Новосибирский активист Роман Таганов вот уже месяц ежедневно по будням выходит на одиночный пикет в защиту политических заключенных. "Политзаключенных мучают в тюрьмах, чтобы нам никогда не сменить власть", – написано на его плакате. Он начал свой пикет в первых числах марта и не собирается останавливаться – эта акция уже вписана в его ежедневное расписание. О том, как за 10 лет из участника провластного движения НОД он превратился в кандидата в горсовет от демократической коалиции "Новосибирск-2020" и протестного пикетчика, Роман рассказал в интервью Сибирь.Реалии.
– Роман, в который раз вы проводите свой одиночный пикет и отчего возникло такое вот чувство сопереживания политзаключенным?
– Сегодня 23-й день моего одиночного пикета, а чувства… Знаете, я не чуждый политике человек, но я не представлял, сколько у нас политических заключенных, пока в тему не углубился! Пикет я свой начал в защиту Яны Дробноход, которая выходит по субботам в поддержку бывшего губернатора Хабаровского края Сергея Фургала. Я тоже приходил на площадь Ленина по субботам, в том числе и в его поддержку. Здесь обычно проходил одиночный пикет и находилась группа людей, которые общались друг с другом. Яна сама из Хабаровского края и много рассказывала о Фургале, о том, что он делал для людей. Я увидел, как Яну засуживают и понял, что политические репрессии докатились и до нашего города. Здесь я решил, что нужно демонстрировать свою позицию и делать это в новой форме. Если одиночные пикеты не запрещены, то нужно это и использовать. Я хочу обращаться не к тем, кто праздно прогуливается по площади Ленина в субботу, а к работающим, тем, кто, возможно, не имеет свободного времени, чтобы в их поле зрения попала альтернативная информация. Поэтому выхожу в будние дни. Сначала дважды в день – утром и вечером, сейчас чередую – утро или вечер. Большинство из тех, кто подходит, интересуется – за кого я пикетирую, они даже не подозревают, какой размах политических репрессий в стране.
– Дело Дробноход закончилось штрафом, но вы продолжаете пикет?
– Да, я поучаствовал в сборе подписей в ее защиту и в сборе средств на штрафы. Яна сейчас свободный человек, но я не мог прекратить пикеты, потому что буквально завтра начнется суд над другой активисткой – Дарьей Горбылевой, которую обвиняют в применении насилия к полицейскому (на момент публикации прокуратура обжаловала прекращение дела Яны Дробноход. – прим. С.Р).
– Кстати, полицейские задерживали вас за время этого длинного пикета?
– Нет, ни разу. Они, конечно, подходили, фиксировали, но не задерживали. Я всегда грамотно аргументировал свое право на пикет и имел паспорт. Чаще всего одиночные пикеты прерывают, потому что у человека нет паспорта или он не понимает, что полицейские от него хотят. Я записывал данные самих полицейских, потом подал жалобу начальнику управления МВД, он ответил, и я подал жалобу на него в прокуратуру. Полицейские уже ко мне не подходят, присылают стажеров сфотографировать.
А я сейчас отправил на сайт Российской общественной инициативы проект дополнения к Федеральному закону №54 о митингах. Хочу, чтобы конкретизировали правила проведения одиночных пикетов. Суть в том, что полицейские рассматривают проводящего одиночный пикет человека как организатора. А это простая форма публичного мероприятия, она не требует организации. И собрание тоже – 3–4 человека могут встретиться на улице и начать общаться. Порядка 80% пикетов прерываются, потому что полицейские хотят выяснить личность, установить – нет ли у него судебных ограничений на проведение акций. Это неправильно, я считаю.
– Расскажите о себе, Роман. Вы коренной новосибирец?
