Одним из значимых интеллектуальных событий уходящего года стал недавний выход книги "Бесконечная империя. Россия в поисках себя". Ее авторы историк Александр Абалов и экономист Владислав Иноземцев рассматривают всю российскую историю "с точки зрения эволюции ее имперской сущности, сформировавшейся много веков назад и отнюдь не преодоленной до наших дней".
Они не сводят империю к ее номинальному провозглашению Петром I в 1721 году, но разворачивают широкую историческую панораму, прослеживая взаимосвязи и даже преемственность имперских эпох в российской истории. По их мнению, "Россия являлась и является своего рода бесконечной империей – как до своего формального провозглашения, так и многие десятилетия после своей, казалось бы, окончательной деструкции, она воспроизводит имперские стратегии и тактики поведения, оставаясь угрозой для соседей и продолжая подавлять ростки федерализма и самоуправления внутри самой себя".
Таких эпох, с точки зрения авторов, было несколько. Сначала Московия, восприняв византийскую традицию, преобразовала ее в собственный мессианизм "Третьего Рима". Затем, разгромив Золотую Орду, сама переняла типично ордынскую экспансию и методы контроля над покоренными пространствами. Далее, осознав свое отставание от Европы, Петербургская империя совершила множество военных и технологических заимствований от нее, но стараясь при этом максимально игнорировать европейское "вольнодумство". Напротив, СССР, начав с радикально-европейского лозунга о "праве народов на самоопределение", впоследствии превратился в крупнейшую тоталитарную империю, охватившую своим влиянием полмира. А постсоветская Россия выглядит здесь попыткой "постмодернистского" синтеза всех прежних эпох. Но все эти имперские эпохи действительно похожи друг на друга тем, что власть проводила внутреннюю политику централизации и стремилась к агрессивному внешнему расширению как самоцели.
Эта панорама выглядит довольно логично, однако все же возникает некоторое впечатление, что авторы пытаются изобразить "имперскую природу России" чем-то неизбежным и заведомо предопределенным. Хотя исторических вариантов могло быть гораздо больше…
Например, философ Михаил Эпштейн в своей статье "О Россиях", написанной еще в 1990 году, утверждал: "Россия изначально рождалась как сообщество Россий, нечто большее, чем одна страна, – как особая часть мира, состоящая из многих стран, подобно Европе или Азии... Не "раздробленность" была, а изначальное состояние племенного обилия и разнообразия русских земель".
Авторы книги защищают "ростки федерализма и самоуправления". Это радостно наблюдать, учитывая то, что в интервью двухлетней давности Владислав Иноземцев заявлял мне, будто федерация в России невозможна в принципе. Видимо, в силу тотального нарастания в последние годы "имперских практик", даже фаталисты задумались над альтернативами.
В книге проводится также развернутое сопоставление различных исторических империй. В большинстве из них метрополия отделялась от колоний океанами, и только в России из них сложился континентальный монолит. Возможно, это и затормозило деколонизацию этих территорий. Тем не менее высокомерие "метрополии" по отношению к "колониям" в нынешней России вполне сохранилось. В "федеральных" СМИ (хотя к федерализму они никакого отношения не имеют, ибо сосредоточены в столице метрополии) частенько приходится наблюдать определения других регионов как "провинции", "периферии" и т. д. В реальных мировых федерациях типа США и ФРГ такое совершенно невозможно представить.
На мой взгляд, авторы несколько упускают из виду важный момент: в России объектами имперской колонизации были не только иноэтнические, но и, даже самыми первыми, собственно русские территории. Империя, тогда еще в образе Московского царства, вообще начиналась с того, что разгромила Новгородскую и Псковскую республики.
Показательно, что в своем интервью екатеринбургскому изданию It’s My City авторы затруднились с ответом: где же в России проходит "граница" между метрополией и колониями? Потому что метрополией здесь является не страна, колонизирующая другие территории (как это было в случаях Британии, Испании, Португалии и т. д.), но сама по себе "вертикаль власти", которая считает своими колониями даже ее собственные регионы. Владислав Иноземцев совершенно прав: "Москва заняла слишком исключительное, диктаторское место в России", и эту его фразу уральские журналисты даже вынесли в заголовок интервью. Действительно, можно ли назвать "метрополией", например, Тверь, захваченную московскими войсками в 1485 году, и что она выиграла от последующего покорения теми же войсками Казани? Уникальность "бесконечной империи" в том, что она занята постоянным "собиранием земель", а этнические различия их жителей ее не особо волнуют.
Но авторы книги все же часто смотрят на ситуацию с точки зрения метрополии, а не колоний – и поэтому, при всей своей глубокой эрудиции, иногда демонстрируют досадные пробелы. Так, они утверждают: "Антиколониальная борьба в Сибири выглядела нонсенсом: представителей метрополии в регионе было мало; элементы их особого самосознания полностью отсутствовали; какого-либо видения автономного будущего не имелось даже в зародыше".
Здесь напрочь игнорируется весьма значимое в XIX – начале ХХ века движение сибирского областничества. Областники были именно антиколониальными автономистами. Книга одного из их главных теоретиков Николая Ядринцева так и называлась "Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении". В 1865 году группа областников просто за свои идеи была арестована и приговорена к различным наказаниям – от каторги до ссылки. Если провести параллель с нынешней Россией, то современные последователи областничества наверняка также были бы осуждены, согласно новейшим законам об "отчуждении территорий".
Поэтому утверждение авторов "Бесконечной империи" о том, что в 1991 году "великая империя распалась", выглядит несколько преувеличенным. На деле она просто переформатировалась, слегка ужавшись в размерах, но оттого став еще более жестко подавлять "свои" народы и регионы, а также стремиться к внешней экспансии. Можно даже отметить такой исторический парадокс – поздний перестроечный СССР в реальности вел гораздо менее имперскую политику, чем нынешняя постсоветская Россия. В 1990 году большинство союзных республик и российских автономий провозгласили свои декларации о суверенитете, но в сегодняшних российских республиках эти документы фактически запрещены. И в международной сфере тогдашний Кремль рассуждал об "общеевропейском доме", но теперь эти идеи сменились агрессивной антиевропейской пропагандой.
Один из финальных выводов книги звучит абсолютно справедливо: "Неготовность элит принять ценности федерализма стала исторически и логически первой фундаментальной причиной возрождения российской имперской структуры". Но когда авторы рассуждают о постимперском устройстве, они делают следующее допущение: "Как будет называться эта страна, будет ли она жестко централизованной или состоящей из автономных, но русских частей, не так уж и важно… одно обстоятельство останется неизменным: империей она больше не будет". Меня не обнадёживает допускаемый авторами вариант будущего как "жесткой централизации". Потому что любой "жесткий централизм" в российских условиях, даже самый "реформаторский", будет означать неизбежное подавление региональной субъектности. А если у нас не возникнет реального, равноправного и договорного федерализма, то "Россия в поисках себя" рискует войти в новый цикл "бесконечной империи"…
Вадим Штепа – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции