В Иркутской области в начале марта по делу о пытках заключенных задержаны начальник исправительной колонии №6 и начальник оперативного отдела СИЗО №1. Одну из жертв избивали, а затем изнасиловали шваброй, другому осужденному ввели в прямую кишку включенный кипятильник, после чего он взорвался. Однако правозащитники и родственники заключенных рассказывают и о других случаях пыток в колониях Приангарья, которые скрывают сотрудники ФСИН.
Провисеть несколько дней без одежды, распятым на двухъярусных шконках, быть изнасилованным черенком швабры и связанным несколько дней пролежать под кроватью, неделями терпеть прижигания кипятильником по всему телу и побои руками, ногами и любыми подручными предметами. Заключенные и задержанные рассказали редакции Сибирь.Реалии о том, как им удалось выжить в колониях и изоляторах Иркутской области, а родственники погибших заключенных – почему они не верят в самоубийство своих родных. И все они о том, почему пытки – система и рутина для местного ФСИН.
"Настя, мне не дожить"
6 марта из исправительной колонии №15 Ангарска в Иркутской области после жестокого избиения в реанимацию был госпитализирован 37-летний заключенный Евгений Рыльский.
Основатель правозащитной организации Gulagu.net Владимир Осечкин получил от четырех разных источников, в том числе из ФСИН, информацию о том, что Рыльского в тяжёлом состоянии госпитализировали в тюремную больницу ИК-6, расположенную в Иркутске, спустя несколько суток после избиения. "У него разорвана селезёнка, сломана ключица, повреждены внутренние органы, также медики обнаружили... пролежни. То есть Рыльского избили и более 3–4 суток он лежал в тяжёлом состоянии в ИК-15 и его прятали от московской комиссии, как прятали под нарами Тахиржона Бакиева", – сообщил Осечкин, отметив, что травмированного увезли в больницу соседнего города, а не в Ангарск.
7 марта три источника из четырех, в том числе сотрудники ФСИН, сообщили правозащитнику о смерти Рыльского от травм в тюремной больнице ИК-6. Другой анонимный источник из числа заключенных колонии сообщил, что информация о смерти была распространена по колонии для того, чтобы избежать вмешательства сотрудников ИК-15, откуда привезли травмированного Рыльского. Правозащитники предполагают, что как и других заключенных из ангарской ИК-15, пострадавших от пыток в колониях и изоляторах после апрельского бунта, Рыльского травмировали "прессовщики", выбивая признание в организации бунта в колонии Ангарска.
Официально ФСИН ситуацию не комментировал – звонки в пресс-службу сбрасываются, редакция отправила письменный запрос – ответ на него не получен.
В конце прошлой недели в исправительной колонии №25 в городе Вихоревка Иркутской области мёртвым был найден заключённый из Тувы Адыгжы Аймыр-оол. Родные погибшего сначала узнали об этом по телефону от других заключенных, а спустя сутки из колонии, наконец, позвонили матери Адыгжы.
– Мать лежит сейчас, не может принять это все. Не знаю, как повезем ее в Иркутск, надо же тело забирать, – говорит невестка погибшего Анайхал Аймыр-оол. – В колонии нам сообщили, что смерть ненасильственная, что, мол, он сам себя убил. Но как же это возможно?! Ведь он сидел в одиночной камере! Где он шнур-то взял?
Перед этим родные Адыгжы, по словам Анайхал, получили сообщение о том, что ему якобы угрожают из-за его письма родным на тувинском языке, в котором он жаловался на условия содержания в колонии, насилие и угрозы.
– Оттуда ему запрещали и звонить, и писать родным. Хотя до перевода в эту колонию Адыгжы звонил матери и писал нам в соцсети. Заключенные, когда сообщали его смерти, передали, что перед этим у Адыгжы якобы требовали отказаться от письма с жалобами на обращение и побои. Он его писал на тувинском, но кое-какие русские слова, которых в тувинском нет, показались подозрительными – вот документ и не пропустили. Угрожали, мол, и требовали отказаться. Он письмо не отозвал и какие-то "двое парней" к нему в камеру заходили накануне его смерти, перед ужином – вот так нам сказали. Конечно, мы поверили – заключенные, по крайней мере, нам сразу сообщили о его смерти, а не сутки спустя. В его суицид вообще поверить невозможно – он такой парень был стойкий, не верю, что при живой матери такое мог с собой сам сделать!
