Строительство хранилища ядерных отходов под Красноярском продолжится, а опасное производство по переработке отходов АЭС только расширится, утверждают экологи. Все это происходит всего лишь в 50 километрах от краевого центра. А экологическое НКО, которое в течение нескольких лет борется со строительством могильника для радиоактивных отходов, в ближайшее время может прекратить свое существование. Подробности – в материале Сибирь.Реалии.
Арбитражный суд Красноярского края принял к рассмотрению иск администрации города против КРОЭО "Природа Сибири", и, если он встанет на сторону властей, экологам придется оплатить более 500 тысяч рублей штрафа за "незаконное" использование помещения, что равнозначно закрытию проекта.
Сами экологи убеждены, что причиной их нынешних бед стала критика проектов "Росатома" в регионе. Именно "Природа Сибири" возглавила кампанию против размещения пункта глубинного захоронения радиоактивных отходов в Железногорске, закрытом городе-спутнике, расположенном неподалеку от столицы Красноярского края.
Действующий здесь Горно-химический комбинат в советское время производил оружейный плутоний, но позже был перепрофилирован под хранение и переработку отработанного ядерного топлива. Этим летом "Природа Сибири" сумела добиться приостановки лицензирования второй очереди так называемого "опытно-демонстрационного центра" по радиохимической переработке отходов.
Однако "Росатом" не отказался от своих планов по захоронению под Красноярском самых опасных классов радиоактивных отходов, утверждают экологи. И именно в этом видят причину своих нынешних проблем.
– Мы не боремся с властями, даже сотрудничаем, но критикуем "Росатом" за то, что он делает в нашем регионе. Если теперь арбитражный суд нам штраф все-таки засчитает, то организацию придется ликвидировать, выплатить такие деньги властям мы не сможем, – говорит руководитель направления по ядерной и радиационной безопасности КРОЭО "Природа Сибири" Федор Марьясов.
Ядерное наследство
История противостояния экологов с "Росатомом" началась в 2013 году. Но проблемы, приведшие к этому противостоянию, уходят глубоко в историю. За долгие годы существования еще советского ядерного проекта в стране были накоплены значительные объемы радиоактивных отходов. Только к 2016 году на предприятиях Российской Федерации суммарный накопленный объем твердых радиоактивных отходов всех видов составил более 500 миллионов (!) кубических метров. Значительную часть самых опасных из них составляет отработанное ядерное топливо, производимое 35 энергоблоками российских АЭС, атомных ледоколов, подводных лодок и исследовательских реакторов.
Дело в том, что обогащенный уран, "расходуется" в реакторах не полностью, а лишь на 4–5%. Полностью "сгорает" в нем лишь один изотоп, уран-235. Оставшееся же отработанное топливо состоит в основном из так называемого "обедненного" малоактивного урана-238, непригодного для использования в обычном реакторе, некоторого количества радиоактивного плутония-239 и радиоактивных продуктов распада, таких как изотопы стронция и цезия.
Общая схема обращения с таким отработанным топливом, производимым на российских АЭС, сейчас выглядит так: сперва трубки с ураном достают из активной зоны реактора и помещают на срок от 3 до 12 лет в специальные бассейны, расположенные при самих станциях. По мере того, как топливная сборка становится менее активна, ее готовят к транспортировке, грузят в специальный контейнер на железнодорожной платформе и доставляют до места захоронения. Как правило, на ПО "Маяк" на Урале или на Железногорский горно-химический комбинат (ГХК). Тут трубки еще раз охлаждают водой, снова помещают в специальные бассейны, а через пять лет перевозят уже во временное сухое хранилище.
Период полураспада 239-го плутония – 24 000 лет. Так что в каком-то смысле, считают экологи, бесконечное накопление отработанного ядерного топлива – это часовая мина, подложенная под экологическое благополучие будущих поколений.
Поэтому еще в советское время как альтернативу захоронению была предложена идея так называемого "замыкания топливного цикла" – системы переработки, где разные типы реакторов, работая на разных видах топлива, взаимно обеспечивают друг друга источником энергии.
