В России снежный барс, или ирбис, обитает в Алтайско-Саянской горной стране — колыбели цивилизации Евразийского континента. Если исчезнет ирбис, с ним под угрозой окажется вся экосистема. Всемирный фонд природы десятилетиями помогает его сохранять
Источник: "Такие дела"
10 марта Минюст признал Всемирный фонд природы иноагентом. Тот самый фонд, на логотипе которого красуется панда.
Восстановление популяции европейского зубра, защита снежного барса, сохранение амурского тигра, возвращение переднеазиатского леопарда на Кавказ, продвижение закона "О защите морей от нефтяного загрязнения", борьба против сплошных вырубок лесов вокруг Байкала, участие в создании 145 заповедных территорий в нашей стране — вот далеко не полный список бесценных дел, которые почти за 30 лет работы в России успели сделать для нас, наших детей и внуков сотрудники и активисты WWF России.
Я же лично благодарен фонду за возможность поучаствовать в уникальной экспедиции в Сайлюгемский национальный парк на Горном Алтае и прикоснуться к жизни снежного барса
* * *
Карабкаясь по крутому склону в урочище Саржематы на Горном Алтае, я думал только об одном: как добраться до вершины живым. Временами задача казалась нереалистичной: мощные порывы ветра то и дело грозили сбить с ног и унести куда-то в сторону Монголии, до которой, кстати, по прямой километров пять. Вместе с командой Сайлюгемского национального парка нам было нужно добраться до фотоловушек, проверить батарейки, вытащить флеш-карты с отснятым материалом и потом с "добычей" спуститься.
Мы на высоте 2600 метров. Вдох-выдох, с трудом поспеваю за Эркином, Денисом и Алексеем. Сотрудники нацпарка ориентируются здесь как у себя дома, быстро обходят фотоловушки — их в этом месте пять. Денис подзывает меня к одной. Яркие солнечные лучи засвечивают маленький монитор регистратора, приходится прикрывать его ладонью. Я успеваю разглядеть кошачий силуэт, который пересек экран и спрятался за скалу.
Оглядываюсь вокруг: ржавые от лишайника камни, пятна снега и прошлогодней пожухлой травы под ослепительно синим небом. Здесь несколько дней назад был снежный барс, прямо тут прошел, в шаге от меня! Он ведь и сейчас неподалеку — и наверняка наблюдает за нами. С этим зверем всегда так: он тебя видит, а ты его нет. Можно годами охранять ирбиса, изучать следы и изображения на камерах — и ни разу не увидеть своими глазами.
Люди Сайлюгема: Денис Гуляев
27 лет, замначальника отдела науки, туризма и рекреационной деятельности.
В Сайлюгемском национальном парке с 2017 года.
Снежного барса видел один раз — с расстояния 200 метров.
"Я, как ни странно, не биолог. Но моя научная специальность связана с природой. Я окончил естественно-географический факультет Горно-Алтайского государственного университета (ГАГУ). Мало кто из наших пошел работать в науку, буквально единицы. Я был на втором году магистратуры, когда узнал, что нацпарку требуется научный специалист. Решил попробовать и не прогадал. То, чем я занимаюсь, — это то, чем я живу. Если месяц в офисе посижу, на стуле начинаю ерзать: хочется “в поля”. У нас сезонная загрузка: раз в два месяца (летом чаще) мы выезжаем в Кош-Агач и оттуда в горы дней на десять — пятнадцать. Весь февраль мы практически живем в нацпарке — в это время проходит учет снежного барса. В Горно-Алтайске у меня жена и сын, ему скоро полтора года. Приходится искать баланс между разъездами и домом".
