На западе Новосибирской области много татарских названий: река Тартас, аул Кошкуль, озеро Бергуль. Татары здесь были всегда, это коренной народ Сибири. На протяжении 200 лет они как "инородцы" платили государственный налог, которым их обложило российское правительство. А в XIX веке в эти земли хлынул поток татар-переселенцев из Поволжья – некоторые из них уезжали в сибирскую глушь, спасаясь от службы в армии. У нынешних татар от войны убежать не получается. Репортаж корреспондента Сибирь.Реалии из татарских аулов Новосибирской области, куда сейчас все чаще привозят груз 200 – тела солдат, погибших в Украине.
"Я устал сидеть"
Дорога до крошечного аула Аялу – это сплошные ямы. И так было всегда, вспоминает 37-летняя Альфира. Если полил дождь, говорит она, выехать из аула просто невозможно, то же самое происходит в особо снежные дни.
Но 26 февраля с погодой очень повезло: перестал валить снег и наконец выглянуло солнце. Ясным погожим днем в аул Аялу, где осталось с десяток жилых домов, в цинковом гробу привезли тело ее родного брата – 46-летнего Раиса Абдулова. Он погиб на войне, куда отправился прямо из колонии в составе ЧВК "Вагнер".
– Брата похоронили там, где он хотел. Довезли его прямо до Аялу, нам помогли. Дороги были расчищены, – рассказывает Альфира.
За это она благодарит Пригожина. Это он, по ее словам, "сделал, как и обещал", имея в виду соблюдение предсмертной воли наемника.
– Раис хотел, чтобы там похоронили, потому что у нас там мама лежит. Он маму давно не видел, а она тяжело болела, у нее была онкология, – продолжает Альфира.
С конца 2018 года ее брат находился в СИЗО, а с весны 2019 года – в колонии строгого режима. Миасский городской суд признал Раиса Абдулова виновным в убийстве своего друга. Они выпивали, когда из-за какой-то реплики собеседника Раис рассвирепел и схватился за нож. Какие слова его вывели из себя, в приговоре не указывается, зато перечисляются все ранения. Следователи насчитали их 24.
Во время вынесения приговора суд учел его опыт участия в боевых действиях, а также наличие несовершеннолетнего ребенка и приговорил его к 10 с половиной годам лишения свободы. Через 3 года с небольшим после того, как Раис Абдулов оказался за решеткой, он позвонил Альфире и предупредил, что вступил в ЧВК "Вагнер". Она попыталась отговорить, но тот, с ее слов, сказал ей: "Я должен быть там. Я устал сидеть".
Альфира думает, что брат все равно бы пошел воевать, даже если бы был на свободе – он бывший вэдэвэшник, в 1994 году воевал в Чечне. Каким он вернулся домой после первой войны, Альфира не помнит, потому что была маленькой. Но помнит, как война прошлась по среднему брату: он ушел воевать в Чечню во вторую кампанию, а "вернулся седым и первое время просыпался от собственных криков".
– Раис ничего не рассказывал никогда. Он даже вот как ушел в Украину, звонил только раз, из учебки, в ноябре. Но я думаю, у них никаких учений не было, их забросили поскорее – это первый такой поток ЧВК из колоний был. Полтора месяца прошло, и он погиб, – рассказывает она.
Что брата уже нет в живых, в семье узнали не сразу. А как узнали, начали готовиться к похоронам. По татарской традиции тело покойного нужно достать из гроба, омыть, обернуть в белую ткань и предать земле.
– С братом, к сожалению, так не было. Мы гроб не открывали, у нас был закрытый цинковый гроб. Он два месяца непонятно где был, 26 декабря погиб. А похоронили мы его 27 февраля. Там тепло в Украине было, – тихо добавляет Альфира. – В гроб его 27 января только положили, и где он лежал, в каком состоянии – мы не знаем. Но точно знаем, что там был мой брат. Мы рады тому, что хотя бы похоронили его. Некоторые люди до сих пор не могут ни найти, ни привезти.
Могилу Раиса Абдулова в почти заброшенном Аялу навещают теперь родственники, разбросанные по более крупным татарским аулам в округе.
Как в татарские села прибывают гробы с погибшими
Этим летом в Аялу, где восемь месяцев назад похоронили Раиса Абдулова, привезли еще один цинковый гроб. Соседом по кладбищу наемника ЧВК "Вагнер" стал мобилизованный Хамзя Фазылов.
– Он татарин, но не из аула, просто, видимо, у него желание было такое, чтобы тут похоронили. А почему тут – в Аялу есть татарское кладбище, плюс мама его тут живет. А так он из нашего села, из Отреченского. Мобилизовали, ему уже к 50 было, – сообщили в Отреченском сельсовете.
