Четыре года назад, 12 июля 2015 года, произошло обрушение казармы 242-го учебного центра ВДВ в военном поселке Светлый под Омском. В момент аварии в здании находились 337 человек. Погибли 24, пострадали 20.
Позже экспертиза установит: причиной ЧП стали нарушения при капремонте старого здания, построенного за 40 лет до аварии – и тоже с серьёзными недочетами. Были возбуждены уголовные дела по статьям "Халатность", "Нарушение правил безопасности при ведении строительных работ", "Превышение должностных полномочий". Общий объем их материалов составил 500 томов.
Дело об обрушении казармы и гибели людей не передано в суд до сих пор.
"Я улетел в никуда всего за пару секунд"
В июне 2015 года в Омск, в учебный центр ВДВ в закрытом военном поселке Светлый, привезли солдат-срочников из разных регионов страны – Башкирии, Удмуртии, Челябинской области, Бурятии, Иркутска, Оренбурга, Питера. Большинству ребят было 18–19 лет.
Моя фамилия попала в список погибших
Через две недели после прибытия, 11 июля, призывники приняли присягу. В этот день ко многим из них приехали родители, и парней отпустили в увольнение. В казарму возвращались уже к вечеру воскресенья, 12 июля.
Вскоре после отбоя, примерно в 22.40, в казарме полностью обрушилась одна из секций – с первого по четвертый этаж. В этой секции находились спальные помещения солдат.
– Вечером, когда мы уже спать легли, начался страшный грохот. Никто ничего, конечно, не понял. Кто-то кричал, что это взрыв, кто-то – что бомбардировка, – рассказывает Марк Лебедев. Ему в то время было 19 лет – в армию Марка призвали после окончания нефтяного колледжа в Воткинске. – Мы все бросились на улицу, некоторые ребята на втором ярусе спали – даже им удалось выбежать. Когда оказались снаружи, стало более-менее понятно, что случилось. Мы рванулись обратно – чтобы помочь выбраться нашим ребятам, но срочников туда уже не пускали. А контрактники сразу бросились разгребать завалы. Скорая и спасатели довольно быстро приехали.
Камеры видеонаблюдения зафиксировали момент обрушения. Запись попала в сеть
В учебке Марк успел подружиться с 18-летним Валерой Ломаевым из Удмуртии. Валера погиб под завалами – у него была разбита голова, размозжены руки и ноги. Сам Марк не пострадал. Хотя какое-то время его родители думали, что их сын погиб.
– В третьем взводе служил мой однофамилец, Валера Лебедев. Сразу при обрушении погибли 23 человека, а Валера несколько дней еще оставался жив. Умер позже, в больнице. Ему отдавило ноги, грудь расплющило. И, как я понял, по телевизору выдали пофамильный список погибших… Слава богу, контрактники нам давали телефоны с родителями связаться. Я маме позвонил, сказал, что жив. Мама-то, конечно, уже успела увидеть этот список. Можете представить, что с ней было, – рассказывает Марк.
Роман Торин, призывник из Саратова, во время обрушения был в соседней секции.
Нам потом сказали: судя по состоянию, должна была рухнуть наша часть здания
– Я был в первом батальоне, а обрушилась секция, где находился третий. Минут через 15–20 после отбоя нас подняли по тревоге. Как оказалось, обрушение уже было, а мы даже ничего не услышали – может быть потому, что у нас окна пластиковые были, не знаю. И нам не сказали, что случилось, мы подумали, что тревога учебная, – рассказывает Роман. – Мы все построились, нас вывели на улицу, и только тогда стало ясно, что произошло. Какое-то время мы просто стояли и ждали. Через несколько часов нас загнали в ту же самую казарму – в нашу секцию, которая примыкала к рухнувшей. Уже когда здание разбирали – после того как всех ребят нашли, – обнаружили большие трещины и на нашей части здания. Я потом слышал: все шло к тому, что скорее наша секция должна была рухнуть, а не та. У нас и трещины были больше, и вообще состояние хуже. Хотя и в той секции, когда парни заселялись, говорили, что там пол ходуном ходит и стены постоянно трещат.
Актлеку Акылбекову из Омска пришлось лечиться несколько месяцев.
Под завалами я пролежал пять часов
– Я в казарме третий от окна лежал. После отбоя раздался какой-то непонятный треск. Все, конечно, подскочили, а потом успокоились: может, ветка по окну ударила или еще что. А потом снова затрещало – и всё вместе с окнами, стенами, потолком полетело вниз. Я спрыгиваю с кровати, делаю шаг – и вместе с полом улетаю. Все произошло за пару секунд. И все – кругом темнота, крики, вой. Потом сирены заорали. Я лежал под завалами около пяти часов, – рассказывает Актлек. – Всех ребят, кто был сбоку, сверху, снизу от меня – всех слышал. Многие прощались друг с другом. Кто-то говорил: я такой-то, кто выживет – свяжитесь с моими родителями. А потом голосов оставалось все меньше и меньше. Под конец и нас нашли, уже под утро. Достали – и в больничку.
