17 мая 1918 года в России началось восстание Чехословацкого корпуса. "Чехословацкий легион, состоявший из сорока тысяч опытных и хорошо вооруженных солдат, оставался наиболее серьезной и организованной военной силой на территории разваливающейся Российской империи. Ни Красная армия, ни Белое движение не могли сравниться в боеспособности с чехами. В считаные дни чешские легионеры свергли советскую власть в Сибири, на Урале и в Поволжье*.
После Октябрьского переворота и капитуляции большевистской России перед Германией руководство Чешского легиона подчинилось французскому генеральному штабу, который поставил задачу переброски чешских военных частей на Западный фронт.
Легионеры получили статус "иностранного союзнического войска на территории России". Они не собирались участвовать в назревающей Гражданской войне. 26 марта 1918 года представители Легиона и большевистского правительства подписали договор, согласно которому чешская сторона сохраняет нейтралитет, а большевики не препятствуют эвакуации легионеров по Транссибирской магистрали. Весной 1918-го года 63 эшелона с легионерами растянулись по всему Транссибу, до самого Владивостока.
Заключая договор, стороны испытывали глубокое взаимное недоверие. В результате Брестского мира Советская Россия превратилась в союзника Германии, поэтому Чехословацкий легион фактически находился на территории, занятой неприятелем. Путешествие было нервным, на железнодорожной станции в Челябинске произошла стычка чешских солдат и военнопленных венгров, ехавших на Запад, чтобы сражаться с войсками Антанты на стороне Тройственного союза.
Узнав об инциденте, Наркомвоендел РСФСР Лев Троцкий разослал телеграмму "всем совдепам от Пензы до Омска" с приказом немедленно "разоружить чехословаков". Легионеры оказали сопротивление исполнителям этого приказа и довольно быстро, за несколько месяцев, свергли советскую власть в Поволжье, на Урале и в Сибири.
Большевики внезапно утратили контроль над большей частью страны. Командование Антанты объявило зону боевых действий Восточно-германским фронтом. Первая мировая война пришла в Сибирь.
Писатель Сергей Солоух, живущий в Кемерове, много лет изучает историю "белочешского мятежа" (так называли это восстание в советское время) с точки зрения его участников. В 1920-е годы, вернувшись на родину, офицеры и генералы Чехословацкого легиона опубликовали воспоминания о тех событиях. На русском языке не издано практически ничего из обширного корпуса "легионерской литературы".
Сергей Солоух
– Как и почему вы вообще заинтересовались этой темой?
Какая-то горстка чехов и словаков свергла за несколько недель советскую власть на огромной территории
– Интерес к Гражданской войне в Сибири у меня естественный. Я живу в тех местах, где все это кипело. Кемерово – бывший Щегловск, а через Щегловскую тайгу осенью 1919 года отступала Третья колчаковская армия. Восточная граница тайги у Мариинска – тот самый последний рубеж, на котором генерал Владимир Каппель надеялся остановить победоносное движение большевиков на восток. Исторический лес и подлесок. А сама тайга начинается буквально в километре от моего дома, прямо за рекою Томью. До самой юности я видел ее из окна, теперь все застроилось. А в детстве мы с друзьями возле любой стройки тогда совсем еще молодого города находили приветы из той эпохи – барабаны от наганов, ржавые казенники винтовок Мосина.
– История чешского восстания, казалось бы, довольно подробно описана в разнообразной исторической и художественной литературе. Насколько, однако, достоверны эти описания?
– Дело в том, что и с русской, и с чешской стороны все происходившее тогда, по вполне понятным причинам, оказалось до предела идеологизировано и мифологизировано. Для нас это ущемление национальной гордости – какая-то горстка чехов и словаков свергла за несколько недель советскую власть на огромной территории. Даже в серьезных работах отечественных историков чувствуется неприязнь к легионерам и желание масштаб событий как-то минимизировать. А с той стороны, с чешской, наоборот, раздуть и восхвалить: а как же, еще бы, мы, потомки Жижки и Яна Гуса, славянские богатыри, крепкий народ, покоривший целую Сибирь. И с этим, увы, трудно спорить: от Поволжья до Читы советская власть была ликвидирована в 1918 году за три месяца.
Книги чешских легионеров
– Что стало отправной точкой тех событий?