Горно-химический комбинат в Железногорске под Красноярском еще в советское время занимался переработкой топлива для изготовления оружейного плутония. В 90-е годы "военное" производство закрыли. Но уже к концу десятых в рамках соответствующей федеральной целевой программы, в Железногорске был создан первый пусковой комплекс так называемого "опытно-демонстрационного центра" (ОДЦ), способный переработать до 5 тонн отходов в год, а теперь планируется к пуску второй комплекс, на котором в ближайшее время можно будет перерабатывать до 250 тонн топлива из тепловодных реакторов.
Во всей приведенной схеме есть только одна загвоздка: переработать все отходы в новое топливо невозможно. В процессе переработки отработанного ядерного топлива предполагается выделение из него неперерабатываемых высокоактивных отходов с последующим их "остекловыванием", то есть превращением в стекло (для этого остатки топлива смешивают со стеклообразующими добавками и нагревают до высоких температур), и хранением.
На выходе комбинат будет получать отходы 1-го и 2-го классов. Но до недавнего времени хранилищ для финальной изоляции радиоактивных материалов такого класса в России просто не было. С планами построить такое в Железногорске и возник скандал.
Угроза для миллионника
Радиоактивные отходы хранили в Железногорске и ранее. Так, "мокрое" хранилище тут эксплуатируется с 1986 года, первая очередь "сухого" функционирует с 2012 года, вторая была запущена в 2016-м. Но то были "временные" хранилища, а теперь возникнуть должно было "постоянное", предназначенное для "финального захоронения".
Тут-то экологи, в том числе и выселяемая теперь из офиса "Природа Сибири", подняли скандал.
По их мнению, горные породы, в которых должен быть оборудован могильник (хранилище), исследованы недостаточно, а само его расположение в 4 километрах от берега Енисея чревато природной катастрофой, поскольку грунтовые воды, примыкающие к полости будущего могильника, связаны с притоками реки.
Несколько лет назад Марьясов как член общественной комиссии по контролю за деятельностью "Росатома" на территории Красноярского края стал автором обращения к президенту с просьбой отменить опасное, по его мнению, строительство. Поскольку петицию в итоге подписало почти 150 тысяч человек, а история попала в федеральные СМИ, очень скоро с обыском к экологу пришла ФСБ. Но по следам скандала атомщики поспешили уверить общественность, что сейчас речи о строительстве могильника не идет, а на площадке оборудуется пока только подземная лаборатория, задача которой выяснить, есть ли условия для строительства могильника или нет.
Марьясов, впрочем, считает, что атомщики тут пошли на уловку. "Росатом" говорит о подземной лаборатории в основном для отвода глаз, убежден общественник, а по факту в Железногорске готовится строительство именно могильника.
– Подземная лаборатория – это миф, строить там все равно собираются хранилище, потому что если вы посмотрите на госзакупки, которые сейчас производятся под этот объект, то вы увидите, что линия ЛЭП там подтягивается такой мощности, какая для лаборатории немыслима. То есть она сразу строится под могильник, равно как и пристанционная железнодорожная база, которая рассчитана на одновременный прием сразу нескольких железнодорожных составов. Для лаборатории такая база не нужна, – настаивает эксперт.
Марьясов подчеркивает, что на схеме территориального планирования никакой лаборатории нет: "Если вы ее откроете, вы увидите не лабораторию, а объект под названием ПЗРО-4, пункт изоляции радиоактивных отходов 1-го и 2-го классов с указанием конкретного их количества", – говорит он.
Более того, если сейчас "могильник" и опытно-демонстрационный центр по переработке отработанного топлива подаются как два самостоятельных объекта, то еще в российском национальном профильном докладе за 2017 год открыто указывалось, что на территории Железногорского "ГХК" предполагается создание "интегрированного централизованного комплекса", включающего: хранилища "мокрого" и "сухого" типа, переработку и производство уран-плутониевого топлива. А в ранних публикациях, посвященных объекту, и вовсе открыто заявлялось, что подземные пространства Нижнеканского гранитоидного массива будут использованы для захоронения тех самых "остекленных" высокоактивных отходов, что останутся на объекте после переработки топлива.