– Мне 33 года, родом из Кемеровской области. По первому образованию юрист, затем в Москве получил образование в сфере системного администрирования и информационной безопасности. Приехал в Новосибирск пять лет назад по экономическим и политическим причинам. В Кузбассе был неудачный опыт борьбы с коррупцией. Я работал в медучреждении, мы занимались тем, что перекрывали возможности для коррупции при заключении договора с одним поставщиком без конкурса. Там цены бывали завышены в десять раз. Мы отправили документы в систему госконтрактов, их договоры пересмотрели. Например, обслуживание программы 1С в год стоило миллион, а потом стало 126 тысяч. Но из-за того, что я "перешел дорожку" руководству, на меня было совершено нападение. Я попал в больницу с черепно-мозговой травмой. Участковый явился меня опросить только через пять дней. Я потом на полицию жалобу написал. Мне стали поступать звонки с намеками, что моим родственникам могут устроить проблемы на работе, причем называли их должности, названия подразделений. Меня это сломило, потому что в мою защиту никто не выступил. Я тогда был членом НОД, мы занимались учреждением партии "Великое Отечество". И я увидел, что со стороны этих людей меня поддержала пара человек, с которыми я и без НОДа был дружен. А остальные отнеслись так, словно я стал провокатором, стал противником Путина – отреклись сразу от человека, который пострадал из-за своей гражданской позиции. Я нашел работу на военном заводе в Новосибирске и переехал сюда с семьей – у меня уже был трехлетний сын.
– И здесь вы продолжили заниматься активизмом?
– Я немного отошел от общественной деятельности, поскольку жил в общежитии прямо на территории завода. Но реалии нашей жизни не оставляют человека. Завод стали банкротить через московскую компанию "Спецремонт", прокладку между военными заводами и Минобороны. Она выигрывает госконтракты и распределяет по заводам. Нас хотели сокращать. Но чтобы не платить за увольнение, начали людей выживать – переводили на двухдневку, соответственно и зарплата сокращалась. В общежитии отключили отопление. Более того, я как сисадмин организовывал конференции московского начальства с местным и слышал, как они планируют выживать людей, лишить их не только работы, но даже выходного пособия. Я сам увольняться не стал, нас, кто остался, поставили перед фактом, что увольняют в связи с несогласием с изменением трудового договора. Уволили с выплатой компенсации за две недели, а не три месяца, как положено при сокращении. И даже эти деньги платить не хотели. Мы через КПРФ добились, чтобы этот вопрос подняли на заседании Государственной думы. Там выступил Шойгу, но вместо того чтобы вступиться за рабочих, он начал говорить про долги заводов и "Спецремонта". То есть наплевали на людей. В тот момент мы с товарищем пытались профсоюз организовать. Но люди инертные, активистов по пальцам пересчитать, и мы не смогли ничего сделать.
– Чем вы еще занимались?
– Пропагандой здорового образа жизни, работал с трудными подростками, помогал людям, у которых проблемы с позвоночником. Я сам позвоночник в Кемерове ломал и познакомился с прелестями нашей медицины в этой сфере. Я также активно участвовал в деятельности "Рабочей партии России". Здесь, в Новосибирске пытался организовать отделение, но постоянно сталкивался с тем, что рабочий класс инертен, активистов мало, а сама головная организация заинтересована скорее в распространении своей идеологии, чем в привлечении большого числа активных людей.
В середине 2020 года я решил выдвинуться в депутаты горсовета. До этого пару лет следил за деятельностью координатора местного штаба Навального Сергея Бойко, как он в мэры выдвигался. А прошлым летом решил выдвинуться в депутаты, а поскольку в одиночку этим заниматься сложно, я пришел в коалицию "Новосибирск-2020".
– Как вас встретили?
– По сути я был человек с улицы, поэтому они опасались – не провокатор ли. Но узнав, что раньше я проявлял какую-то активность и даже как-то взаимодействовал со штабом, они оказали мне доверие. Я вижу в этом большую заслугу штабов Навального – они сделали серьезный вклад в развитие гражданского общества. Я как гражданский активист в одиночку ничего бы не сделал, а вместе с коалицией собрал подписи, прошел комиссию и зарегистрировался кандидатом. К сожалению, по суду регистрацию аннулировали. Иск подал мой соперник из "Единой России". Претензия была формальной – касалась обозначения филиала организации, в которой я работал. При этом у меня на руках была должностная инструкция, которая опровергала доводы юриста противной стороны. Но суд это во внимание не принял.
– Вы идеологически сейчас ближе к сторонникам Навального?
