У всех коренных малочисленных народов своя непростая история, но судьба сойотов отличается особым драматизмом. В советские годы за попытку создать автономию лидеров этого народа репрессировали, а остальным запретили называть себя сойотами. До самого конца СССР считалось, что они полностью растворились среди бурят. Народ, официально признанный исчезнувшим, смог вновь заявить о себе лишь после распада Советского Союза. А сейчас сойоты, общая численность которых не превышает 5 тысяч человек, вновь оказались на грани исчезновения – на этот раз из-за мобилизации и пропаганды войны.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм.
"Теперь сойот свой язык потерял"
Представьте, что ваш ребенок в 7 лет может полностью самостоятельно разделать барана. Может сам оседлать лошадь и скакать на ней хоть весь день. Знает, как добыть в тайге соболя или норку. Умеет обращаться с оленями или яками, может накосить сена или подоить корову. Все эти навыки базовые для детей сойотов. Они знают, как жить и вести хозяйство в окружении высоких гор еще до того, как научатся читать и писать.
– Сойоты – это автохтонный этнос Саян, не покидавший эту землю тысячелетиями. Они потомки протосамодийцев, которые заселили Саянские горы еще в конце неолита – начале бронзового века, впервые приручили северных оленей и создали древнейший центр оленеводства, – говорит историк Татьяна Грушницкая (имя изменено из соображений безопасности). – О том, насколько тесно связан с Саянами этот народ, можно судить хотя бы по самоназванию: "сойот" в переводе –"высокие горы" или "остроконечные пики гор". А поклонение горам и горным духам и сегодня занимает важнейшее место в традиционной культуре сойотов.
В конце первого тысячелетия в Восточные Саяны пришли тюрки, продвигавшиеся на Запад. И хотя смешения народов не произошло, сойоты во многом тюркизировались, переняли скотоводческую культуру пришельцев и их язык. Изначально они говорили на языке, относящемся к самодийской группе уральской семьи, а с приходом тюрков перешли на сойотско-цаатанский язык, близкий к тувинскому.
Однако фатальной для языка сойотов стала другая встреча – с бурятами. Они начали осваивать Восточные Саяны в середине XVII века, когда, как отмечал историк Баир Дугаров, "для несения пограничной службы на восточно-саянских границах от всех тункинских и аларских родовых групп направлялось по человеку от семьи, где было не менее трех сыновей".
Сойоты охотно создавали пары с пришельцами, чтобы "обновить кровь", перенимали их методы хозяйствования. Процесс ассимиляции в итоге привел к тому, что коренные жители Саян во второй раз сменили язык и к концу XVIII века почти полностью перешли на бурятский – язык монгольской группы алтайской языковой семьи. Под влиянием гораздо более многочисленных соседей изменилась и религия – шаманизм сойотов начал вытесняться буддизмом ламаистского направления. Даже одежда и еда стали практически в точности такими же, как у бурят.
Из книги географа Петра Кропоткина "Поездка в Окинский караул", опубликованной в 1867 году:
"… по расспросам видно, что теперь сойотов становится все меньше и они сливаются с бурятами. Охотничьи области бурят не отделены от сойотских …; буряты и сойоты охотятся вместе, женятся между собою, молятся одним богам; например, у сойота на заимке я видел те же изображения будды и бога зла, которые встречал у бурят, те же украшения алтаря. Язык их, как говорят, "тангутский" (вероятно, тунгусский), но они сами сказали мне: "теперь сойот свой язык потерял". Даже в наряде я не заметил различий: тот же халат, те же украшения, девушки так же заплетают волоса в множество кос, а замужние женщины в две косы, утварь решительно та же, что и у бурят. Только у них жены свободнее могут оставлять своих мужей; надоест – бегут к родителям, и муж не имеет права требовать жены назад".
И все же нельзя сказать, что между сойотами и бурятами к XIX веку можно было ставить знак равенства. Сойоты сумели сохранить основы традиционного уклада. Как и долгие века до прихода бурят, одним из основных занятий оставалась охота.
– Во время охоты сойоты соблюдали множество запретов – "сээр". Многие из них свидетельствуют об экологическом мышлении, как, например, запреты охотиться в сезон размножения, уничтожать весь выводок животных или убивать неизвестных зверей и птиц. К птицам, кстати, в целом было очень почтительное отношение, поскольку считалось, что они поднимаются в небо, к богам, – отмечает этнограф Баир Аюшев (имя изменено из соображений безопасности). – Ни в коем случае нельзя было убивать, например, ласточек, которые летают к небесным ханам.
