, следы горючего на ней остались, раз так вспыхнула. То есть там следы и запах соответствующие были, а сейчас что выходит – стерильна она? Никаких следов! Не может сама по себе загореться бутылка, если там ничего не было. То есть это подлог, получается. Значит, эту бутылку подменили изначально. Ведь эту емкость подозрительную вытащили сами ППСники без каких-либо протоколов – схватили и унесли куда-то. А какую емкость позже выдали следователю? Точно ли ту самую?
При этом Васильева отмечает, что в СК назначили далеко не все экспертизы, которые запросили родители обгоревших подростков.
– Мы просили также назначить экспертизу по тому факту, что на несовершеннолетних подростков, не оказывавших никакого сопротивления, надели наручники. Мне сказали, что такую экспертизу не делают – мол, будут по медицинской карте смотреть. Хотя по прошествии такого долгого времени, как можно определить, были там застегнуты наручники или нет? В медкарте вряд ли подобные следы указаны. Ведь, напомню, в первый вечер, когда Макса привезла скорая в больницу, оттуда две телефонограммы отправили в райотдел, а полицейские не приехали! Обычно после сообщения в течение часа-двух полицейские приезжают, даже когда с бытовыми ожогами попадают в больницу скорой. А здесь такой случай! Им телефонограмму сначала отправили медики в ночь пожара, вторую – на следующий день, я настояла: "Отправляйте при мне!" Получается, в журнале телефонограмм записаны обе телефонограммы, но ни один из сотрудников не приехал в больницу опросить Макса, при каких обстоятельствах он получил такие страшные ожоги.
В пресс-службе СК по региону сообщили, что по заявлению Васильевой и Ли продолжается доследственная проверка.
"Дело все-таки надо завести"
О возможных обвинениях сына в распространении и хранении наркотиков Васильева впервые узнала в начале февраля по телефону от районного следователя МВД.
Трамал в акте медосвидетельствования Максима Кокорина из Иркутского психоневрологического диспансера
– Сначала он мне по телефону про уголовное дело не говорил, но сообщил, что меня и сына нужно "опросить на предмет распространения и хранения". Я ему: "О чем вы вообще говорите?" Тогда он и сказал, что уже рассматривал это дело против ребят раньше, не увидел ни распространения, ни хранения. Но позже, как я поняла, ему начальство обратно послало дело. Вот после этого он и позвонил, и приехал на прошлой неделе ко мне на работу. Видимо, дело надо было закрыть, сроки поджимали, он согласился сам приехать. Предварительно договорились, что Макс подъедет тоже. У нас обоих он взял показания, что никаким распространением и хранением наркотиков мой сын не занимается и не занимался никогда. Это был следователь из отдела по борьбе с наркотиками, но почему-то из райотдела в микрорайоне Солнечный. Я бы не удивилась, если бы опрос вел следователь, допустим, из Иркутского района, к которому Смоленщина, где мы с Максом прописаны, относится. Не понимаю, почему этим занимается следователь второго райотдела. К которому территориально, кстати, относятся сотрудники ППС, задержавшие ребят: адрес магазина, в котором это все происходило – на улице Красноярская.
– Этому следователю МВД поручили завести дело на основании той самой экспертизы, которую взяли в наркологическом диспансере после того, как Максиму из-за ожогов поставили обезболивающее в больнице скорой помощи?
Трамал в выписке Максима Кокорина из больницы скорой помощи
– Да, на основании той самой экспертизы, которую брали с нарушениями – без представителей несовершеннолетних. В ней указано, что Максим Кокорин психотропные вещества употреблял – трамал (синтетический опиоидный ненаркотический анальгетик; обезболивающее действие проявляется через 15–30 минут и продолжается 3–5 часов. – Прим. СР). Когда следователь Макса опрашивал про трамал, сын объяснил, что это то самое обезболивающее, которое ему поставили в больнице скорой. Следователь спросил, нет ли у меня заключения или медицинской карты, где вклеен этот вкладыш БСМП. А я как раз все эти документы из больницы забрала, потому что изначально боялась, что сотрудники изымут листы оттуда и куда-то денут.
– В медкарте Максима прямо название вещества указано?
– Да. Повезло, я начала листать карту, а там как раз вкладыш о том, что скорая помощь привезла, был введен ему "трамал" в качестве обезболивающего. Хорошо, что у меня первое медицинское образование, и я по-латыни читаю.
– Вот этот районный следователь МВД, он сообщил точно, откуда ему пришло поручение завести дело о наркотиках? Следственный комитет или прокуратура, или МВД, начальство?
– Он сказал мне, Следственный комитет, но без деталей.
– А вы ему задавали вопрос о том, как они могут результаты анализа из наркодиспансера в качестве основания для возбуждения дела использовать?