Актлеку Акылбекову поставили диагноз: компрессионное сжатие конечностей. Попросту говоря, это значит, что ноги ему раздавило плитами.
– Все ткани, мышцы – всё отмерло, – рассказывает он. – Полгода я в госпитале в Москве лежал, потом дома восстанавливался несколько месяцев. Сейчас все нормально.
У большинства ребят, пострадавших при обрушении или ставших очевидцами трагедии, в целом всё в порядке: окончили вузы, нашли хорошую работу. Только один, как рассказывает Актлек, после случившегося "сломался": "Имя не буду называть, но точно знаю, что именно после этого случая человеку крышу снесло. Пошел он, мягко говоря, на крайности. Сейчас в колонии".
После ЧП от службы в армии парней никто не освобождал. Даже тех, кто получил серьезные травмы.
– По тем, кто уцелел, даже вопрос так не стоял: служба как шла, так и продолжила идти. Нас вначале поместили в палаточный лагерь, потом обустроили постоянное помещение, перевели туда, – рассказывает Марк Лебедев. – Были, конечно, люди, которые хотели "сыграть" на том, что случилось, жаловались, скажем так, на свое психологическое состояние. Но, как мне кажется, все это можно пережить. А что домой нас никто не отпустит – это сразу было ясно. Адекватные ребята на это и не надеялись.
Актлеку Акылбекову и другим ребятам, попавшим в госпиталь, после того как лечение закончилось, предложили: хотите – спишем вас на гражданку, хотите – дослужите. Актлек попросил, чтобы его направили в одну из подмосковных частей, но оттуда довольно быстро вернулся домой.
"Это самое страшное, что я видел в жизни"
После обрушения к казарме первыми бросились контрактники, служившие в той же части.
– Полковник Олег Пономарев жил в трех минутах ходьбы от этой казармы. Он всех и поднял. Солдаты-контрактники, офицеры еще до приезда спасателей откидывали завалы, чтоб техника могла подъехать, потом эмчээсникам помогали. Я, понятно, тоже со всеми, – рассказывает омич Алексей Гиль, в то время служивший в части по контракту. – Вообще знаете, в этом здании так или иначе все побывали – и срочники, и контрактники. Сразу думаешь: а если бы я там оказался в тот момент? Так себе ощущение…
Старший прапорщик внутренней службы ГУ МЧС по Омской области Владислав Давыдов возвращался домой с дежурства, когда поступил сигнал тревоги.
Подошел к плите, а оттуда торчит рука с зажатой шариковой ручкой. Видно, парень письмо кому-то писал
– Нас вызвали, даже не объяснив, в чем дело. Когда мы к зданию подошли, думали сначала, что это взрыв. В день присяги ведь доступ свободный в казарму был, мало ли что… – рассказывает Владислав. – Работать начали не сразу. Там на арматуринах бетонные плиты висели, вот-вот рухнут, – пришлось ждать, пока их закрепят. Не знаю, часа два, наверное, ждали.
Спасатели раскапывали завалы вручную, техника не годилась: угадать, где лежат ребята, было невозможно.
– А потом собака нашла первого парня. И мы после этого уже целенаправленно шли, знали, где искать. Откопали его. Он сильно поломан был, нога болталась, вообще весь был разбитый – на него вся эта конструкция целиком рухнула. Я всё смотрел на него и думал: это ведь чудо, что он выжил. Ну, вытащили его, погрузили. Пошли искать дальше. В "минуты тишины" прислушивались – вдруг кто голос подаст, – рассказывает Влад Давыдов. – И еще один момент никогда в жизни не забуду. Подошли к плите – а оттуда торчит рука пацана с зажатой шариковой ручкой. Видимо, письмо писал кому-то, когда его накрыло.
Первая группа спасателей работала до утра. Потом их сменили. Поиски солдат продолжались около 20 часов. После того, как всех нашли – и живых, и мертвых, – еще несколько дней разбирали то, что осталось от рухнувшего здания.