Владимир Осечкин уточняет, что тело Адыгжы обнаружили в камере-одиночке 26 февраля во время вечерней проверки.
– На теле тувинца есть вероятные следы насильственной смерти, но администрация ИК оформляет это как якобы суицид. Вопрос – что делал 26-летний парень в ИК особого режима?! – восклицает Осечкин.
По словам родственников Адыгжы, в ИК-25 он оказался в октябре 2020 года после того, как был признан виновным в хищении (ст.161 ч.1 УК РФ). В пресс-службе регионального управления ФСИН редакции заявили, что заключенный Аймыр-оол покончил с собой, и по факту его смерти в колонии проводится служебная проверка.
– На место прибыли сотрудники полиции и прокуратуры. Информация о признаках насильственной смерти, обнаруженных на теле осужденного, распространяемая в некоторых СМИ, не соответствует действительности, – заявили в ведомстве.
На прошлой неделе родственники другого заключенного – Антона (Тахиржона) Бакиева – впервые увидели его после того, как случайно узнали о том, что Антона избили и изнасиловали и он находится в больнице после сложных операций из-за травмы внутренних органов в тяжелом состоянии.
– 24 февраля впервые увидела своего мужа после этого... случая. Он с трудом ходит, после этой травмы и операции – повсюду с калоприемником. Ну как ходит – еле передвигается, даже сидеть ему тяжело, – жена пострадавшего заключенного Анастасия Бакиева с трудом подбирает слова. – У нас маленький ребенок, я еще долго восстанавливалась после операции на сломанной руке, поэтому приехать-встретиться долгое время не могла. На Рождество он звонил уже из колонии №6 (ранее сидел в ИК-15 Ангарска), по голосу вроде все было нормально, поздравлял нас с праздником, спрашивал, когда я смогу приехать – обещала в конце февраля. А в конце января мне звонит Наргиз – от других заключенных она случайно узнает обо всех этих пытках. Дозвониться пыталась почти месяц, с трудом добилась подтверждения, что он в больнице той самой колонии №6 – где его били и пытали. Сначала мне по телефону говорили, что он в нормальном состоянии, потом – что в таком плохом, что не может подойти к телефону.
Анастасия говорит, что мужа просто не узнала, настолько он изменился. По его словам, в январе его поместили в пыточный "режимный отряд" №10, где содержатся заключенные-"разработчики", исполняющие поручения оперативников ГУФСИН.
– После перевода Бакиева в помещение отряда №10 осуждённые-разработчики по надуманным причинам устроили конфликт, оскорбляли мусульманина Бакиева, порвали его Коран. Бакиев обратился за помощью к сотрудникам колонии. Вместо защиты и помощи, оперуполномоченные оперативного отдела ИК-6 Ерохин и Медников применили силу к Бакиеву, связали его скотчем, обеспечили его заведомо беспомощное состояние, после чего затащили его в отряд №10 и передали в руки капо-разработчикам, которые при оперативниках начали избивать и пытать Бакиева, – передает слова Бакиева Осечкин. – После избиения Бакиева изнасиловали шваброй, повредив ему внутренние органы и причинив тяжкий вред здоровью. Избитого и изнасилованного Бакиева бросили под кровать, и заставили его сумками, чтобы никто не видел жертву пыток. Более двух суток Тахиржон Бакиев пролежал под нарами, при проверках на его имя на перекличке отзывался другой осуждённый-разработчик, и таким образом разработчики и оперативники ИК-6 скрывали ЧП и особо тяжкие преступления.
Анастасия Бакиева признается, что ни она, ни муж не считают, что в больнице колонии ему оставаться безопасно. Однако все ходатайства Антона о переводе в другое медучреждение ФСИН, по ее словам, были отклонены.
– Понимаете, он сейчас вообще нигде не чувствует себя в безопасности: он писал жалобы членам Общественного народного контроля (ОНК) – на минуточку, вызвать комиссию ОНК стоит денег – пять (!) тысяч рублей. А что в итоге? После каждой такой комиссии все по новой начиналось. Позже мы выяснили, что одна из ОНК – гражданская жена "разработчика", который осужден по тяжкой статье и находится в СИЗО-1, – рассказывает Бакиева.
