Полковник. Антивойна и другие стихи бывшего военного из Куйбышева

Кадр из фильма "Полковник. Антивойна"

Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм.

Отставной полковник Анатолий Троянов живет в Куйбышеве (Новосибирская область) и говорит, что против войны в его городе лишь пара человек, остальные – за.

Он отслужил в советской, а потом российской армии 30 лет.

После выхода в отставку Троянов увлекся поэзией – читал чужие стихи, а потом начал писать свои – в последний год почти все антивоенные. На 9 мая в клубе читал местным жителям "Письмо генералу Z" Бродского.

Еще Троянов вместе с другом ездит по умирающим сибирским деревням – рисовать акварели – и говорит, что только теперь, занимаясь поэзией и живописью, стал самим собой.

Анатолий Троянов – в фильме Вадима Воронцова "Полковник. Антивойна".

Монологи и стихи Троянова

В Куйбышеве против войны два человека только

[Куйбышев] – заповедник социализма, тут как будто время остановилось. Это же социалистический городок был: дома, садик, школа, Дом культуры – все было, коммунизма только не было.

У меня такое впечатление, что в Куйбышеве против войны два человека только, кого ни встретишь – все за войну.

Куйбышев

Родился на самом севере Новосибирской области, Васюган – это была самая дальняя деревня. Родители уехали, а я с бабой Полей в избушке прожил до пяти лет в тайге, вообще ничего не видел. Нива, лес и снег вокруг, больше ничего не было. Сейчас если вспомнить детство, у меня его не было, у меня даже в памяти ничего нет, белый лист до пяти лет.

Служил по-настоящему, народу

Уехал, поступил в военное училище и 30 лет на службе родине пахал, верой и правдой. Я служил по-настоящему, народу служил, как положено. Я прошел Закавказский военный округ, командир взвода, командир роты, потом Центральная группа войск, пять лет в Чехословакии, потом командиром роты. Потом после этого в Абакан, Хакасия, командир батальона. Тяжелые должности все были армейские. Я это все выполнил, как положено. После Абакана меня опять за границу, в Польшу, там еще три года. Попал на вывод, расформирование, вывод был войск в Россию назад, я все это выводил эшелонами, колоннами. Чуть не сдох там.

Это сумасшествие какое-то, наваждение

[Бывший сослуживец,] замполит сейчас звонит. У него сын погиб в 2014 году, когда Донецк захватывали, – он оказался на стороне украинцев. Он родом из Донецка, как их оттуда поперли, он беженец, сейчас в Полтаве живет. Он сейчас мне рассказывает: служил с одним офицером в 90-х годах, когда разделилась советская армия. Его друг пошел в российскую армию, даже воевал в Чечне, а замполит пошел в украинскую, воевал в Донбассе. Оба уволились. И друг замполита приехал в Украину – оказывается, он уволился из российской армии, эмигрировал в Америку и там записался добровольцем, приехал помогать украинцам. Они там встретились.

Как говорят: и правда откроется от неба, вдруг все поймут, что ложь, а что правда. Вдруг как-то понимание придет, у людей же есть понимание. [А то] совсем с ума сошли, это сумасшествие какое-то, наваждение.

Чувствую, что собой стал, а то все был обман, мишура

Только сейчас по-настоящему чувствую, что собой стал, а то все был обман, мишура, как будто сон какой-то. Мне даже противно сейчас, у меня форма полковничья висит, люди не поверят. Люди одевают, выходят, а я ее боюсь даже трогать, что я был когда-то дурак. Кажется, что это не я, вообще кто-то был другой. До такой степени что-то случилось, и все. Это надо осознавать еще до конца. Сейчас если день не рисовал, стихи не писал, то этот день прошел зря, прямо чувствую – зря прошел, прямо не по себе. Нарисовал, написал, если строчка удалась, стихотворение удалось или какая-то картинка удалась. У меня есть запасной вариант: если картинка не удалась, если стихотворение не удалось, то я читаю Бродского или Полозкову. Никого нет, закрываюсь, сам себе читаю.