– Отправная точка, место, где был ликвидирован первый Совет за Уралом – это Мариинск. Город в ста километрах от того места, где я живу. Восточная граница той самой Щегловской тайги. Всё началось 25 мая, когда подразделение капитана Эдуарда Кадлеца получило шифрованную телеграмму из Новониколаевска от командующего восточной сибирской группой капитана Радолы Гайды: "Выступаем". А получив под вечер в ответ шифрованное "город взят", те, убедившись, что восток надежно прикрыт, поднялся 26-го и полк самого Гайды в Новониколаевске. Ровно тогда же, 26-го, каша заварилась и на западе. На Волге, и на Урале. Этот факт, наверное, если говорить о новостях историографии, и есть что-то доселе в наших, российских материалах упущенное. В чешских же – "первородство" Мариинска – общее место. Об этом, естественно, пишет сам Гайда в своих "Воспоминаниях". Средствами художественной литературы тогдашние события живо запечатлел чешский историк Вацлав Хаб.
"И полетела из Новониколаевска на восток в Мариинск телеграмма, самого невинного содержания. 25 мая принес ее телеграфист с вокзала в штабной вагон. Молния. Начальнику 1-го эшелона 7-го чехословацкого полка. Станция Мариинск. Передайте на станции Мариинск депешу комиссару. Командир 7-го полка. Гайда. Такие слова были в телеграмме, которую принес телеграфист с вокзала. Капитан Кадлец перечитал телеграмму и созвал совещание офицеров. И сейчас же начали разбирать в вагонах кирпичные печи, и из них достали солдаты два пулемета. Аккуратно запакованные, да поверх еще присыпанные пылью и замазанные раствором. Извлекли, начали чистить, собирать. Все получалось, как надо, солдаты радовались делу, и уши у них горели". Вацлав Хаб. "Мариинск-Кунгур" 1931 год. Прага
– То есть главным героем восстания был Гайда?
Гашек всю жизнь хотел стать другим человеком – не пьяницей, не юмористом, не придурком. Хотел стать настоящим. Образцовым человеком
– Среди чехословацкого командования накануне мятежа было много колеблющихся. И вот тут, да, особая роль у командующего восточной, сибирской группой, капитана Радолы Гайды. Он все для себя решил и немедленно по приезде в Новониколаевск, ни с кем уже и ни о чем не советуясь, отбил телеграмму своему единомышленнику Кадлецу в Мариинск: "Давай". Гайда был пассионарной личностью, зеркально во всем противоположной чешским офицерам, описанным Гашеком в "Бравом солдате Швейка". Во-первых, он немец, его настоящее имя Рудольф Гейдль. Но его мать была черногоркой, сам он воспитывался в Чехии и там превратился в необыкновенного славянофила и патриота, перешел на сторону сербов в 1914, сменил имя, фамилию, потом вступил в русскую армию и настолько верен оказался принципам славянства, что даже во время Протектората, когда нацисты оккупировали Чехию, не вспоминал о том, что он немец и с нацистами никаких дел не имел. Гайда написал прекрасную книгу "Мои воспоминания", которая у нас, к сожалению, до сих пор не переведена. В этой книге много теплых слов о русских товарищах по оружию. Например, о генерале Пепеляеве, который служил под командованием Гайды и в приданных чехам для взятия Иркутска частях Сибирской добровольческой армии, и позднее в армии Колчака. И, кстати, Пепеляев был спасен именно чехословаками во время страшного отступления колчаковцев осенью девятнадцатого года, когда его, свалившегося где-то между Томском и Мариинском с тифом, по старой доброй памяти взяли в чешский санитарный поезд бывшие собратья по оружью и вывезли в Забайкалье.
"Автограф Радола Гайды на его книге "Мои воспоминания": "Прошу Вас принять эту книгу о нашей войне в России и Сибири в 1917-1919"
– Во время Гражданской войны люди зачастую случайно становились "красными" или "белыми". Гайда, например, стал белым генералом, а его однополчанин Ярослав Гашек – красным командиром. Что определило выбор Гашека?