Целиком это видео я так и не решился никому показать. Это самое страшное, что я видел в жизни
На каске Влада Давыдова была закреплена видеокамера. Запись длилась примерно 40 минут и запечатлела, как спасатели достают из-под завалов молодого десантника. Произошло это уже к утру 13 июля. Как потом оказалось, это был последний выживший – больше спасателям никого не удалось найти живым…
– Я только через два года после обрушения, в 2017-м, показал это видео коллегам, а потом оно попало и в СМИ. Но целиком эту запись я ни разу так и не решился никому показать – слишком страшно. Это самое страшное, что я видел в жизни. Да и представьте, каково было бы родителям погибших на это смотреть. К тому же по новым законам там половину записи замазывать надо, – рассказывает Влад Давыдов.
Видео Влада Давыдова, сделанное во время спасательных работ
После того как короткое видео попало в интернет, себя на нем узнал тот самый десантник – Рустам Набиев из башкирского села Чекмагуш. Парень специально приехал в Омск, чтобы встретиться с людьми, которые его спасли.
После того, что случилось в Омске, Рустам пережил 16 операций и две клинические смерти. У него полностью ампутированы обе ноги. В какой-то момент выбор встал именно так: или ампутация, или смерть…
Уже после всего пережитого Рустам Набиев женился, в семье родилась дочь. Рустам занялся следж-хоккеем и даже стал обладателем Кубка Европы по этому виду спорта. Набиев ведет блог в Instagram и в нем часто говорит о проблемах, с которыми сталкиваются инвалиды. На прошлой неделе, например, он выложил видео, как на руках карабкается по ступеням местной поликлиники – человеку на инвалидной коляске попасть туда невозможно.
"Справедливого решения мы, видно, не дождемся"
Причины обрушения были установлены довольно быстро. Как показали экспертизы, здание еще в 1975 году, то есть за 40 лет до трагедии, строилось с серьезными нарушениями: не соблюдались положенные технологии; стройматериалы использовались не просто некачественные, но такие, применение которых в условиях сибирского климата противопоказано.
– Когда мы завалы разбирали – поражались: там на рассыпавшихся кирпичах даже следов раствора не было. Такое ощущение, что они просто были сложены друг на друга, безо всякого цемента. Ну и вместо других стройматериалов там были какие-то непонятные комки и обрывки, – рассказывает Влад Давыдов. – После Омска ведь казармы по всей стране стали проверять и нашли десятки нашли таких же аварийных. А до обрушения все выглядело вполне цивильно. Ребята, как говорят, жаловались, что вроде штукатурка внутри кое-где трещинами идет, но никто не думал, что это катастрофа. Внутрь стен ведь не заглянешь.
При строительстве и ремонте казармы было нарушено все, что только можно нарушить
Как указано в материалах дела, капитальный ремонт здания, начавшийся в 2013 году, усугубил ситуацию. Его генеральным подрядчиком была компания "Спецстройинжиниринг" – она и сейчас занимается реконструкцией объектов Минобороны, субподрядчиком – компания "РемЭксСтрой" из Нижнего Новгорода. Кроме того, к ремонту, который велся с грубейшими нарушениями, причастны оказались и партнеры "РемЭксСтроя", и структуры, руководители которых закрывали глаза на недоделки и ставили подписи под документами, разрешающими эксплуатацию аварийного здания. В числе этих учреждений, например, Управление заказчика капитального строительства Минобороны, Региональное управление заказчика капитального строительства Центрального военного округа и другие.
– Моя работа связана со строительными документами. Я лично смотрел документы по реконструкции казармы – там вообще никакие строительные нормы не соблюдались. Все, что только можно нарушить, было нарушено. Плюс у старого здания фундамент уже "поплыл". Всё вместе и привело к этому кошмару, – говорит Актлек Акылбеков.
Обвиняемыми по делу об обрушении казармы проходят 11 человек, большинство – руководители строительных организаций. Но "главным" обвиняемым стал полковник Олег Пономарев – бывший начальник учебного центра ВДВ в Омске. Тот самый, который первым поднял личный состав на спасение солдат. Ему инкриминируют превышение должностных полномочий, пособничество в злоупотреблении полномочиями и нарушение правил безопасности при ведении строительных работ, повлекшее по неосторожности гибель нескольких лиц. По мнению следствия, Пономарев должен был убедиться в безопасности здания, прежде чем разрешать заселение туда призывников, но не сделал этого.
Через два дня после аварии Олега Пономарева арестовали и отправили в СИЗО. Через два месяца перевели под домашний арест. На первом суде, когда полковнику Пономареву избиралась мера пресечения, он пожалел об одном: что ему не дали проститься с погибшими солдатами и извиниться перед их родителями. Пономарев именно поэтому просил отсрочить свое задержание хотя бы на сутки, но получил отказ.