Все, что известно о нем: когда-то работал в совхозе, а до этого служил пограничником. В сентябре 2022 года, после того как Хамзя Фазылов отметил 49-летие, его мобилизовали. 29 ноября 2022 года в тематическом сообществе, где ищут пропавших без вести, его племянница Елена из Луганска написала короткий пост, приложив маленькую паспортную фотографию худого мужчины с пышными усами: "Давно не выходил на связь. Мой дядя. Мобилизован в Новосибирской области. Может, кто видел его". На вопросы корреспондента Сибирь.Реалии о своем дяде Елена так и не ответила.
Судя по всему, Хамзя Фазылов вскоре вышел на связь с родными. Постов в группе о его поисках больше не появлялось, а официальная дата смерти, указанная в некрологе администрации Чановского района, – 1 июня. Похороны в Аялу прошли 13 июня. Как и кто именно в аул без дорог привез с Украины гроб, в сельсовете не говорят.
Аул Аялу редко фигурирует в новостных хрониках региона. На сайте администрации района он упоминается всего пару раз. В заметке восьмилетней давности говорится о встрече местных с главой района, которого они просили разобраться с дорогой до аула.
А в 2022 году, незадолго до 9 мая, администрация на сайте отчиталась, что в Аялу привезли документальное кино о "воспоминаниях участников Великой Отечественной войны". К новости прилагаются фотографии: пять пожилых жителей сидят на улице перед проектором, установленном на огромном грузовике. Тут же панорама улицы с восемью домами и пасущимися коровами.
Дороги до Аялу буквально нет, но год назад сюда привезли кино
Об акции отчитались на сайте администрации. После этого Аялу больше на сайте не упоминался
В соседнем Барабинском районе, в деревне Новокурупкаевка на 350 человек, где бок о бок живут казахи и татары, тоже есть мусульманское кладбище. И на нем тоже две могилы участников нынешней войны. В 2022 году в Новокурупкаевке похоронили 21-летнего контрактника Руслана Сафарова – сына местного учителя физкультуры, депутата районного Совета депутатов. Для многих в селе он был примером удачной военной карьеры. Занимался спортом, учился в колледже, но не закончил – призвали в армию. Заключил контракт, стал водолазом-разведчиком, попал в элиту морского спецназа, отряд "Холуай". А в мае погиб, оставив на позднем сроке беременности жену.
Через семь месяцев здесь же прошли похороны многодетного отца, 37-летнего Шамиля Каримова. На войну он пошел добровольцем через подразделение "Ахмат". Жена и мама пытались его отговорить от этого, тем более что мобилизация обошла его стороной – у него пятеро детей. Но 1 декабря 2022-го он заключил контракт. На войне пробыл месяц, погиб 4 января.
– Шамиль – одноклассник моей жены. Она и с Таней, женой Шамиля, общается. Тяжело, ей конечно, с детьми одной, – замечает житель Новокурупкаевки Халык Гилязитдинов, воздерживаясь от подробностей.
Сразу после известия о смерти Шамиля жители Новокурупкаевки и Юного Пионера – соседнего села, где Каримовы жили последние годы, организовали сбор денег для поддержки его семьи. Сейчас, по словам Халыка Гилязитдинова, "дело сдвинулось", Каримовы начали получать выплаты и от властей.
– Не знаю, почему пошел он [на войну]. Там, наверное, не одна причина была, а несколько. Деньги тоже сыграли роль, я так думаю, – аккуратно добавляет Халык.
Узнать, как и почему отец пятерых детей отправился на войну, не удалось ни у его жены, ни у 20-летнего сына – оба не ответили на сообщения корреспондента Сибирь.Реалии. На странице "ВКонтакте" его сын выложил видео, собранное из фотографий Шамиля Каримова. Кадры сопровождаются стихами и подписями, в которых Шамиля называют "настоящим героем".
Всего в Барабинском районе, если судить по сообщениям на сайте администрации и заметкам в районной газете, на войне погибли 13 человек. В Чановском – девять. Кто именно из них был контрактником, кто мобилизованным, а кто отправился из колонии, узнать невозможно. В официальных сообщениях используются расплывчатые формулировки, а про некоторых наемников ЧВК пишут так: "принял решение отправиться в зону СВО".
Из почти 22 тысяч жителей Чановского района погибли девять, по официальным данным. В 40-тысячном Барабинском – 13
Из почти 22 тысяч жителей Чановского района, по официальным данным, погибли девять. В 40-тысячном Барабинском – 13.
– Если всех наших, новокурупкаевских считать, то человек 14, наверное, служат там. Из деревни. Но кто-то тут живет, кто-то уже давно в Новосибирске или Куйбышеве. Все наши, все татары, – рассуждает Халык Гилязитдинов. – Ну, это еще немного, вот в Оми так вообще...