– Я единственное спросила: "Вы же все прекрасно понимаете, без присутствия меня как законного представителя несовершеннолетнего не имел права никто его возить на обследование?!" Он: "Может, визуально кто-то определил, что они что-то употребляли?" Я говорю: "Визуально можно все, что угодно придумать. И вписать все это задним числом". Мы видим результаты даже этого незаконного анализа – на алкоголь показывает "0", только обезболивающий определил.
Пресс-служба МВД по Иркутской области на запрос редакции Сибирь.Реалии об уголовном преследовании Максима Кокорина и Максима Горского не ответила.
Интерес ПДН и участковых
15 ноября 2019 года председатель правозащитной организации "Сибирь без пыток" Святослав Хроменков получил ответ на свой запрос из главного управления МВД по Иркутской области. В нем сообщалось о том, что руководство сотрудников ППС, незаконно задержавших несовершеннолетних, признали виновными в "недостатках ведомственного контроля" – семерых полицейских привлекли к строгой дисциплинарной ответственности "за допущенные нарушения нормативных правовых актов Российской Федерации". При этом в пожаре, произошедшем в служебном автомобиле, виновными автор ведомственного документа назвал самих пострадавших. Кроме того, в ответе МВД сообщается, что председателям комиссий по делам несовершеннолетних по местам проживания Кокорина и Горского "направлена информация для принятия мер административного воздействия на их родителей", а также "решается вопрос о постановке подростков на профилактический учет". Инна Васильева утверждает, что никакая "информация для принятия мер" ей не поступала – на ни домашний, ни на рабочий адреса.
– Ничего не приходило, никто меня никуда не вызывал. Единственное, пришло странное заказное письмо от ПДН с явно подложным актом. Это акт сотрудницы ПДН, которая всю ночь удерживала Максима, якобы о том, что при визуальном осмотре сына заподозрили в употреблении наркотиков. Документ явно подложный, поскольку там очевидное несоответствие по времени, в которое Макса якобы в присутствии свидетелей осматривали. Этот "осмотр" провели якобы в 21:00, хотя в 21:00 его уже в больницу увезли. Получается, если и мог быть какой-то осмотр инспектором ПДН, то только в период с 19 до 20 часов. А вот откуда указанных там свидетелей по имени Арина и Моника инспектор взяла – я вообще понять не могу. Арина и Моника – нужно еще поискать! И там конкретный адрес стоит, где обе эти гражданки прописаны, год рождения.
Из акта инспектора ПДН
На обратной стороне "акта" написано, что на момент осмотра при этих свидетелях на улице Красноярская сына якобы заподозрили в употреблении наркотиков. Какие там свидетели? Там же никого не было! Никаких свидетелей с именами Арина и Моника Максим в тот вечер не видел. Было бы смешно, если бы не было так страшно!
Мое мнение: сотрудники ПДН пытаются себя таким образом обелить, получить право на то, чтобы задержать несовершеннолетних, отвезти их без родителей в наркодиспансер. Я хочу отдельно написать заявление на эту инспекторшу – это же подлог документов! Этот акт никто не освидетельствовал: там только росписи "свидетелей", сотрудника ПДН, но нет подписи ни Макса, ни моей, его законного представителя, потому что меня там не было. В таких условиях состряпать можно все, что хочется.
Еще вопрос: почему я об этом "осмотре" только сейчас узнаю? Почему мы не узнали об этом в процессе следствия, четыре месяца назад? Он пришел заказным письмом на почту. И самое интересное – на имя Максима, хотя такие документы на несовершеннолетних не должны отправлять. Сто процентов сфабриковали. Цирк какой-то!
Мамы обожженных в полицейской машине подростков Алена Ли и Инна Васильева
Матери подчеркивают, что полицейские МВД того же района, к которому относятся патрульные, допустившие пожар в машине, теперь вообще проявляют повышенный интерес к их сыновьям:
– Сначала ребят намеревались опросить по поводу смертельного ДТП, в котором погибла их знакомая. Причем обоих даже близко у места дорожного происшествия не было, и девочку они не очень хорошо знали. А недавно звонит мне мама девочки, знакомой с Максом по соцсетям, спрашивает, у нас ли ее дочь. Я говорю: "Макс дома, но девочки у нас нет". Тогда полицейские приезжают к нашей бабушке! Напомню, из микрорайона Солнечный в центр города. Такие шустрые и прыткие внезапно. В день пожара они не знали, ни где меня найти, ни бабушку Макса. А тут узнали и мой адрес, и адрес бабушки. И к старушке сразу нагрянули, с настойчивым желанием зайти, посмотреть, что там в комнате, где Макс среди недели ночует. Она их не пустила, сказала: "Я старый человек, я что, врать буду? Макса нет, никого там нет".
Девочка эта потом благополучно нашлась, где-то просто гуляла. Но меня, к примеру, такие эпизоды сильно выбивают из колеи – устойчивое ощущение, что на ребят настоящую охоту ведут, только и ищут, за что бы прицепиться, – говорит Инна Васильева.