Формально за приглашение членов ОНК заключенные платить не должны, но пятеро наших собеседников из числа задержанных и правозащитников назвали именно эту сумму. По словам экс-члена ОНК Иркутской области Павла Глущенко, расходы на бензин, чтобы доехать до учреждений, члены ОНК должны оплачивать из своих средств, но некоторые его коллеги позволяли себе брать "на расходы" у заявителей жалоб – под видом "добровольной материальной помощи".
По данным Осечкина, после того как информация о возможных пытках Бакиева стала широко известна в СМИ, были задержаны сотрудники колонии №6 – оперативники Ерохин и Медников. В пресс-службе ГУФСИН отказались подтвердить или опровергнуть эту информацию, сообщив на сегодня о задержании и последующем аресте начальника исправительной колонии №6 в Иркутске Алексея Агапова. "Начальник ИК-6 задержан в рамках расследования уголовного дела о пытках заключенного Тахиржона Бакиева", – сообщили в пресс-службе ведомства, не назвав имени руководителя колонии.
По словам Осечкина, статуса подозреваемого нет у одного из основных истязателей Бакиева – осужденного Артёма Павлова.
– 18–19 января 2021 года, по свидетельству Бакиева, он в пресс-бараке (отряд №10 "Безопасное место", подконтролен оперативному управлению ГУФСИН и отделу "М" УФСБ) более двух часов вставлял деревянную палку в задний проход Тахиржону Бакиеву, которого удерживали силой не менее 6 "разработчиков". В числе последних, согласно показаниям Бакиева, осужденный Денис Рязанцев (рецидивист, повторно осужденный в марте 2016 года за пытки и убийство арестованного на время следствия Александра Честюнина, совершенное в октябре 2013 года в "пресс-хате" №429 СИЗО-1 Иркутска). Тахиржону повредили не менее 75 сантиметров кишечника, причинив тяжкий вред его здоровью и сделав из здорового парня инвалида с калоприёмником, – говорит Осечкин.
Родные заключенного Кежика Ондара из Тувы (в декабре 2020 года стало известно о том, что Кежика Ондара госпитализировали – из-за разорванной прямой кишки он стал инвалидом) и Бакиева (ранее оба отбывали срок в колонии №15 Ангарска) сообщили, что у обоих выбивали признательные показания в организации бунта, который произошел в ангарской колонии №15 в апреле 2020 года. Во время бунта свыше 200 заключенных нанесли себе увечья в знак протеста против пыток. Всего, по данным правозащитников, пострадали около 300 человек.
"Раздевали догола, ставили на растяжку"
В качестве доказательств того, что пытки в учреждениях иркутского ГУФСИН давно приняли системный характер, правозащитники выкладывают в интернете десятки показаний задержанных и заключенных. Некоторые из них датируются началом нулевых годов, другие – совсем свежие.
Задержанный в 2018 году житель Бодайбо Павел Фёдоров рассказывает, что провел в пыточном СИЗО-1 больше года.
– 28 октября 2018 года зашел туда и в начале декабря 2019 года вышел. Задержали меня 24 октября в Бодайбо иркутские оперативники Пашков и Баннов по сфабрикованному делу (обвинение так и не было выдвинуто) о якобы мошенничестве с ГСМ. Какие доказательства? Их пытались выбить – меня били еще при этапировании в Иркутск. В СИЗО-1 сажали в "пресс-хаты" к самым матерым прессовщикам, осужденным за тяжкие преступления по кличке Мафия и Яровой. Раздевали догола, ставили на растяжку – это когда звездой привязывают к шконкам – и так я по двое-трое суток висел, ходил под себя. Они это все уберут и по новой пытать – прижигали кипятильником ладони, ноги, по всему телу. Когда уже невмоготу – подписывал признательное, что делать?! Только меня в обычную камеру переведут – я отказное. И спустя время меня опять обратно – к прессовщикам. На третий раз они аж сами удивились: "Ты чего, бессмертный, что ли?" – вспоминает Фёдоров. – Видите, зубов у меня мало: в один из таких заходов, когда тащили в "пресс-хату", я извернулся у охраны и побежал, передал бумагу, где все пытки описал, сотруднику более-менее нормальному на вид (этот хотя бы не водил меня сам к прессовщикам). Меня, конечно, поймали – и давай пытать еще хуже, вот половину зубов выбили. А жалоба – нет, никуда не дошла. Как и ОНК – я раз пять оплачивал их приход: каждый раз следователи СИЗО сочиняли им сказку, что я, мол, на каких-то следственных действиях (хотя я сидел там безвылазно), поэтому не выхожу. А они, разумеется, "верили", пока я на растяжке, например, висел.
