В середине марта спикер Госдепа США Нед Прайс высказал подозрение о том, что Россия может продолжать разработки бактериологического оружия, распространяя при этом фейки о "биолабораториях" в Украине. "У России есть традиция обвинять других в том, что она делает сама", – отметил Прайс. Неизвестно, насколько эти подозрения оправданны, но, оглядываясь на историю производства биологического оружия в СССР, вполне можно ожидать, что мы узнаем об этом раньше, чем нам бы хотелось. Потому что без аварий и ЧП это производство не обходилось никогда.
Источник заразы – это ты!
Когда я учился в МГУ, на военной кафедре биологического факультета из нас готовили лейтенантов эпидемиологической службы. И каждый урок, который проводил злющий подполковник Данилюк, почти ритуально начинался примерно такими словами: "Как известно, биологического оружия в СССР нет. Это первое, что вы должны всегда помнить. А на сегодняшнем уроке мы будем изучать применение и поражающее действие аэрозолей сибирской язвы".
В том, что где-то на советских складах этих вредоносных бацилл хранится вагон и маленькая тележка, никто из нас особо не сомневался. Даже на военной кафедре МГУ, посередине Москвы, они были. Правда, в довольно безобидном, "ослабленном" варианте, в целом безопасном для человека. Мы кололи физрастворы, содержавшие эту гадость (туляремию, бубонную чуму и так далее) белым мышам – и наблюдали за их здоровьем. Мыши исправно болели и дохли. Потом все мыли руки (или не мыли, как получится) и шли в столовую. Там кормили так, что ни одна бацилла не выживала.
Ходили, правда, слухи, что пару лет назад какой-то особенно нежный студент умудрился заразиться и помер. Зато его не отчислили из института. При жизни. Завалить зачет по "военке" было куда страшнее, поэтому все прилежно ходили на занятия и кололи мышей, невзирая на антисанитарию и жалость к безобидным грызунам.
Биологическое оружие, как и вообще любая апокалипсическая дрянь, было тогда еще в моде. То есть сами военные, скорее всего, прекрасно понимали, что применять его не стоит ни при каких обстоятельствах. Неуправляемое, неудобное, капризное, способное принести больше вреда своим, чем чужим. Зато – страшное. А поскольку война между двумя системами тогда шла "холодная", обе стороны тянулись к любым военным "ужасникам" и активно строили биологические лаборатории, хотя для уничтожения планеты у них вполне хватало атомных бомб.
Но в биолабораториях работают люди. И они, как и студенты на военной кафедре, тоже не всегда моют руки перед едой. Поэтому иногда что-то там идет не так. А порой и очень "не так". Ведь, как сказано в известной песне Мамонова, "муха – источник заразы? Не верь! Источник заразы – это ты".
От ядовитых змей до "Черной смерти"
Человек во все времена стремился извести другого человека самыми невозможными способами.
Говорят, еще в III веке до нашей эры карфагенский полководец Ганнибал пытался использовать во время морского сражения с флотом пергамского царя Эвмена II глиняные горшки, наполненные ядовитыми змеями. И, как утверждают историки, имел успех: враги испугались и бежали. Этот эпизод считается первым случаем применения биологического оружия в истории.
Чума в Средневековье
Что же касается боевой заразы, то к ней люди впервые обратились в 1346 году, когда войска Золотой Орды под командованием хана Джанибека осаждали генуэзскую крепость Кафу. Осаждали долго и неудачно, генуэзцы запаслись водой и провизией и в ус не дули. Моральный дух монголов начал падать, они перестали мыться, пренебрегали элементарными правилами гигиены – и вскоре в лагере началась эпидемия чумы. Осаду пришлось снять. Но напоследок Джанибек, который не знал о лозунге "своих не бросаем", приказал забросить несколько десятков трупов за крепостные стены, и, как считают некоторые историки, с этого в Европе началась знаменитая эпидемия "черной смерти".
В позднем Средневековье подобный способ штурма крепостей стал почти традиционным, дешевым и эффективным. Была бы только зараза под рукой! А вскоре испанцы перенесли его на другой континент, когда конкистадор Эрнан Кортес в 1520 году отомстил ацтекам за разгром своей армии, заразив их оспой. У ацтеков иммунитета к оспе не было – и в считаные недели вымерла большая часть населения страны.
Спустя двести лет в схожих обстоятельствах англичане решили, что "могут повторить", и в ответ на восстание индейского вождя Понтиака в 1763 году подарили индейцам одеяла, снятые с больных оспой. В итоге погибло несколько тысяч индейцев, но никакой выгоды от этого колонизаторы не получили. История с одеялами стала известна во всем мире, и власти США до сих пор расплачиваются с потомками жертв геноцида, обеспечивая представителей индейских племен пособиями и налоговыми льготами.