Кош-Агачский район самый большой в Республике Алтай. По площади сопоставим с территорией Чечни или Чувашии. По численности населения — 18 тысяч человек — с кварталом в московском спальном районе. Да и то большая часть населения живет в райцентре, селе Кош-Агач. Сложный рельеф, резко континентальный климат и удаленность от столицы, Горно-Алтайска, — редкие туристы добираются сюда. И зря: в Кош-Агач ведет прекрасная во всех отношениях дорога — Чуйский тракт, а само село расположено в центре живописной Чуйской степи. Эта плоская котловина со всех сторон окружена хребтами. Чуйская степь — одно из самых солнечных мест в России, здесь более 300 солнечных дней в году.
Вся эта красота — часть Алтайско-Саянской горной страны, колыбели цивилизации в самом сердце Евразийского континента. Несмотря на огромную территорию, здесь сложилась единая экосистема с нетронутой природой и поразительным биоразнообразием. Алтае-Саянский экорегион включен экспертами WWF в список 200 регионов, критически важных для сохранения природы (Global 200).
Флаговые виды региона — самый крупный баран на планете — алтайский аргали и снежный барс, он же ирбис. Оба вида включены в Красный список Международного союза охраны природы как находящиеся под угрозой исчезновения. А еще здесь обитает козерог, он же сибирский горный козел, благородный олень марал, сибирская кабарга, косуля. Из куньих — соболь, росомаха, горностай, ласка. Из хищников — волк, рысь, лисица, бурый медведь и любимец соцсетей дикий кот манул с вечно недовольным выражением на морде. В небе — более сотни видов птиц, в том числе такие редкие, как сокол-балобан, мохноногий курганник, орлан-белохвост, степной орел.
Алтайцы — потомственные охотники. Красная книга то и дело противоречит традиционным практикам и обычаям ("отец охотился, дед охотился, а я чем хуже?"), так что экопросвещение в регионе — задача на много лет. Огромный ущерб тем же ирбисам приносит петельный лов — дешевый и примитивный способ охоты. Браконьеры отлавливают проволочными петлями кабаргу — редкого мускусного оленя, а еще по привычке ставят их на волков. Раньше это допускалось, но несколько лет назад по инициативе WWF России и других природоохранных организаций в местах обитания редких диких кошек петли запрещены. Смерть в петле мучительна и практически неизбежна: ловушка затягивается на шее животного и душит его.
2010-й был хорошим годом в истории всей горной страны Алтая и Саян. В Кош-Агачском районе создали Сайлюгемский национальный парк площадью 120 тысяч гектаров — для сохранения аргали и снежного барса. А еще при поддержке WWF России, Организации Объединенных Наций и Глобального экологического фонда была разработана Программа мониторинга снежного барса в Российской Федерации, и на Алтае стартовал проект по учету ирбиса с помощью фотоловушек.
Установку автоматических камер решили начать с долины реки Аргут — территории одного из трех кластеров нового нацпарка. Именно здесь была сосредоточена некогда самая большая группировка снежного барса. Однако ее судьба была под вопросом: в 1990-х браконьеры отловили немало экземпляров. Сколько кошек осталось в Аргутском кластере? Наконец-то выпал шанс это выяснить, надеялись сотрудники Алтае-Саянского отделения WWF России и Сайлюгемского нацпарка. Однако что-то пошло не так: в камеру попадали всевозможные животные и даже птицы, но ни одного ирбиса. Так продолжалось два долгих года.
И вот весной 2012 года сразу в три фотоловушки попались два зверя. Самец получил имя Крюк: пятна на левом боку складывались в запоминающуюся фигуру вроде знака вопроса. Самку назвали Витой.
Неуловимый дух Алтайских гор обрел плоть: барсы живые, красивые, грациозные — смотрите, любуйтесь! Фотографии Виты и Крюка не сходили с газетных полос, видео украшали страницы сайтов. Есть надежда на восстановление аргутских ирбисов!