По словам Федорова, несмотря на то что его дело фактически развалилось за отсутствием доказательств, другой житель Бодайбо, который свидетельствовал против него, получил свой срок.
– Думаю, из него эти показания на меня таким же образом выбивали. Меня же тоже заставляли писать на всех подряд – кто жил по соседству, с кем работал. В первой же камере заключенные дали бумагу и ручку: "Пиши", я – им: "Вы не следователи, не адвокаты, с какой стати?!" В итоге свои признательные, конечно, под пытками "украшал" бодайбинскими подробностями, которые иркутяне не знали, но против других не лжесвидетельствовал. Зачем им я? Точно я до сих пор не знаю, может, для раскрываемости – передо мной арестовали двух эфэсбэшников из Бодайбо.
Другой задержанный, девять месяцев также отсидевший в СИЗО-1, Адам Гисаев, считает, что ему удалось выбраться из изолятора только благодаря тотальным нестыковкам в материалах дела, которое ему пытались вменить.
– С 26 марта 2018 года по 12 декабря 2019 года в этом СИЗО провел, – рассказывает Гисаев. – Я эти девять месяцев до конца жизни не забуду! Я сам из Грозного, приехал в Иркутск на заработки, буквально за пару месяцев до этого задержания, а они пытались мне повесить старое преступление, когда меня там и не было. Возможно, это и спасло. Ну как спасло – в 406-й камере меня почти все это время с некоторыми перерывами бил осужденный, известный в изоляторе как Мафия. Не насиловали, но били так, что я зашел туда 96 килограммов весил, вышел – 69. Меня друзья встречали – не узнали. Ну, конечно, сотрудники были в курсе! Как думаете, кто в камеры к прессовщикам приводил тех, кого "колоть" надо было?!
И Гисаев, и Федоров упоминают в этой связи оперативника СИЗО-1 Сурина, а про замначальника изолятора по вопросам безопасности Антона Самару Федоров сообщил, что был в его кабинете и лично заявлял о пытках и "выбивании" показаний (по данным источников Gulagu.net, Самара сейчас переведён в отдел собственной безопасности ГУФСИН по Иркутской области).
– Что мне ответил? Сказал так спокойно: мол, ты чего ждешь – убийства или чтобы из тебя "опущенного сделали"? Удивило? Уже нет. При мне заявление другого избитого задержанного о пытках на имя Мокеева (Игорь Мокеев, начальник СИЗО-1. – Прим. СР) следователь изолятора порвал – этот бедолага обложил себя туалетной бумагой и пытался сжечь, – вспоминает Фёдоров.
В конце января ГУФСИН по Иркутской области уволил руководителя СИЗО №1 Игоря Мокеева. 3 марта по делу о пытках, в котором уже фигурируют десятки пострадавших из числа задержанных и арестованных, был задержан начальник оперативного отдела СИЗО-1 Максим Вольф – 4 марта суд Иркутска отправил его под домашний арест. Примечательно, что ФСИН до сих пор отмечает, что противоправные действия в отношении пострадавших были совершены осужденными, никак не упоминая косвенное или прямое участие в этом сотрудников службы исполнения наказаний.
Правозащитники отмечают, что суд пытки в СИЗО-1 подтвердил как минимум 8 лет назад, когда осудил убийц предпринимателя Честюнина.
– Вдова убитого предпринимателя Александра Честюнина Екатерина еще в 2013 году подробно рассказывала, как оперативники УБОП УМВД и ГУФСИН организовали пытки и поместили в "пресс-хату" её мужа, как его били, пытали и убили в процессе принуждения к даче показаний в камере №429 ФКУ СИЗО-1 ГУФСИН по Иркутской области. Приговором Иркутского областного суда от 14 марта 2016 года установлена вина "разработчиков" – Рязанцева Д. Г., Коваленко И. С., Мадасова П. А., Ермакова В. Н., Господарика А. А., Лю Сяолуна (гражданин Китая) и Зарукина С. С. – в истязаниях и убийстве арестованного на время следствия Александра Честюнина (все семеро осуждены по ч. 2 ст. 117 УК, ч. 2 ст. 105 УК РФ; документ есть в распоряжении редакции), – перечисляет Осечкин.