Мыши наносят ответный удар
Все это были, конечно, абсолютно ненаучные способы использования биологического оружия. То ли дело – XX век, когда ученые начали разбираться в возбудителях смертельных заболеваний! В Первую мировую, кажется, были испробованы все научные средства, которыми один христианин может умертвить другого христианина, и вредоносные бациллы не исключение. Французы и немцы заражали лошадей и коров сибирской язвой и перегоняли на сторону противника, а германские шпионы пытались распространять холеру в Италии, чуму в Санкт-Петербурге... Впрочем, большого эффекта это не давало. Бактериологическое оружие оказалось "сложной штучкой", почти неуправляемой. Рукотворных пандемий ни у кого не получалось, зато "естественные" пандемии вроде сыпного тифа и "испанки" уносили миллионы жизней, демонстрируя безграничную власть простейших вирусов над человеком.
Международная конференция по биологическим стандартам, Женева, 1925 год
С этим, по мнению политиков и военных, надо было что-то делать. И в 1925 году большинство стран мира, в том числе Советский Союз, подписали знаменитый "Женевский протокол", запрещающий применение на поле боя химического и бактериологического оружия. После чего государства, подписавшие этот документ, в глубокой тайне друг от друга начали лихорадочно строить химические и биологические лаборатории.
СССР не был исключением.
Тайные лаборатории строились в Москве, Ленинграде, Суздале. В начале 1930-х годов на острове Городомля (озеро Селигер) открыли институт, официально занимавшийся получением вакцины от ящура, а на самом деле работавший над бактериологическим оружием. И уже зимой 1934 года руководитель Военно-химического управления Фишман докладывал Ворошилову, что оружие под кодовым названием "вещество 49" на основе сибирской язвы готово и может быть использовано армией.
Впрочем, во время Второй мировой войны страны, подписавшие Женевский протокол, старались его не нарушать. Но исключения, конечно, были. Есть сведения что под Сталинградом, накануне контрнаступления, советские войска сбросили в расположение немцев бомбы, начиненные возбудителем туляремии. Эффект там вышел прямо противоположный ожидаемому: бактерии поразили не фашистов, а мелких грызунов, которые не проявили политической зрелости и массово стали переходить через линию фронта, заползая в советские окопы. К тому же они хотели есть – и ползли от простых солдатских пайков туда, где пахло вкуснее. "Больше всего не повезло штабу армии. Проникая в дома, мыши заражали продукты и воду, заболевали люди", – вспоминал маршал авиации Сергей Руденко.
Несмотря на столь явные неудачи, интерес к биологическому оружию у властей СССР не угас. Правда, Сталин на исходе жизни начал недолюбливать все эти медицинские, биологические и генетические штучки, ему куда больше нравилась атомная бомба. Но после смерти генералиссимуса военные решили, что пора наверстать упущенное, – и тайные биологические лаборатории заработали с новой силой.
Остров мертвых обезьян
В начале 60-х годов институт с Селигера перевели на остров с оптимистическим названием "Возрождение" в еще не пересохшем тогда Аральском море. Вместе с несколькими другими институтами, разбросанными по стране, он находился в подчинении 15–го управления Министерства обороны СССР, которое занималось "нетрадиционными" видами оружия массового поражения. В частности, биологическим.
На острове обустроили полигон "Аральск-7", где тайно проводились испытания. В воздухе витали облака спор сибирской язвы, оспы и чумы, с дождями на землю опускались туляремия, бруцеллез, тиф и другие экзотические заболевания. В качестве подопытных животных использовались обезьяны, которых в огромных количествах (более 500 в год) привозили из африканских стран по линии "Внешторга". Их трупы после испытаний сжигались в крематории прямо на острове. При этом совсем рядом, в нескольких километрах от зоны испытаний, был построен большой военный городок, где жило более полутора тысяч человек – сотрудники лабораторий со своими семьями, солдаты, обслуживающий персонал. По мнению создателей полигона, им ничего не должно было грозить, поскольку ветер во время испытаний относил патогенные споры и бактерии в противоположную сторону. Плюс дезактивация и жаркий климат (летом температура на острове поднималась выше 40 градусов), и можно было не опасаться заразы.
Вот такая незамысловатая техника безопасности!
Но, конечно, она периодически давала сбои. Чаще всего жертвами испытаний становились рыбаки, заплывавшие в облако распыленных бацилл. Рассказывают, что жители острова несколько раз обнаруживали лодки с телами людей, погибших от чумы. Однажды в аэрозольное облако попало проплывавшее мимо исследовательское судно, и на нем заболело несколько членов экипажа. Однако испытания все равно продолжались – их прервали лишь в конце 80-х годов, после чего персонал острова был эвакуирован. Правда, к тому моменту из-за высыхания Арала это был уже не остров, а часть материка, которая вскоре оказалась за пределами России, в Узбекистане. Сейчас город переименован в Кантубек, территория бывшего института закрыта для посещения, хотя местные жители, рискуя "подцепить" сибирскую язву или чуму (бациллы могут сохраняться в почве веками), растаскивают оборудование лабораторий и полигона на металлолом.