– Я самостоятельный активист и поддерживаю те гражданские начинания, которые делает его штаб, поддерживаю Алексея Навального за его гражданскую позицию, за его волю, которую он проявил, когда вернулся в Россию. То, что он делает в тюрьме, его голодовка – это просто подвиг. Он пробуждает в людях волю к борьбе.
– Вы в "ТикТоке" ведете хронику своего пикета с хештегом #дневникпикетчика. Кому адресуете свои ролики? "ТикТок" считается молодежной площадкой.
– У меня подписчики в "ТикТоке" – 35+ даже, скажу больше, 45+. "ТикТок" – это вторые "Одноклассники", туда мигрируют их подписчики. Бабушки записывают ролики, как они пекут пироги и солят огурцы. Там возрастная аудитория по объёму вторая после молодежной. Мне подписчики в комментах пишут, что "мы тебя смотрим, будто ты наш внучок или сын. Мы гордимся тобой и поддерживаем тебя именно поэтому".
– К этой аудитории вы и обращаетесь?
– Ко всем. Я рассчитываю, что у людей проснется самосознание. Я перед выборами ходил по своему району и заметил женщину, которая копается в мусорном контейнере. Стал говорить с ней, спросил про поправки в Конституцию. И она ответила, что в 90-е годы мы на коленях стояли, а теперь у нас все хорошо. Если люди копаются в мусоре – это значит, что в стране не хорошо, что она не развивается, она стагнирует и умирает. И люди это должны сознавать. Если у нас 20 миллионов за чертой бедности и нет 20 миллионов пикетирующих – это очень тревожный знак. Завтра этих людей могут согнать в концлагерь, и они ничего не сделают.
– Вы в своих роликах обращаетесь в том числе к "путинистам", как вы их называете. Есть отклик?
– Не в "ТикТоке", а вживую на пикете ко мне недавно подошел человек пропутинских взглядов, и мы пообщались конструктивно. Не знаю – путинист он или у него "есть вопросы к Навальному" – как это обычно пишется в интернете. Я ответил на его вопросы, в том числе по поправкам в Конституцию. С какими-то моими доводами он согласился. С людьми, готовыми рассматривать чужое мнение, нужно общаться. Скорее это те, кто считают, что кругом враги, поэтому в стране нужно искать точку объединения, и никого, кроме президента, они для этого не видят. Таким людям просто нужно расширять кругозор. Объяснять, что смотреть нужно на то, что человек делает. Когда президент говорит, что не будет повышать пенсионный возраст и менять Конституцию, а потом поступает ровно наоборот, вопрос доверия к нему нужно пересматривать.
– Для вас именно эти факты поменяли отношение к Путину?
– Нет, я достаточно много читал материалов в интернете, и их валидность легко проверить по разным источникам. Есть много чего – в том числе материалы Политковской, интервью Немцова. Режим сделал из них мучеников, и они с того света будут его доставать.
– Вы говорили, что ваш аккаунт убили кремлеботы. Как вы это определили?
– Я IT-специалист, я хорошо понимаю, как работают алгоритмы "ТикТока", алгоритмы различных автоматизированных систем. По различным хештегам проходятся программы и кидают жалобы, или это делают люди, которые работают на фабриках троллей. Было много жалоб на мои ролики, хотя я в них никого не оскорблял. Они перестали выходить в рекомендации, а в "ТикТоке" это главное. Если посмотреть на неполитический контент "ТикТока", то он выглядит как помойка, там никто не жалуется и молодежь может про наркотики разговаривать, сцены жестокости публиковать. Но в политическом сегменте за нами следят и портят аккаунты.
– Как близкие относятся к вашему активизму?
– Близким всегда тяжело. В Кемерове у нас с женой были разногласия по поводу моей деятельности – тогда я мало времени тратил на семью. Сейчас я это уже все пересмотрел. У меня опыт – 10 лет, за это время научился восстанавливать свое эмоциональное и физическое состояние. Пришлось перестроиться, и меня сейчас хватает и на общественную деятельность, и на семью. Почему пикеты цикличные – я планирую время, точно знаю, сколько потрачу на пикет и сколько на семью. Родители мне слова не говорят. Раньше они тоже были сторонниками Путина, смотрели федеральные каналы. Но они, может быть, даже раньше меня отошли от этой путинской пропаганды. В моем родном городке ликвидировали больницу, в которой работала моя мама. Точно как и на моем заводе, людей хотели оставить без компенсации, точно так же там был инертный коллектив – люди не боролись за свои права. Лишь малая часть добивалась их через трудовую инспекцию, в том числе и мама. Моя гражданская позиция – это от родителей, от их позиции. Мама – медик, отец – шахтер, здоровье подорвал на работе. Маме сейчас приходится работать, потому что пенсии маленькие.