– Лаборатория в Железногорске безусловно является этапом строительства могильника. Это говорилось даже в документах "Росатома", – объясняет физик и эксперт программ "Против ядерных и радиационных угроз" и "Безопасность радиоактивных отходов" Российского социально-экологического союза (РСоЭС) Андрей Ожаровский. – Поскольку никто еще, кроме США, пока такого могильника не смог построить, а во всех странах Европы проекты подобно нашему сперва реализуются на уровне подземных лабораторий. Сейчас это международный стандарт. Но "Росатом" пошел на создание лаборатории только тогда, когда понял, что большая часть оборудования и объектов, которые сейчас создаются под вывеской лаборатории, смогут быть использованы как часть хранилища. То есть в будущем станут частью инфраструктуры могильника.
Общие схемы подземного объекта можно увидеть на многочисленных презентациях, проводимых в прошлом самими ядерщиками. По всей видимости, он будет представлять собой три вертикальных ствола (технологический, вентиляционный и один дополнительный), а также систему горизонтальных выработок на глубине 450 метров, окаймляющих площадь будущего размещения камер с отходами, с одной поперечной выработкой внутри указанного контура. Это и есть первая, "пробная", камера могильника, в которой будут проводиться эксперименты.
Сравнение этих схем с проектами зарубежных аналогичных хранилищ позволяет предположить, что для того, чтобы "лаборатория" стала "могильником", рядом с пробной камерой внутри периметра в будущем будет достаточно лишь прорезать несколько новых "штреков".
– Судя по всему, действительно подземные сооружения лаборатории будут использованы как часть хранилища, если решение о его открытии будет принято, – объясняет еще один эксперт, координатор программы "Безопасность РАО", директор красноярской экологической организации "Плотина" Александр Колотов. – Это вопрос простой рентабельности, зачем строить все эти лифты и стволы, если вы их не сможете использовать дальше. Но для превращения лаборатории в хранилище потребуется проведение дополнительных работ.
Он подчеркивает, что по заверениям "Росатома" никакого захоронения радиоактивных отходов в лаборатории, до того как ученые закончат свои эксперименты, не планируется. Впрочем не все эксперты готовы доверять этим заверениям.
– Я не уверен, что в том случае, если исследование докажет, что породы не подходят для изоляции отходов, "Росатом" просто закопает уже вложенные в объект деньги и примется искать другое место, – говорит Ожаровский.
Действительно, только на строительство подземных коммуникаций в Железногорске государство планирует потратить 5,5 миллиарда рублей, как это следует из соответствующего закрытого контракта, опубликованного на сайте госзакупок. Еще почти в миллиард обойдется поставка подъемных установок для шахты.
Более того, сама технология переработки, использование которой предполагается в Железногорске, у многих из экологов вызывает нарекания:
– Отходы от переработки отработанного ядерного топлива во всем мире, в том числе и в Германии, и в Финляндии, складируют в подземных хранилищах, – замечает и руководитель энергетического отдела "Гринпис" России Владимир Чупров. – Но экологи по всему миру в принципе выступают против самой идеи такой переработки, поскольку она предполагает производство нового плутония.
– Если дневная норма плутония – а это в случае Железногорска шесть килограммов, которые циркулируют в производстве, – будет выброшена в воздух, зона аварийного заражения в таком случае составит радиус в 60 километров, причем это будет земля, непригодная для жизни в течение тысяч лет. И в случае любого ЧП речь будет идти о эвакуации всего миллионного Красноярска, – говорит Марьясов.