"Вариант У"
Конечно, Аральск-7 был не единственным (и далеко не самым опасным) местом, где работали над биологическим оружием. Ведущим НИИ в этой области с 70-х годов считался Институт молекулярной биологии под названием "Вектор" в городе Кольцово Новосибирской области. Там работали с возбудителями оспы, лихорадок Эбола и Марбург, боливийской геморрагической лихорадки и черт знает чем еще (в восьмидесятые годы исследовали даже возможность военного применения ВИЧ). Да, это был тот самый "Вектор", где позднее разработали "Спутник", вакцину против COVID-19, но начинал он с куда более мрачных исследований. И здесь тоже случались несчастные случаи.
Государственный научный центр вирусологии и биотехнологии "Вектор" расположен в поселке Кольцово
Самый известный относится к середине 70-х годов, когда во время работы с вирусом лихорадки Марбург руководитель одного из отделов института Николай Устинов случайно проколол себе палец. Шансов выжить у него не было, и, хотя врачи боролись за его жизнь до последнего, он умер через восемь дней. Опасность распространения инфекции оказалась столь велика, что хоронить его пришлось в специальном цинковом гробу с тройными стенками. Но изучение вируса, "дорвавшегося" до человеческой жертвы, внезапно показало, что в организме Устинова он успел мутировать, став в тысячи раз более смертоносным. Этот штамм, который институт отнес к наиболее перспективным из своих разработок, был бережно сохранен – и превратился в основу боевой рецептуры под названием "Вариант У" в честь исследователя, ставшего для вируса "питательной средой". Пожалуй, такой страшной посмертной славы не пожелаешь никому.
Ужасы "Городка-19"
Но самый известный инцидент с советским биологическим оружием произошел в 1979 году в Свердловске, где находился объект с веселым названием "Городок-19" – в сущности, конвейер по производству спор сибирской язвы, изготавливавший до 500 тонн смертоносного вещества в год. Именно тут делалась львиная доля того, чего, как напоминал своим студентам подполковник Данилюк, у СССР нет.
Работа на этом крупном предприятии, расположенном в центре одного из жилых районов города, шла в три смены, а безопасность обеспечивалась с помощью нехитрых правил и русского "авось". Все рабочие регулярно проходили вакцинацию, носили респираторы, а в цехах (где неизменно витали бациллы) на вытяжке стояли огромные фильтры, которые менялись несколько раз в сутки. О смене фильтров начальник каждой смены оставлял запись в специальной книге. Но 30 марта 1979 года один из инженеров спешил и успел только снять фильтр, оставив сменщику записку, чтобы тот установил новый. Разумеется, эта записка была замечена только через три часа после начала работы, когда миллионы смертельных бацилл вырвались в воздух над Свердловском.
Уже через несколько дней в городские больницы начали поступать люди со странными симптомами, приводившими врачей в замешательство. Вроде бы обычная пневмония, но пациенты умирали один за другим. Десять, двадцать, пятьдесят… Легочная форма сибирской язвы, одна из самых тяжелых! Но откуда она взялась?
Откуда надо! – ответила партия устами первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Разумеется, Борис Ельцин знал, что произошло в городе, но до перестройки и гласности было еще далеко, поэтому он поступил как поступали многие десятилетия все партийные функционеры – до их мутации в 1991 году. Успокоил народ неправдой.
5 апреля в газете "Уральский рабочий" написали: "В Свердловске и области участились случаи заболевания скота. В колхоз был завезён низкокачественный корм для коров. Администрация города убедительно просит всех свердловчан воздержаться от приобретения мяса в случайных местах, в том числе на рынках".
А между тем люди, успокоенные или нет, продолжали умирать. По разным оценкам, прежде чем с эпидемией удалось справиться, погибло от ста до пятисот человек, причем из разных районов города – облако с возбудителем сибирской язвы ушло на юг и юго-восток, задев соседний керамический завод и жилые кварталы. Только благодаря героическим усилиям врачей удалось спустя месяц остановить эпидемию и избежать новых жертв. Но вместо награды за самоотверженный труд с них взяли расписку о неразглашении. Что же касается инженера, забывшего поменять фильтр, то он отделался выговором и продолжил работу. И правда, с кем не бывает?
Медсестра в отделении больных кожной формой сибирской язвы
В 1980 году Ельцин все-таки потребовал, чтобы "Городок-19" перенесли за пределы Свердловска, и решение об этом даже было принято, но затерялось среди благих пожеланий. Производство осталось на прежнем месте и не прекращалось еще многие годы. Даже после присоединения России к Конвенции о запрещении разработки биологического оружия в 1997 году и полного уничтожения его запасов под контролем международных наблюдателей, здесь продолжается какая-то деятельность. Официально – вполне безобидная, по производству лечебных препаратов. Но режим секретности на предприятии сохраняется до сих пор. А вполне жизнеспособные споры возбудителя страшной болезни, вырвавшиеся на волю в 1979 году, все еще продолжают находить при обследовании школ, детских садов, стен многоэтажных домов.
Сибирская язва знает, что в России надо жить долго.
И у нее получается.