Своим детям (у меня еще младшая дочка есть) я стараюсь с детства прививать активную гражданскую позицию. Мы с сыном плакат для моего пикета вместе писали, карандашами раскрашивали. И 23 января по центру города вместе гуляли. Дети хоть и маленькие, но видят, что их родители неравнодушные люди. Мы считаем, что большая часть проблем в нашем обществе из-за того, что есть гражданский инфантилизм. Люди привыкли, что за них все решают – хоть в политике, хоть в бизнесе, хоть на работе.
– Нет опасений, что работодатель вам запретит эту активность или уволит за нее?
– Не боюсь. Я в жизни с разными руководителями и коллегами по IT-отрасли общался. Могу сказать, что три четверти моих коллег и руководителей меня поддерживают. И разделяют отношение к власти. Если не материально поддерживают оппозицию, то морально точно. Потому что они понимают – наша страна загибается, если кто-то не будет бороться, то дальше будет хуже. Я не скрываю свою деятельность. Считаю, что человек с компетенциями всегда найдет работу. С другой стороны, лучше пожертвовать работой, где тебя принуждают отказаться от твоей гражданской позиции, чем мириться с этим.
– Вы собираетесь переезжать на юг, а там более жесткие порядки в отношении протестов. Будете там продолжать свои акции?
– Новосибирск, я считаю, город свободный, но свободы здесь уменьшаются, и за них надо бороться. Проводилась, например, Монстрация – надо ее возобновлять. Переезд – это вынужденная мера, потому что у дочери проблемы со здоровьем. И я тоже порой плохо себя чувствую из-за пыли в Новосибирске. Пыль – одна из причин, по которой я хотел стать депутатом горсовета, чтобы как-то решать эту проблему. Что касается порядков на юге... Есть общее пространство – интернет, есть возможность поехать в Москву или Петербург и там участвовать в акциях. Но регионы тоже очень важны. Основная поддержка Путину идет из регионов. Причем не из крупных городов, а деревень. Там не принято сомневаться во власти, и жители руководствуются лозунгом "Лишь бы не было войны". А Путин сейчас к этому и ведет, что если не он, то будет война с Украиной.
Смотри также Песня Романа Таганова о Навальном (Тик-Ток)
– Вы записали ролик с песней о Навальном, там есть строчка: "Что еще нужно, чтобы вы пробудились?" А как вы отвечаете на этот вопрос?
– Стимул для действия чаще всего – это какая-то беда, которая происходит с человеком или его близкими. Не желаю никому ничего плохого, конечно, но люди должны задуматься, в какой стране мы живем, куда движемся? Вот в Новосибирске за одно правонарушение Кириллу Левченко дали два срока – это громкий звоночек для Новосибирска – у нас здесь началось беззаконие. Это нарушение одного из основополагающих принципов Римского права – нельзя дважды судить человека за одно правонарушение. А это сделал один и тот же судья. Либо это судья бездарный, или это политически ангажированный судья, который так пытался устранить активиста из политической жизни.
– Как вам кажется, многие ли вообще задумываются о Навальном и других политзаключенных?
– Я для себя веду статистику, как люди реагируют на мой пикет. Положительная реакция в пять раз чаще встречается. Люди кивают, кто-то палец большой показывает, несколько раз меня пытались даже обнять. Но многие все же реагирует холодно. Люди в основном черпают информацию из федеральных каналов и не проверяют ее. Мне по специальности критическое мышление крайне необходимо, поэтому, даже столкнувшись с правдоподобным враньем, я достаточно быстро разбираюсь. Вот если бы люди захотели разобраться, а не просто потреблять готовое, то это было бы совершенно другое общество.