"Росатом" против "Росветра"
– Я могу напомнить, что две крупнейшие по масштабу после Чернобыля радиационные катастрофы, произошедшие в Советском Союзе, были связаны именно с переработкой отработанного ядерного топлива. То есть экспериментально доказано, что процесс переработки напрямую опасен, и тут могут возникать и уже возникали аварийные ситуации катастрофического характера, – подчеркивает Андрей Ожаровский. – В 1957 году на комбинате "Маяк" взорвался бак с жидкими радиоактивными отходами, в 1993-м в Северске взорвалась часть установки по переработке, на сленге ядерщиков "аппарат". Первая авария привела к появлению Восточно-Уральского радиоактивного следа, который до сих пор с нами, и протянулся на 300 километров от точки аварии. Эта территория сильно загрязнена стронцием и другими элементами. След от аварии близ Томска протянулся всего на 30 километров, но там в окружающую среду вышел именно плутоний. То есть эта территория стала непригодной для жизни даже не на века, а на тысячелетия.
Он особо подчеркивает, что пока нет никаких гарантий, что такая катастрофа не случится под Красноярском. Более того, и слово "переработка" в случае с железногорским производством, по его мнению, стоит употреблять только в кавычках. Поскольку этот "крайне неудачный термин... не совсем точно описывает суть процесса, имеющего место на самом деле".
– По факту мы имеем дело с выделением урана и плутония из отработанного ядерного топлива, и этот процесс, как ни странно, не уменьшает, а увеличивает объем радиоактивных отходов, – объясняет он. – Новые радионуклиды не возникают, но масса отходов возрастает. Так, по данным самого "Росатома", из одной тонны отработанного ядерного топлива в результате процесса выделения урана и плутония из него образуется 4,5 тонны высокорадиоактивных отходов, 150 тонн среднеактивных и две тысячи жидких низкоактивных отходов, которые, как мы знаем, невозможно привести в безопасное состояние. Комбинат "Маяк" их долгое время выливал в реку Теча, а сейчас собирает в озера. Именно поэтому в США, в стране, придумавшей эту технологию, переработка отработанного топлива на атомных электростанциях давно не производится и запрещена, – настаивает эксперт.
Впрочем, как убеждены многие опрошенные нами эксперты, сам по себе процесс переработки имел смысл только в условиях гонки вооружений, когда соперничающим сверхдержавам был крайне нужен оружейный плутоний, и они были готовы за него платить любую экологическую цену. Теперь времена поменялись, просто не все страны готовы следовать за этими переменами.
– Мировая тенденция заключается в том, что атомная энергетика замещается возобновляемой, бестопливной. Но у нас нет госкорпорации "Росветер" или "Россолнце", а "Росатом" есть. Именно поэтому возобновляемая энергетика в России проигрывает. У нее нет своего лоббиста на уровне правительства, – говорит Ожаровский.
Доверие и контроль
Стоит признать, что в значительной степени спор "Росатома" и экологов – это спор о доверии. Отходы, как минимум уже имеющиеся, нужно захоронить, альтернативы подземному их хранению пока нет, а переработка и "замкнутый цикл" выглядят все-таки как шаг к решению проблемы. В том случае, конечно, если верить утверждением госкорпорации о безопасности и первого, и последнего.
– У нас выстроена система, в которой "Росатом" является и государственной корпорацией, то есть хозяйствующим субъектом, продающим энергию и получающим прибыль, и федеральным органом власти, ответственным за отрасль одновременно, – говорит Ожаровский. – Верить "Росатому" нельзя, поскольку компания является заинтересованной стороной. Тем более что у нас нет системы независимой экспертизы и общественного контроля за проектами "Росатома", о которых идет речь.
Другой эксперт, к которому обратились Сибирь.Реалии, говорит о том, что все в этой истории упирается в отсутствие эффективного общественного контроля:
– У "Росатома" большие зарубежные проекты, и эта компания очень чувствительна к вопросам репутации, у меня нет оснований считать, что они все врут. Если мы не доверяем ни одному слову "Росатома", то никакой диалог невозможен, — говорит руководитель красноярской экологической организации "Плотина" Александр Колотов. – И это проблема общественного контроля, которую именно экологическое сообщество, занимающее радикальную позицию, создать не готово.