В виновность Олега Пономарева мало кто верит. В Омске проходили пикеты в его поддержку, шел сбор подписей под петицией с требованием прекратить его уголовное преследование. С таким же ходатайством к следствию обращались пострадавшие десантники и родители погибших ребят. Им отказали.
Алексей Гиль, служивший в учебном центре Омска одновременно с Пономаревым, создал в соцсетях группу в его поддержку.
– В учебном центре все за Олега Юрьевича. Я видел отношение этого человека к солдатам, к офицерам. Он переживал проблемы всех людей – неважно, контрактник ты, срочник, солдат или офицер. Понимающий человек. Сразу после случившегося он не испугался – встретился с родителями ребят, всё объяснял им, как и что произошло. Представляете, как это тяжело? Родители ведь в первую очередь не армию винят, а непосредственного начальника…
Выдернут с пенсии какого-нибудь деда, который строил это здание полвека назад, и посадят. А виновные от наказания уйдут
После того как Олега Пономарева выпустили из-под домашнего ареста, он уехал из Омска. Работает в Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище – там он преподавал до перевода в Омск. Обвинения с него так и не сняты. С журналистами Олег Пономарев не общается.
– Вы знаете, а я ведь видел его буквально вчера. Ездил к нему в Рязань, – рассказывает бывший десантник Леонид Кириков (сам он живет в Магнитогорске). – Олег Юрьевич – мы с ребятами, когда под его началом служили, звали его Олерой – настроен в целом оптимистично. Говорит, вроде есть надежда, что следствие развернется в сторону здравого смысла. Но все-таки считает, правда будет на стороне тех, у кого друзья влиятельнее. От себя могу сказать: это достойнейший человек и боевой командир. Если ему даже сейчас доверили образование офицеров, это о многом говорит. Но я только в одном его не понимаю. Он таким патриотом остается… а как им можно оставаться в нашей стране, после всего, что случилось? Вот в Омске его так нагнули… Да и я ведь с ним что ездил обсуждать – нас в свое время, еще много лет назад, с боевыми после командировки кинули. Меня, его и еще сто ребят. А сейчас я нашел человека, который это сделал – документы про это кидалово подписал. Хотел вот с Олероем посоветоваться – как быть. А он продолжает служить, продолжает верить, хотя видит все это…
Никто из ребят, переживших трагедию в Омске, тоже не верит, что решение по делу об обрушении окажется справедливым.
– Честно сказать, мне эти разборки вообще неинтересны. Только парней жалко. Чем больше лет проходит, тем труднее найти концы, и я почти уверен, что в итоге пострадают невиновные. Найдут какого-нибудь деда, который бог знает в каком году это здание строил, выдернут с пенсии и посадят. Ну и за командира части я хотел бы заступиться. Не он виноват, а те, кто это здание принимал, – говорит Марк Лебедев.
Родителям погибших заявили, что Минобороны пострадало больше всех
– Нам обещали, что расследование в два года уложится. Прошло четыре – а результата нет. Следователи иногда звонят, объясняют: это потому, что открылись новые обстоятельства, – рассказывает Актлек Акылбеков. – Сейчас вроде бы доказательства собраны в полном объеме, но теперь обвиняемые знакомятся с материалами дела. При этом каждый обвиняемый хочет видеть не копии документов, а оригиналы. А оригиналы в Москве. Все живут в разных городах. И то ли сами ездят в Москву на эти оригиналы посмотреть, то ли эти тома по городам возят – не знаю, но опять дело затягивается.
– Я общаюсь с родственниками погибших парней – с родителями, с женой одного призывника, с сестрой другого... Они не то что смирились, но, как мне кажется, уже не верят нашему государству и правосудию, – говорит Роман Торин. – Им за погибших сыновей должны были выплатить компенсации. Официально заявлялось, да и в СМИ тиражировалось, что выплатят 5,8 млн рублей каждой семье. Но мне родители ребят говорили, что таких денег они не получали. Некоторые подавали в суды и проиграли. Отец одного из погибших мне потом рассказывал: им на суде заявили, что Министерство обороны пострадало больше всего. То есть они на некачественном ремонте деньги отмывают, а в итоге оказались главными пострадавшими. И даже памятник погибшим напротив казармы родители ставили за свои средства...
О том, что не верит в справедливость, заявлял и Рустам Набиев. Добавил при этом: жалеет, что в России нет смертной казни…
Как рассказал Актлек Акылбеков уже накануне выхода этого материала, уголовное дело об обрушении казармы в Омске будет передано в суд в августе – об этом ему сообщили следователи. Рассмотрение в суде уголовного дела, материалы которого составили 500 томов, может продлиться по меньшей мере несколько месяцев.