– Его боевые товарищи в большинстве своем были леваками, вместе с ними, можно сказать, за компанию Гашек поехал в Москву, где перед ним открылись неожиданно новые личные горизонты. То есть это буквально тот самый случай ситуативного обращения в красного. Но для Гашека он оказался по-настоящему счастливым. И если он когда-нибудь жалел о сделанном, то только в связи с тем, что вынужден был прервать свой русский коммунистический путь и вернуться в Чехословакию. К разбитому корыту той жизни, от которой всегда хотел бежать. Я об этом написал в послесловии к новому изданию "Бравого солдата Швейка", которое недавно вышло в издательстве "Время".
– То есть в России открылся совсем другой Гашек?
– Гашек, который всю жизнь хотел стать другим человеком – не пьяницей, не юмористом, не придурком. Хотел стать настоящим. Образцовым человеком. Отрезать старое раз и навсегда. Такую возможность ему дал коммунизм. Пара лет, проведенных в уже Советской России, для Гашека оказались самыми замечательными и единственно, может быть, счастливыми в его жизни. Здесь он женился во второй раз, никому не сказав, что в Чехии у него есть жена и сын. Так хотел отбросить все старое, забыть навсегда. Начать с нуля. Пусть и подобным диким и хирургически жестоким – по отношении к родным и близким – актом. Но он был полон грез о новой, другой жизни. Осмысленной. В этот период он не пил, не писал рассказов, учил японский язык в иркутском университете и смотрел только на Восток. Туда, где заря занималась.
В этой пивной в деревне Липницы над Сазавой Гашек написал большую часть своей книги о Швейке
– Но большинство чешских легионеров все-таки выбрало "белый путь". Как вы думаете, почему?
– После Брестского мира большевики однозначно воспринимались как немецкие агенты. Поэтому фронт, который открылся на Урале и в Сибири после восстания Чешского корпуса, официально назывался Восточно-германский. Это название можно встретить в литературе тех времен. А воевать с немцами для чехословаков было изначально делом естественным, если не сказать святым. Не надо забывать, что Чешская дружина, будущий зародыш Корпуса и Легиона, возникла в Киеве в 1914 году, в первые же месяцы после начала Первой мировой. В Украине тогда проживало более ста тысяч чехов.
– Как им жилось в Украине тогда?
– Среди "украинских" чехов было много инженеров, предпринимателей и, кстати, учителей физкультуры, тех самых "соколов", много раз упомянутых в "Похождениях бравого солдата Швейка" ("Сокольское движение" – сеть молодежных спортивных организаций в Восточной Европе. Первые "гнезда соколов" появились в Праге во второй половине XIX века и являлись центрами распространения идей панславизма. – С.Р). Хотя большинство из них являлись гражданами Австро-Венгрии, но настроены они были прорусски. Когда началась война, перед ними встала альтернатива: либо превратиться в интернированных лиц, либо воевать на стороне России. В сентябре 1914 года группа наиболее уважаемых представителей этих, как бы сейчас сказали, экспатов, обратилась к царю с петицией (т.н. "Чешский меморандум", в котором высказывалось желание создать воинские части чехов и словаков, которые бы сражались в составе русской армии против Тройственного союза. – С.Р). Николай Второй был тронут до слез такой преданностью славянскому делу и дал согласие на организацию "Чешской дрУжины", чешской части в составе русской армии. В общем, изначально это было любимое дитя совершенно промонархистского, панславистского движения, целью и задачей которого была независимая Чехия, королевство с русским великим князем на Пражском Граде.
– И в нем участвовал Ярослав Гашек?
Это роман о всепобеждающей силе чепухи, о том, что можно посредством ее обмануть и жизнь, и смерть, которые обмануть как будто бы и нельзя
– Да, поначалу, вступив, после страшного для него года в лагерях военнопленных в чешский полк, в 1916-м, он выступал рьяным монархистом и славянофилом. Поэтому когда, после Февральской революции, к руководству Чешского совета в России пришли уже республиканцы, сторонники отца "чехословакизма" Масарика (Томаш Гаррик Масарик – первый президент Чехословацкой республики в 1918–1935 гг. – С.Р), Гашек этот переворот не принял. Он написал несколько резких статей против людей, узурпировавших, по его мнению, власть в чешском движении. За это его отправили на передовую. Он участвовал в знаменитом летнем наступлении 1917 года под Зборовом. При последовавшем за первоначальным успехом горьком отступлении волей обстоятельств оказался в пулеметной роте и настолько хорошо себя там проявил, что получил георгиевскую медаль "За храбрость".