Год спустя были получены новые изображения, и радости исследователей не было предела: Вита стала мамой двух чудесных котят! Все ждали продолжения семейной истории, но вскоре Вита и два ее котенка перестали попадать в объективы фотоловушек. В том же 2013-м исчез Крюк. Ученые всматривались в сотни новых снимков — кошек не было ни на одном. Конечно, все еще жила надежда, что барсы мигрировали…
Три года спустя местные жители рассказали сотрудникам национального парка: было дело, в браконьерскую петлю попали котята. Судя по следам, самка сначала ходила вокруг и пыталась освободить детей. Потом в состоянии стресса съела их и в конце концов погибла в петле сама.
В 2018 году в Кош-Агаче установили памятник Вите и ее котятам. А в 2021-м детская танцевальная студия "Стимул" из Горно-Алтайска при поддержке WWF России поставила хореографический спектакль, посвященный семье барсов. В финале животных спасают из ловушки дети — так всем хотелось, чтобы у этой истории был счастливый конец.
Если говорить о ситуации в целом, то каждый год дарит новую надежду на счастливый исход. В долине реки Аргут по итогам февральского учета этого года фотоловушки зафиксировали 20 особей, среди них три самки с выводками и два молодых, "новеньких" самца. Год от года цифры учетов растут, Аргут подтверждает свою славу главного ареала ирбиса в России.
Аргут — наиболее изолированный и трудный по рельефу из трех участков Сайлюгемского национального парка. Два других — Сайлюгем и Уландрык — расположены по хребту Сайлюгем вдоль границы с Монголией, и, хотя мониторинг здесь не похож на легкую прогулку, эти кластеры существенно более доступны. "Изначально территория должна была быть раза в полтора больше и включать в себя предгорья Сайлюгема, — рассказывает сотрудник парка Алексей Кужлеков. — Но местные жители не позволили: не готовы были к ограничениям в охоте. В общем, был достигнут компромисс".
Люди Сайлюгема: Алексей Кужлеков
36 лет, научный сотрудник — биолог, охотовед.
В Сайлюгемском национальном парке с 2013 года.
Снежного барса видел шесть раз, самое близкое — с десяти метров.
"Мне, конечно, невероятно повезло. Это очень скрытная кошка. Расселяется на новые территории, которые мы еще не исследовали. Вообще, изучать ирбиса — жизни не хватит. Очень много белых пятен.
Если мы хотим приумножить численность снежного барса, то должна быть подготовлена его кормовая база: в первую очередь козерог и алтайский баран, аргали. Да и не только они. И марал, и волк — важно, чтобы вся цепочка не прерывалась. Если, скажем, начнут активно уничтожать волка, это приведет к катастрофе: скачкообразно возрастет численность аргали и козерогов. Популяции начнут сами себя регулировать — а как это происходит в природе? Болезни начнут распространяться в стаде. Волков — санитаров — будет не хватать.
С этим связана другая большая цель — сократить браконьерский потенциал, в том числе за пределами национального парка. Нужны специалисты, госинспектора для того, чтобы охранять всю популяцию, ведь аргали и барсы не выбирают: “давайте будем в Сайлюгемском парке жить, здесь безопаснее”".
Вопреки названию, снежный барс не любит снег. Этот зверь предпочитает жить в крутых каменистых скалах, где камуфляж ирбиса позволяет ему быть абсолютно невидимым. Снежный барс никогда не нападает на людей, он скрытен и осторожен. Убежищем для него служат труднодоступные пещеры и расщелины скал.
Организм этой кошки идеально приспособлен к жизни на высоте: считается, что барс обладает адаптацией, которая отвечает за дополнительные кровеносные сосуды в легких. Это позволяет получать больше кислорода при дыхании на высотах до 4,5 тысячи метров, а в отдельных случаях и выше. Короткие передние ноги и длинные задние, гибкий позвоночник, очень длинный и очень пушистый хвост, широкие мохнатые лапы — все эти приспособления помогают успешно охотиться в горах: бегать со скоростью 60 километров в час по почти отвесным склонам; прыгать с места на два метра, а с разбега — на все десять, подруливая в полете хвостом; не проваливаться в снег… Хотя, если есть возможность снег обойти, зверь это сделает.