Как живет татарское село без молодых мужчин, дороги и денег
Аул Омь – чисто татарское село. Оно расположено в Куйбышевском районе, где, если верить сообщениям администрации, погибли как минимум 28 человек. В некрологах встречаются татарские имена.
Аул Тебис, Чановский район. Вдалеке сельская мечеть, на переднем плане крыша частного дома
Расстояние от райцентра, города Куйбышева, до другого райцентра – Барабинска составляет меньше 10 километров. Селам, раскиданным в этом радиусе, повезло: рядом трасса, а маленькие городки дают работу. Но Омь – село-неудачник по всем параметрам. От Куйбышева его отделяют примерно 50 километров дороги, от которой почти ничего не осталось. Даже на карте области тоненькая оранжевая полоска петляющей дороги прерывается в районе деревни Осинцево. Дальше – 7 километров через редкий лесной околок.
– Доедете, а почему нет? Сюда же доехали, – хрипло смеется житель Осинцева. – Когда асфальт сделают? О-о-о-о, нашли что спросить.
Дорога, ведущая в Омь
Но татары в Оми продолжают ждать, когда до их аула проложат хотя бы щебеночную дорогу. Водопровода же дождались: до 2011 года в 200-летнем ауле Омь не было чистой воды. Ее приходилось набирать из реки и морозить, превращая в огромные кубы льда. Пенсионерам, у которых не оставалось сил запасаться льдом самостоятельно, приходилось платить землякам, чтобы те сделали заготовки для них. 12 лет назад из кранов наконец полилась очищенная вода, а в районной газете вышла заметка с заголовком "Ледниковый период закончился".
Несмотря на оторванность от цивилизации, об Оми, где живут 200 человек, вспомнили сразу после объявления мобилизации и начали рассылать повестки. Всего из аула в Украине воюют 19 человек: есть один наемник, пара добровольцев, контрактники, но в основном мобилизованные.
В Оми работы нет, но желающим предлагают послужить в Росгвардии
– Никто не спрашивал, почему именно у нас столько. Повестки пришли, они пошли. Ну, а кто теперь тут остался? Старики да женщины. Молодых нет, – говорит продавщица Наиля. Ее магазин – единственный на все село. Продукты сюда стараются привозить еженедельно, но если дорогу размыло дождем, с доставкой все сложно.
Зато чего в магазине в избытке, так это приглашений записаться на службу в Росгвардию, ОМОН на транспорте и отряд особого назначения "Сибирь". Портрет губернатора Травникова на облупившуюся доску объявлений рядом с этими листовками вешать не стали, прикрепили на дверь магазина – скоро выборы.
– Пока без погибших, слава богу. Только раненые, – добавляет продавщица.
Скромный ассортимент сельского магазина и реклама предстоящих выборов
Раненого Талипа Шарипова ждут из госпиталя в одном из домов с покосившимся забором. Как сильно он был ранен, дядя и мама Талипа не знают, потому что подробностей тот не сообщает.
– Племянник мой доброволец, 28 лет. В армию его не взяли, а у него мечта такая была всегда – служить, – отчего-то посмеивается дядя Хамид Абдрахманов.
Сейчас в Омь приезжают в отпуска военные, некоторые из них – с ранениями
– Форма ему всегда нравилась военная, – добавляет мама Талипа, которая не хочет называть своего имени.
– Он через Грозный уехал, в "Ахмат". В "Вагнер" что-то не захотел. Решил через Чечню, он же все-таки мусульманин, – добавляет Хамид.
Мама Талипа Шарипова написала заявление на материальную помощь, ответа пока нет
Мама Талипа спрашивает заезжих журналистов, не положена ли материальная помощь семьям военных? Пока их семье только раз доставили дрова на сумму в 12 тысяч рублей. Но маме Талипа хочется, чтобы еще помогли с полом, который окончательно провалился в одной из комнат:
– Я последний раз писала заявление на материальную помощь, указала ранение. Написала, что прошу помощи на ремонт пола. Долго осматриваются, что-то долго… Пусть приезжает наш глава, может, с комиссией, пусть приедут и посмотрят, что у нас семья военного, что мы действительно нуждаемся. Не все же богато живут. Но до этого мне отказали, что-то там из документов не хватило. Сейчас посмотрим, что решат.
"Там страшно, понимаете?"
Омь, вид сверху
В доме напротив Шариповых-Абдрахмановых оживление – в отпуск на пару недель вернулся Карим (имя изменено по его просьбе), которого призвали в октябре. Недавно его ранило осколком в бок, рана саднит, и он слегка прихрамывает. У Карима военный ежик на голове, сигарета в руке и отсутствующий взгляд. Пока в семье отмечают радостное событие, а все встретившие его на улице земляки бросаются пожимать тому руку, сам Карим задумчив и мрачен – возвращаться на фронт он категорически не хочет.