Приказ о награждении стрелка Ярослава Гашека 1-го Чешско-Словацкого стрелкового "Яна Гуса" полка Георгиевской медалью 4-й степени.
"Во время тяжелого июльского отхода всегда честно и мужественно исполнял свой долг зачастую под действительным огнем артиллерии, оказываясь часто в критическом положении, вследствие отхода соседних частей. В особо памятные дни 12 и 13 июля 1917 года, после уничтожения канцелярии, по собственному почину отправился в роту и вместе с другими вынес тяжесть отхода, не считаясь ни с какой опасностью"!
Из приказа №379 от 21 сентября 1917
– В этом приказе не только стрелок Ярослав Гашек упомянут, там сотни чехословацких солдат и офицеров. Чешский корпус оказался единственным, кто в ходе того печально известного наступления смог прорвать немецкую оборону и выдвинуться далеко вперед. К сожалению, русские части на флангах о войне и подвигах уже не думали, а лишь о том, что в деревне без них поделят землю. Они в лучшем случае не двигались, а в худшем просто убегали. Пришлось и чехословакам уйти, отдать немцам захваченное собственной кровью, хотя земля у них была не на востоке, как у русских, а на западе, и вернуть ее себе они дезертирством никак не могли, только в бою, только с оружием в руках.
– Ваши комментарии к "Бравому солдату" выросли из "Живого Журнала". То есть нынешнее интернет-поколение по-прежнему интересуется этим романом?
– Для любого исследователя необходима дискуссионная площадка, для меня такой стал ЖЖ. Эта была рабочая необходимость. Но, да, конечно, само обращение к такому широкому форуму дало и много неожиданных и предвиденных знаний. Ненужных напрямую для выяснения значений того или иного элемента австрийской военной формы или правила ходов при чешском марьяже. Например, открылся социальный срез любителей романа. И он оказался буквально всеобъемлющим – от сталинистов, коллекционирующих бюстики вождя, до либералов, эмигрировавших в Америку. И все они объединены любовью к роману Гашека. Точнее, к разным его аспектам. Хорошая, выходит, книга, полноценная, что-то вроде самой жизни в ее онтологическом и гносеологическом многообразии и бесконечности.
– А почему так угодил именно русскому читателю "Швейк"?
Я не знаю другого народа, для которого абсурд является интегральной частью мировосприятия
– Это роман о всепобеждающей силе чепухи, о том, что можно посредством ее обмануть и жизнь, и смерть, которые обмануть как будто бы и нельзя. "Похождения Швейка" были самым популярным чтением в Терезине, пересыльном лагере для чешских евреев, откуда их отправляли в Освенцим, наверное, потому что давали читателям надежду. Веру в возможность невозможного. Я, думаю, что примерно то же самое и у нас, русских. Вся наша жизнь веками – это такой Терезин с перспективой неизбежного Освенцима. Как не любить роман, который дает надежду того, что неизбежное может быть и не такое уж и не.
Рихард Гашек, внук писателя
– Что для вас чешская культура? Почему вы себя этому посвящаете?
– Я не знаю другого народа, для которого абсурд является интегральной частью мировосприятия. И спасительной. Я думаю, воспринимать абсурд как логику жизни – это куда как более разумный и здоровый модус вивенди, чем гореть пафосом переустройства непереустраиваемого.
– Какой след оставила в Сибири чешская страница истории?
– Никакого. Даже могил не осталось. Кладбища легионеров или уничтожены, или находятся в полном небрежении. Но вот в жизни чешские фамилии иногда нет-нет да и попадаются. У меня был в институте на потоке приятель, которого все педагоги звали с жестоким ударением на последний слог, ГавлясЕк. Не очень красиво, да. А на деле-то он мягкий и приятный ХАвлясек. И в другой возможной жизни жена у него была бы прекрасная и милая пани ХАвляскова. Даже ХАвлааскова, потому что буквы "я" у чехов нет, а вот длинное "а" везде, даже в фамилии одного из самых обаятельных героев Гашека, поручика Лукааша. В общем, примерно так же, как с этими вот ударениями, "я" вместо "аа" и одуряюще звонким "г" вместо фрикативного и ненавязчивого "х", дело обстоит и с памятью о чехах здесь в Сибири. Все так, только наоборот. И кстати, правильнее и точнее – чехословаках.
* Текст из архива Сибирь.Реалии