Впрочем, лицензирование и пуск второй очереди линии переработки отработанного топлива в городе Железногорске совсем недавно красноярским экологам все же удалось немного затормозить.
– 13 ноября 2020 года по ней должны были состояться общественные слушания, эта процедура носит совещательный характер, но является обязательной. Накануне их проведения под предлогом коронавируса нам был запрещен въезд в Железногорск, – говорит Марьянов. – А потом нас просто обманули. Нам предложили сперва ввиду сложной эпидемиологической обстановки участвовать дистанционно, а потом просто не допустили до голосования. В итоге мы оспорили в местном городском суде позитивные для атомщиков результаты слушаний.
Но в сентябре 2021 года Краевой суд встал на сторону атомщиков и отменил решение нижестоящей инстанции. А 2 ноября Арбитражный суд края принял к производству иск Красноярской городской администрации к экологам в связи с арендой последними офиса, в котором и прозвучала сумма полумиллионного штрафа.
– В апреле 2020 года у нас закончился договор с городской администрацией об аренде у них помещения, мы написали письмо с просьбой продлить аренду, в ответ на которое чиновники приняли решение выделить нам помещение по рыночной оценке, – рассказывает руководитель "Природа Сибири" Игорь Чапалов.
Дело в том, что с 2012 года организация занимала помещение на льготных условиях и за офис в 70 квадратных метров платила всего полторы тысячи рублей в месяц. Расценка была установлена решением городского Красноярского совета в соответствии с федеральным законом, по которому социально-ориентированные и экологические некоммерческие организаций могут претендовать на такого рода льготу. Но затем городские власти решили пролонгировать аренду по коммерческим ценам, ссылаясь на закон "О конкуренции". Новая стоимость помещения должна была составить "рыночные" 33 тысячи рублей в месяц.
– Начался ковид, локдаун. Именно тогда одна из сотрудниц мэрии мне посоветовала "платить как платили", и прежнее помещение не освобождать. "Может, будет какая в будущем помощь, по причине кризиса", – говорит Чапалов. – Мы послушались совета и теперь попали в ловушку. Нам тогда не прислали официальное уведомление о прекращении договора аренды, мы остались на месте и исправно платили старую сумму. И только после истории со слушаниями, в сентябре, мы получили документ о расторжении аренды.
И расторжением договора дело не ограничилось. Администрация посчитала деньги, "недополученные" ею за год, "упущенной прибылью" и подала в арбитраж требование взыскать с экологов 500 000 рублей.
"Сперва тянули-тянули а потом – хлоп, и решили ударить финансовой кувалдой", – резюмирует ситуацию Марьясов.
– Для нас это катастрофа. Мы живем на пожертвования, периодически мы получаем гранты, например в 2018 году нам дали даже "президентский" грант на организацию экологического арктического авиаотряда. Кроме могильника, мы занимаемся экспедициями, у нас на побережье Карского моря жилые модули стоят, по собственному проекту сделанные, такого нет даже у государства, которое даже свою погранзаставу закрыло в этом месте, мы разработали уникальную систему доставки грузов в Арктику на тримаранах, все это теперь может погибнуть, платежи за офис гранты не покрывают, имущества у нас нет, так что единственным объектом, на который суд будет вынужден наложить арест, – это наше северное оборудование, – говорит Марьясов. – Если у НКО нет стороннего стабильного источника дохода, у нее остается два выхода: либо искать деньги из-за рубежа, но тогда НКО автоматически признают иностранным агентом, либо просить из бюджета, но тогда НКО не сможет быть независимым. Соответственно, никакими экспертизами проектов "Росатома" заниматься оно не будет. Что в принципе мы и считаем главной стратегией властей.
Вопросы относительно безопасности и характера возводимых в Железногорске объектов Сибирь.Реалии направили в адрес пресс-службы "Росатома", но к моменту выхода публикации так и не дождались ответа.