Ирбисы — одиночки. Если вы, по какому-то невероятному везению, встретили в горах группу снежных барсов, то это могут быть или спаривающиеся в брачный период особи, или самка с детенышами. Два-три котенка рождаются весной, самостоятельно начинают жить через 18—22 месяца. Живет ирбис до 13 лет.
Ареал снежного барса — два миллиона квадратных километров труднодоступной для человека территории в 12 странах: Китае, Монголии, Казахстане, Кыргызстане, Узбекистане, Таджикистане, Афганистане, Пакистане, Непале, Индии, Бутане и России. По разным оценкам, в природе снежных барсов от трех до семи тысяч. Такой разброс связан с тем, что человек сумел хорошо изучить менее 20 процентов ареала ирбиса. А еще площадь индивидуального участка одной особи — от 100 до 500 квадратных километров — попробуй найди!
Больше всего ирбисов в Китае. В России, по разным оценкам, от 70 до 90 особей, один-два процента от мировой популяции. Зато российские снежные барсы самые северные в мире.
Одиночки ирбисы общаются дистанционно. Местные "соцсети" — это горные тропы. "Чекинятся" звери на границах своих участков разными, типично кошачьими способами. Поскреб — это небольшая ямка, а рядом насыпь: здесь барс скреб землю задними лапами. Задир — царапины на стволе какого-нибудь приметного дерева. Мочевая точка — тут вроде объяснять не надо. Все эти знаки помогают маркировать территорию, а в брачный период — находить партнера.
Городской житель пройдет мимо таких отметок, ничего не заметив (я проходил), а для специалистов они служат источниками бесценной информации. Здесь сотрудники национального парка собирают биоматериал: экскременты, шерсть для генетического анализа — эта программа реализуется в сотрудничестве с учеными Института проблем экологии и эволюции имени А. Н. Северцова РАН. А еще такие чекпойнты, куда звери регулярно приходят отметиться, идеально подходят для установки фотоловушек.
Сегодня в Сайлюгемском национальном парке и на соседних с ним горных хребтах стоит 150 автоматических камер. С каждым годом их число увеличивается: сотрудникам отдела науки интересно узнать больше о численности, границах ареала и особенностях поведения снежного барса — и не только его. В объектив попадают звери, птицы и даже люди. В том числе браконьеры. Бывает, несознательные граждане забирают камеры домой (часто воришек удается найти с помощью полиции), а несознательные звери — росомахи и медведи — ломают и грызут технику. За сезон три — пять процентов камер нацпарк таким образом теряет. Но сегодня уже трудно представить себе, как каких-то 14-15 лет назад здесь обходились без фотоловушек.
"За последний год рынок камер очень обеднел, — сетует Денис Гуляев. — Ушли американцы Browning и Reconyx. Эти марки, особенно вторая, были отличные: позволяли снимать видео в 4К, сводили к минимуму ложные срабатывания. Но и стоили прилично — от 35 до 60 тысяч в зависимости от модели. Сейчас остались только “китайцы” SeeLock. Они попроще и подешевле, но все равно стоят прилично: с картой памяти и 12 литиевыми батарейками выходит 25 тысяч".
"Мы каждый год пытаемся охватить новые территории для работы, расширяем сеть, — подхватывает Алексей. — И получается, что один маленький хребет — это минимум 100 тысяч рублей. Ловушки, как вы заметили, ставятся обычно по две, одна напротив другой, чтобы зафиксировать зверя с разных сторон — это важно для идентификации. А сегодня я по хребту шел, там пять ловушек — и этого вообще просто мало. Участок вроде небольшой, но вот зверь прошел, а из пяти камер две не смогли его взять!"
С фотоловушками парку помогают WWF России и его партнеры — частные благотворительные фонды. Например, фонд "Мир вокруг тебя" компании Siberian Welness ежегодно собирает 6,5 миллиона рублей: деньги идут на оснащение полевых экспедиций для работы в суровых горных условиях от горюче-смазочных материалов и питания до палаток и горных ботинок и покупку новых фотоловушек с картами памяти и батарейками. А еще фонд помог с проведением пресс-тура, по итогам которого написана эта статья.