По словам вдовы Честюнина, дело об убийстве Александра отказывались возбуждать несколько месяцев.
– Виновные писали ложные объяснения и лживые показания о якобы сердечном приступе Честюнина, а местные "эксперты" – фальшивые судмедзаключения о якобы смерти из-за сердечной недостаточности. Екатерина и родственники убитого забрали тело для похорон в другой регион – Челябинскую область – и сделали там независимую экспертизу, подтвердив, что Александра Честюнина жестоко били, пытали, связывали, отбили почку, били электрическим током в 220Вт, душили и топили, заливая водой лицо. Только эта экспертиза позволила добиться возбуждения уголовного дела в 2014 году. "Разработчики" дали показания и в своих апелляционных жалобах указали, что действовали по принуждению и по команде оперативных сотрудников СИЗО и УБОП УМВД, однако ни начальника СИЗО-1 Игоря Мокеева, ни начальника оперативного отдела СИЗО-1 Александра Таюрского тогда не уволили – даже не инициировали расследование. Наоборот, Таюрского повысили и перевели в отдел по взаимодействию с правоохранительными органами оперативного управления ГУФСИН по Иркутской области, – сообщил Осечкин.
Из почти десятка задержанных, находившихся в разное время в СИЗО-1 и опрошенных корреспондентом Сибирь.Реалии, только один ранее имел опыт задержаний и пребывания в учреждениях ГУФСИН, в том числе в другом регионе. По словам жителя Новосибирска Анатолия Лесных, задержанного и осужденного в Иркутске за кражу, такого "сумасвода" и садизма, как в Иркутске, он не встречал.
– Я был в СИЗО новосибирском – небо и земля. Общение сотрудников абсолютно на "вы", положено письмо – вот письмо, положено свидание – пожалуйста. С допуском адвоката никаких проблем. В Иркутске это таким контрастом показалось. Общался с человеком, который проезжал из Краснодара этапами в Иркутск, пол-России фактически – он сказал, что такого сумасвода, как в Иркутске, нет больше нигде. Везде отношение более-менее, а там просто пытки со стороны сотрудников. Допустим, есть 51-я статья Конституции РФ – право не свидетельствовать против себя, в Новосибирске ты ее используешь – сидишь и сидишь, тебя никто не трогает, могут мариновать, тянуть, но трогать тебя никто не будет. В Иркутске как такового понятия 51-й статьи нет: у них даже юмор внутренний – "Какая 51-я статья? Ее не существует!" Типа: "Ты не знал? В Иркутске закон не действует!" Иркутский ГУФСИН – абсолютно отдельная страна. Я так понимаю, такой режим существует несколько десятилетий: я сидел с человеком, который был в иркутском СИЗО №1 в начале 2000-х, на него еще тогда пытались повесить преступление – рассказал, три месяца прокатался по этим "пресс-хатам", его освободили. Сейчас заехал снова, и ничего не изменилось. Что, например? Вот есть там такой задержанный Руслан Исаев – его постоянно помещали при мне в карцер. То ли после очередного конфликта с сотрудниками, то ли он "вскрылся" – там все было залито кровью, мне приходилось убирать эту камеру. Прогулочные дворы, там все было залито кровью – чтобы понимали, карцер находился в подвале, а прогулочные дворы на четвертом этаже корпуса, то есть в крови, минимум, четыре этажа – подвал, через лестницу до прогулочного двора, весь прогулочный двор. Самого Руслана на период уборки отводили или в отстойник, или в кабинет оперативников. И сам он вскрывался, и разработчики – по-разному было. Разработчики – самые жесткие по кличке Мафия и Ярик, их я видел очень часто, к ним было достаточно привилегированное отношение со стороны сотрудников. Были такие ситуации часто – задержанного приводят в камеру к ним, в пресс-хату, с ним происходят противоправные действия, он о них сообщает своему адвокату или родственникам, те бьют тревогу, платят и приходит, допустим, ОНК. Или прокурор с проверкой, спрашивает: "В какой камере это происходило?" – рассказывает условно осужденный Анатолий Лесных.