Если умелыми охотниками сойоты становились еще в детстве, то рыбалкой они никогда не занимались: это занятие считалось греховным, хотя реки и озера долины Оки буквально кишели рыбой. Рыбачить они начали лишь в XX веке, когда в Саянах появилось множество русских поселенцев, которые были заядлыми рыбаками.
Основой хозяйства сойотов оставалось оленеводство. На северных оленях ездили верхом и перевозили на них грузы во время кочевий. Они были главным источником мяса и молока. Из оленьих шкур шили одежду и покрытия для чумов. А панты считались лучшим средством от всех болезней.
– Сойоты разводили особую карагасскую породу северных оленей, более крупную и выносливую, способную круглый год жить на подножном корму, – рассказывает Татьяна Грушницкая. – По свидетельству исследователя оленеводства Семена Помишина, окинские олени по росту и силе не уступали самым крупным в мире тофаларским оленям. Они практически полностью обеспечивали жизнь сойотов в высокогорной тайге, заменяя им и лошадь, и овцу, и даже корову: хозяйки доили олених, как правило, дважды в день, получая с каждой до 400 грамм молока. А еще сойоты разработали уникальную технологию изготовления мягких сыров из оленьего молока.
В 1902 году земли сойотов посетил ботаник Владимир Комаров. Он засвидетельствовал, что "северные олени – главное богатство этого маленького племени, отделенного от родственных ему урянхайцев как значительным расстоянием, так и русским подданством". Комаров также отметил, что "ручные (олени. – Прим. СР) есть у каждого сойота, но количество их мне не определено", а "рога оленей сбываются в Китай наравне с рогами изюбрей".
Сойоты разводили не только северных оленей, но и других животных, которых не знали буряты, – яков и ханыков, гибрида яков с саянскими коровами. Сойоты и сегодня единственный малый народ, занимающийся яководством, а поголовье окинских яков – самое северное в мире.
"Живость, добродушие и плутоватость у них гармонично перемешаны"
Традиционные промыслы обеспечивали сойотам безбедную жизнь, пока на их земли не пришла советская власть. Сойотов вынудили перейти к земледелию и разведению овец, коров и лошадей, в чем оленеводы и яководы оказались не слишком большими мастерами.
В 1926 году иркутский Комитет Севера организовал экспедицию, которой предстояло изучить положение сойотов. Ее возглавил профессор Иркутского университета этнограф Бернгард Петри. Он первым из ученых детально изучил и описал быт и занятия сойотов.
Из отчета Бернгарда Петри об экспедиции 1926 года:
"Их бюджет более чем скромен: он недостаточен; количество мяса и жиров доведено до минимума. Пашни обрабатываются примитивно. Скота недостаточно. … Ослабленное питание организма при усиленной мышечной работе земледельца приводит к заметному вырождению, детской смертности и развитию болезней. Хлебный режим пагубно отражается на здоровье".
Тем не менее уже в первом донесении о ходе работ экспедиции Петри отметил, что сойоты "умеют устраиваться в новых условиях". А в частной переписке этнограф пришел к выводу, что "и личные качества сойота выгодно отличают его от окружающих бурят. Чисто турецкие: живость, добродушие и плутоватость у них гармонично перемешаны".
Благодаря удивительной способности адаптации к новым условиям до начала коллективизации положение сойотов все же нельзя было назвать бедственным. В 1926 году, как засвидетельствовал Петри, самая бедная сойотская семья имела 10–15 коров, средняя – 20–40 коров, зажиточная – до 100 и выше. Земледелие и скотоводство не приносили такого дохода, как традиционные охота и оленеводство, но и о голоде речи не шло. В тяжелые времена всегда выручала тайга, где искусные охотники никогда не оставались без добычи.
Из отчета Бернгарда Петри:
"Количество продуктов животноводства сравнительно ничтожно: мяса и молока хватает, чтобы только безбедно прожить; их скотоводство не товарное, к тому же большое количество скота требует уплаты больших налогов Бурятской республике, нужно купить чай и, наконец, одеться в шелковье и т. д. И вот единственной валютой у них является пушнина".
Изучив хозяйство и быт сойотов, Петри пришел к выводу, что единственный способ сохранить их традиционный уклад – это создать сойотское административно-национальное образование. Он также предложил признать сойотов малой народностью Севера.
Инициативу Петри горячо поддержали сами сойоты. Они избрали Сойотский туземный родовой совет, который предложил создать Сойотский национальный округ с непосредственным подчинением Иркутску. Однако активизация национального движения не понравилась советским властям. Руководители Совета были репрессированы, а сам он распущен. Одновременно был нанесен удар и по духовным лидерам народа.