Любопытство ученых безгранично, но у человеческих ресурсов есть пределы. Для эффективного мониторинга все фотоловушки необходимо обежать раз в два месяца. Здесь нужны люди — стойкие и выносливые. Больше ловушек — больше людей.
Люди Сайлюгема: Илья Бурков
38 лет, бизнесмен из Томска, волонтер.
В Сайлюгемском национальном парке с 2021 года.
Снежного барса не видел ни разу.
"Увижу я его — надеюсь, это дело времени, но это не главное. Сайлюгем мне дает ту мечту, которую я носил с детства, которую хотел воплотить, и я это сделал. Я не просто хотел увидеть живого барса — в конце концов, это можно сделать и в зоопарке. Я хотел непосредственно принять участие в изучении этого животного, узнать о его месте обитания, повадках. И за два неполных года работы в нацпарке я успел многому научиться: как искать следы зверя, где фиксировать камеры, чтобы он попался. Но главное — это живое общение с интересными и увлеченными людьми.
Я стабильно приезжаю в Сайлюгемский раз в полтора месяца. Бизнес позволяет мне заниматься волонтерством. Эти поездки — удовольствие дорогостоящее, любой инвентарь и оборудование требуют больших затрат, а без них никуда. Иногда я привлекаю друзей: у нас сформировался костяк из двух человек, которые постоянно мне помогают. Мы уже можем спокойно приехать в парк, добраться до местности, где расположены ловушки, разбить лагерь и оттуда вести мониторинг. Затем я передаю материал Денису на обработку.
Чем дольше я сюда езжу, тем больше стараюсь инвестировать в инвентарь, совершенствовать техническую базу — автомобили, палатки автономные, поэтому чем дальше, тем больше вкладываемся и останавливаться пока не думаем".
Садимся в уазик, едем к чабанам. Десять дней назад от них был сигнал: пришла пара ирбисов, задавили двух овец и корову. Ситуация для Алтая редкая — судя по всему, здесь у снежного барса достаточная кормовая база: грубо говоря, диких баранов в горах больше, чем домашних. Но, скажем, в Непале или даже у нас в Тыве ирбис довольно регулярно атакует домашних животных на пастбищах или в кошарах — закрытых загонах. Попадая туда, кошка от изобилия пищи, как правило, теряет голову и устраивает в кошаре настоящую резню. Нет ничего удивительного в том, что пастухи испытывают к барсам, мягко говоря, неприязнь.
Помогает экопросвещение и мировая практика компенсации натурой. Всемирный фонд дикой природы уже отработал этот механизм в Непале и других странах, а год назад заключил соглашение с Минсельхозом и Минприроды о создании компенсационного стада в Тыве. Отныне пастух, чей скот подвергся кошачьему нападению, должен зафиксировать улики на телефон, затем позвонить по специальному номеру в национальный парк и предъявить прибывшим на место инспекторам доказательства преступления. Если картина выглядит убедительно, из компенсационного стада выделяется нужное количество голов: происходит пополнение.
Вот мы и на зимовье. С виду неказистый, но крепкий сруб, в окнах стеклопакеты, на крыше спутниковая тарелка. Рядом кошара, из нее доносится нестройное блеяние. Поблизости гуляют кони. Пастух ведет нас к небольшому пятачку у обрыва. Внизу речка. На пятачке ничего не напоминает о разыгравшейся здесь драме. Хотя нет, клочья свалявшейся шерсти. А где кровь, кости?