– Там делать нечего, – это первое, что произносит он в разговоре. – Там страшно, понимаете? Мне 24 года, куда мне? Я еще жизни не видел.
Последние годы Карим жил в Куйбышеве, нашел приличную работу – прорабом на стройке. По его словам, такие же деньги, которые сейчас получает на войне, он зарабатывал и там. В месяц выходило 150 тысяч – безумная для нищего аула сумма. На вопрос, почему он взял повестку, Карим пожимает плечами и говорит, что сейчас бы в военкомат за ней ни за что бы не поехал.
Карим показывает на правый бок, куда попал осколок. Он ожидал, что в госпитале осколок удалят, но оставили все как есть. Осколок ушел влево, и Карим опасается, что "достанет до сердца". Он хочет попытаться оспорить решение военно-врачебной комиссии, но говорит, что шансов мало. Неофициально военным в российских госпиталях врачи объясняют, что есть приказ – всех снова отправлять на фронт. Вот и Кариму после двух ВВК присвоили категорию "А". И это несмотря на осколок, плохое зрение и сахарный диабет.
– Там сильно психику ломают, а командованию пофигу. Сказал бы грубо, но не буду. А здесь в России, вот сколько я езжу, смотрят на меня как на собаку. Я ехал оттуда, через Москву, потом Новосибирск – везде как на собаку смотрят. Единицы только видят меня в форме и что-то понимают. Да честно сказать, это не наша война, – замечает Карим. – Война идет политическая, только ради денег. Последний раз нам дали автоматы и забросили не буду говорить куда. Вот там я ранение получил. Мы неделю без воды и еды сидели. Ели траву, потом дождь пошел, мы плащ-палатку натянули и так воду собирали.
В Оми, где мобилизовали всех молодых мужчин, остались в основном пенсионеры
Он рассказывает, что мама и отец тоже не хотят его возвращения в Украину. Пока он ехал в Новосибирск, пытался изучать последние принятые законы и пришел к выводу, что все они направлены на то, чтобы насильно удержать людей на войне.
– То, что по телевизору говорят, – это только 10% правды. Остальные 90% – вранье. Про "двухсотых" совсем ничего не говорят. А нам потом родственники звонят и спрашивают про своих. Нам просто тяжело об этом им сообщать, что кто-то погиб. Почему мы должны это делать? Должно командование, но командование молчит. – Карим тушит сигарету, кутается в куртку и уходит домой за праздничный стол, накрытый по случаю его приезда.
Через 12 дней он вернется в Украину.
В семье Гульнур мобилизовали сразу двоих сыновей с разницей в один день
Гульнур недавно тоже увидела своего старшего сына – 33-летнего Салима. Мечтает увидеться и с младшим, 27-летним Рустамом, но когда у того будет отпуск, пока непонятно. Оба сына Гульнур – мобилизованные. Говоря о них, она не может сдержать слез. До последнего Гульнур и ее муж надеялись, что повестки им не пришлют. Но 25 октября уехал Салим, а 27-го, в последний день мобилизации, – Рустам. Гульнур надеялась, что хотя бы младшего вернут домой. Не вернули.
– Вот с нашей улицы всех подряд забирали. По алфавиту или еще как… Улица без мужчин стоит. Одинокие отцы остались, а сыновей нет, – говорит Гульнур.
Провожать Рустама 27 октября Гульнур поехала с мужем в Куйбышев. После торжественного прощания перед ними встал вопрос, как возвращаться домой, в Омь. Таксисты, зная, что до аула нет дороги, отказывались везти родителей Салима и Рустама. Гульнур позвонила было главе сельсовета, но та ответила, что машина освободится лишь в 4 утра. До полуночи она вместе с мужем ходила по незнакомому Куйбышеву, пока наконец не нашлась машина.
– У Рустама ребенок родился в декабре, только квартиру получили. Один раз он его увидел, приезжал из учебки в Омск, где жена рожала. У Салима жена запила, хорошо, что я внука забрала, он теперь у меня. Вот так судьбы сломаны, – голос Гульнур дрожит.
От переживаний из-за мобилизации обоих сыновей у мужа Гульнур случился инсульт. Поэтому его здоровье сейчас берегут и о многом не говорят – например, что у Салима недавно было ранение. Тот попытался подать документы для получения выплаты за ранение, но в части предупредили – каких-то документов не хватает. Гульнур уверена, что это все затянется и никакой выплаты за ранение не будет.
– Мы просто ждем, что все закончится. Кто говорит, что еще долго будет… Сколько судеб сломала эта война! Внуки растут без отцов! – Гульнур вновь вытирает лицо. – Если двое сыновей, то пусть хотя бы одного оставят. Это вот хотя бы немножко учитывали. Я бы сама отдала эти деньги, что им платят, лишь бы не забирали. Не нужны никому эти деньги.