Лесных застал в иркутском СИЗО "большую московскую проверку", к которой, по его словам, все сотрудники заранее готовились.
– Оперативники уже знают, что будет проверка, эту камеру "раскидывают", прячут осужденных по всему корпусу. Декабрь 2019 – январь 2020 годов – была большая московская проверка. Как раз эту "пресс-хату", особо жесткую, начали раскидывать, прятать по корпусу – Ярового спрятали у нас на корпусе в подвале одиночных камер. Так со стороны сотрудников нам поступило задание, чтобы мы провели кабели для антенн, чтобы они там поставили телевизор. То есть занимались их перевозкой, перетаскиванием их вещей, холодильников, продуктов питания. У них даже большая колонка была музыкальная (по словам Осечкина, колонка "разработчикам" выдавалась для того, чтобы заглушать крики "разрабатываемых"). А камеры маленькие, нет возможности холодильник поставить, а у них огромное количество продуктов. Нам сказали, два холодильника отнести в подсобку, где прогулочные дворики. И когда им нужны были продукты, они говорили, и с сотрудниками могли подняться наверх, условно говоря, за колбасой. Действительно VIP-обслуживание. Могли они сходить к сотрудникам и для того, чтобы позвонить. Конечно, общаться приходилось, по бытовым вопросам, но все равно страшно. Они могли обслуживающий персонал, куда переводили тоже принудительно, избить за то, что он болеет и якобы плохо моет пол. Они ему: "Ну, сейчас пройдет". И давай его за это избивать. Или брали кого-то послабее физически и прижигали кипятильником – руки от запястья до локтя. Это могло длиться по несколько дней. Под настроение, захотелось им повеселиться: "Ну-ка, иди сюда", – вспоминает Лесных.
Почему сейчас
К началу марта признательные показания в рамках уголовных дел о превышении должностных полномочий и истязаниях в учреждениях ФСИН дали уже несколько "разработчиков" и "прессовщиков" – осужденные, пытавшие задержанных и других заключенных. По словам одного из признавшихся – осужденного Сергея Шмакова, участвовать в пытках его вынудили угрозы изнасиловать и побои других "прессовщиков" и оперативников СИЗО-1 (интервью с Сергеем Шмаковым скоро будет опубликовано на сайте Сибирь.Реалии).
При этом на пытки в учреждениях ФСИН адвокаты Иркутской области жалуются уже не первый год, а их подзащитные регулярно писали заявления о пытках и побоях. Почему именно сейчас по аналогичным жалобам стали возбуждать уголовные дела и арестовывать сотрудников ФСИН? Правозащитники считают, повлияло сразу несколько причин.
– Во-первых, массовость – заключенных из ангарской колонии было вывезено под сотню. Заявления о пытках написали уже примерно 50 – это число заключенных, уже зафиксированных в статусе пострадавших по делу, – уточняет адвокат одного из пострадавших Дмитрий Дмитриев. – Во-вторых, повлияло то, что эти пытки в отдельных случаях привели к таким жутким последствиям для здоровья: минимум, двое – Кежик Ондар и Тахиржон Бакиев – стали инвалидами. Такое не скроешь, и публикации в СМИ об их истязаниях вызвали большой резонанс. Хотя даже к ним [Ондару и Бакиеву] не удалось сразу прорваться ни родным, ни адвокатам. Помогло еще то, что дело сразу вышло на федеральный уровень – заключенные ведь из Тувы, плюс правозащитники писали заявления сразу на генпрокурора, на омбудсмена федерального – такое уже трудно замять. Кроме того, ставить точку еще рано – не все обвиненные пострадавшими на сегодня получили статус хотя бы подозреваемых. И не всем подозреваемым избрана адекватная мера пресечения – к примеру, начальник оперативного отдела СИЗО-1 Максим Вольф, который проходит по самому серьезному обвинению (имею в виду, что он был задержан в рамках дела, где больше всего пострадавших – около 50 человек), вчера был отпущен из изолятора временного содержания под домашний арест.