Эркин общается с чабанами, а Алексей поясняет: сигнал поступил как положено, но отреагировать на него было некому. Весь персонал парка был занят учетом ирбисов на отдаленном участке "Аргут". Кошки задрали овец и спокойно доели их, а потом отдыхали в расщелине на противоположном берегу, совершенно не стесняясь пастухов. А те, в свою очередь, имели уникальную возможность наблюдать за парочкой метров с пятидесяти. Все, что не доели барсы (а это были самец и самка, устроившие себе свадебный пир), растащили по косточкам птицы и собаки. Алексей с трудом нашел в сторонке одинокое ребрышко. Здесь было каре ягненка.
Отъезжаем на несколько сотен метров, находим под камнем голову коровы, а в отдалении — набитый травой желудок — все, что осталось от бедной скотины. Тут ирбисы, очевидно, устроили афтепати. Кажется, чабаны заслужили компенсацию.
Люди Сайлюгема: Эркин Тадыров
33 года, специалист по туризму.
В Сайлюгемском национальном парке с 2016 года.
Снежного барса видел четыре раза, самое близкое — со 100 метров.
"Я местный, родился в селе Кызыл-Маны, на краю Чуйской степи. С детства хожу по горам, и отец мой ходил. Отец начинал работать в нацпарке, поэтому я долго не думал, где буду работать. Я больше всего люблю по горам ходить, это у меня в крови. Моя должность связана с экотуризмом, но, когда туристов нет, я помогаю науке: обхожу фотоловушки, занимаюсь учетом. Это лучшая работа, о которой я могу мечтать. Дома меня ждут жена и дети: дочке три годика, сыну — полтора. И в апреле-мае я стану папой в третий раз. Дети, жена очень скучают и волнуются. Все же работа у меня такая, что приходится пропадать со связи на несколько дней. Каждый раз, когда возвращаюсь, звоню с дороги и слышу: “Папа! Папа!” Много радости. Когда дети подрастут, поведу их в горы".Вечер, под треск буржуйки и шум ветра за окнами мы с командой парка просматриваем материалы с флешки, которую извлекли утром на горе под пронизывающим ветром. На экране компьютера одно короткое видео сменяет другое. Вот ложное срабатывание: ветер подул, трава качнулась. Вот с противным криком выскочила черная птица с красным клювом.
"Клушица, — комментирует Денис. — Вот так и бывает: где-то птичка, где-то мышка. Всех высматриваем, регистрируем".
Бросаю взгляд на Елену Скопинцеву. Как и Денис, она выпускница ГАГУ, только училась на эколога. В Сайлюгемском она всего полгода. Ее работа только начинается: Лена разбирает гигабайты фотографий и видеороликов, удаляет "мусорные" кадры, регистрирует остальные. Каждое появление любого из видов предстоит зарегистрировать, а каждого барса по возможности идентифицировать по уникальному узору пятен. Работа тяжелая, но важная.
Денис пролистывает еще несколько пустых кадров, затем мы наблюдаем за зайцем, потом опять трава, потом любуемся блистательным появлением сороки (секунды на полторы) — и наконец вот он!
Пружиня на мягких лапах, покачивая огромным загнутым вверх хвостом, грациозный, красивый, пушистый — загадочный дух Алтайских гор явился нам. Снизошел. И лег за камнем, спрятался от ветра — ему тоже не нравится такая погода, хотя он и привык.
Я никогда не увижу снежного барса в дикой природе. А нужно ли? Пока ирбис там, в горах, вдали от людей, гуляет сам по себе, он в безопасности. А вот людям, которые охраняют его покой, нужна помощь.
P. S. Из заявления Всемирного фонда природы о внесении в реестр Минюста: "Всемирный фонд природы — российская национальная природоохранная неполитическая организация, поддерживаемая более 1 500 000 сторонников по всей стране. Решение о включении фонда в реестр некоммерческих организаций — иностранных агентов считаем необоснованным и будем добиваться его пересмотра в судебном порядке. Всемирный фонд природы продолжит защищать редкие виды животных и сохранять природу России, выполняя взятые на себя обязательства. Миссия фонда — сохранить биологическое разнообразие в гармонии человека и природы".