– Мой прадед по отцовской линии был Гэгэн-ламой. Это высший чин ламы, в буддийской иерархии он выше, чем у главы буддийской сангхи России Хамбо-ламы, – рассказывает Владимир Доржиев (имя изменено по соображениям безопасности). – Прадед был очень состоятельным человеком, однако пострадал прежде всего не из-за своего богатства, а потому что был сторонником панмонголизма. Тогда очень многие сойоты и буряты выступали за объединение с Монголией: это казалось лучшим выходом, чем советская власть, тем более что на монголов оба наших народа похожи больше, чем на русских. Прадед пользовался огромным влиянием, поэтому его раскулачили и арестовали. Повезло еще, что не убили: машина репрессий ведь особенно не разбирает, кото поставить к стенке, кого отправить в лагерь, а кого просто раскулачить или выслать в какую-нибудь глухомань. Тогда пострадал не только мой прадед, а очень многие сойоты, но долгие годы никто даже не решался об этом говорить. Тему репрессий просто не поднимали, чтобы самим не угодить под этот каток.
Часть сойотов бежала от массовых репрессий в Монголию. А те, кто остался в СССР, лишились права называться сойотами: до самого распада Советского Союза при проведении переписей их принудительно записывали как бурят. О самом существовании сойотов больше не упоминали в официальных источниках, заявив, что они полностью растворились в бурятском народе.
Еще один сильнейший удар по культуре и традициям сойотов был нанесен в 1963 году. Руководство Бурятской АССР сочло, что оленеводство – отсталая и нерентабельная отрасль хозяйства, поэтому всех оленей необходимо уничтожить. Многотысячное стадо пустили под нож. Доходило до того, что северных оленей отстреливали с вертолета.
– Хотели уничтожить и яков, но председатель колхоза "50 лет Октября" Аюша Пунцыкович Налханов сумел их спасти. Рискуя партбилетом, он увел колхозное стадо в отдаленную долину, где до него не смогли добраться, – рассказывает Хорлу Мунконова из села Сорок (имя изменено из соображений безопасности). – Так что именно Аюше Пунцыковичу мы должны быть благодарны за то, что сегодня поголовье окинских яков снова самое многочисленное в России. Мы маленький народ, нас всего горстка по российским меркам, поэтому у нас не так много того, чем можно гордиться, и мы всем этим очень дорожим.
"Шаманский обряд проводит буддийский лама"
В 1980-х в долине Оки провел два полевых сезона историк Сергей Ступин. Он знал о том, что сойоты не упоминались в переписях после 1926 года, и не рассчитывал, что ему удастся найти хоть одного представителя этого народа. Однако очень скоро выяснилось, что сойоты не существуют только на бумаге. "Основным результатом на тот период стало выявление сойотского этнического самосознания у некоторых жителей района. Признавались они в этом неохотно, порой с опаской, но было понятно, что сойоты на территории есть", – записал Ступин в своей работе "Окинские сойоты 1980-х годов: от ассимиляции к возрождению".
– Я думаю, дело было не в том, что люди опасались признаваться, что они сойоты. Бурятия всегда была супертолерантной республикой, никакого национализма у нас никогда не было, более 40 национальностей жили в мире и согласии. Дело тут в другом, – полагает Владимир Доржиев. – Приведу такой пример: в конце 90-х, когда я учился в вузе, бурятские студенты, приезжавшие поступать в Улан-Удэ из деревень, очень плохо знали русский или совсем его не знали, но стеснялись говорить на бурятском языке. Да, я понимаю, как это странно звучит: люди на родной земле стесняются говорить на родном языке, но для Бурятии это нормально. Не только сойоты, даже буряты в Бурятии раньше стеснялись позиционировать себя бурятами. Дело в том, что как буряты колонизировали сойотов, так и русские, в свою очередь, колонизировали бурят. И я не считаю, что об этом нужно говорить исключительно в негативном ключе. Это нормальное и неизбежное явление, когда более прогрессивный народ заходит в места обитания менее прогрессивного. Достаточно вспомнить американских индейцев. Колонизация прошла, и теперь с этим ничего уже нельзя поделать.
Лишь после распада СССР сойоты решились вновь заявить о себе. В 1992 году по инициативе жителей села Сорок был открыт Центр сойотской культуры, призванный помочь культурному и духовному возрождению этноса. А в 1993 году была создана Ассоциация сойотов Окинского района. Одним из первых ее решений стало решение о возрождении традиционного оленеводства. Для этого пришлось завести из соседней Тофаларии 60 оленей и практически заново обучаться основам оленеводства.
В январе 1995 года была проведена локальная перепись населения Окинского района. По ее итогам сойотами назвали себя 1973 человека – 42,8 % населения района. Однако вопрос о признании их самостоятельным народом долго не удавалось решить из-за того, что сойоты вообще не числились в переписях, проведенных после 1926 года. Лишь в 2000 году их признали коренным малочисленным народом РФ. А в 2002 году Всероссийская перепись населения впервые с 1926 года учла сойотов отдельной народностью численностью 2769 человек.
Возродив оленеводство, сойоты даже не мечтали о возрождении сойотского языка, который к концу XX века считался вымершим. Но крупнейший российский тюрколог Валентин Рассадин взялся за задачу, казавшуюся неразрешимой, – воссоздать язык, носителей которого уже не осталось. После многолетних исследований в 2001 году он впервые разработал для сойотского языка письменность на основе кириллицы, в 2003 году опубликовал первый сойотско-бурятско-русский словарь, а затем и первый сойотский букварь. Благодаря трудам Рассадина теперь в начальных классах школ Окинского района дети могут учить язык, считавшийся утраченным.
С 2001 года сойоты возродили и традиционный праздник почитания величайшей вершины всей Бурятии – горы Мунку-Сардык.
– Показательно, что когда сойоты каждый год приходят поклониться Мунку-Сардык, то шаманский по своей сути обряд проводит буддийский лама, хотя в буддизме никакого культа поклонения горам нет, – отмечает Владимир Доржиев. – Мне кажется, что это лучше всего говорит о том, что буддизм не вытеснил шаманизм, они существуют в некоем симбиозе. Если что-то случилось, сойот сначала пойдет за помощью к шаману, а уже потом к ламе. Бывает, что шаман сам отправляет к ламе и наоборот – лама говорит, что лучше обратиться к шаману. Более того, буряты тоже переняли у сойотов многие шаманские обряды – например, утром плеснуть на восток чай с молоком, чтобы день был удачным. Так что говорить о том, что мы полностью утратили нашу культуру, мне кажется, рановато.
"Патриотизм считаю скорее злом, чем добром"
Сегодня большинство сойотов живут в Окинском районе Бурятии, на плоскогорье у границы с Тувой и Монголией, окруженном горными цепями высотой свыше трех тысяч метров. К началу нынешнего столетия они смогли вновь обеспечить себе безбедную жизнь.
– Верхом на оленях у нас больше никто не ездит, все предпочитают Land Cruiser или Nissan Patrol. Сойоты теперь очень богатые люди. Во многом этому поспособствовал статус малочисленного народа, – поясняет Владимир Доржиев. – Если мы живем на родине предков, на исконных землях, то имеем не только налоговые преференции. Список льгот очень длинный, и люди ими пользуются. Заработать всегда можно, тем более что в горах есть золото и нефрит. В любой момент пошел в горы, накопал нефрита – и продал его китайцам за огромные деньги. Порой килограмм нефрита, если он качественный, может стоить дороже килограмма золота. Или осенью пошел в тайгу, ореха набил, продал – и весь год живешь в шоколаде. Так что деньги не проблема, природа дает тебе возможность их заработать.
Возрожденные традиционные промыслы тоже приносят сойотам неплохой доход. Сейчас во многих семьях снова держат огромные стада яков и оленей. А за мясом отправляются не в магазин, а в тайгу.
– Зачем покупать мясо по 500 рублей за килограмм, если всегда можно зарегистрировать ружье и сбегать на охоту на денек-другой? – удивляется Владимир Доржиев. – Добыл козу или изюбря, принес домой – и вот тебе мясо на всю зиму, хоть каждый день ешь. Это намного практичнее, чем в магазине покупать. А рыбы у нас столько, что можно голыми руками ловить. Можно просто пойти ночью на реку с вилами, подсветить фонариком – и на свет придет таймень килограммов на 100. Таких вилами вытаскивают. Я сам на тайменя не ходил, но ведро ленков за час наловить доводилось. Кидаешь спиннинг – и сразу вытаскиваешь с добычей, ждать не нужно, успевай подсекать. Природа у нас очень щедрая, и если человек не пьет, то всегда может заработать и жить очень богато.
Безбедная жизнь для сойотов окончилась с началом полномасштабного вторжения в Украину. Первая похоронка в сойотское село Орлик пришла в первый же день войны – погиб один из односельчан, служивший по контракту офицером-медиком. Потом гробы пошли один за другим. Сначала погибшим устраивали торжественные проводы, на которые приходили руководители местной администрации. Но "груз 200" стал приходить слишком часто, и проводы отменили – начали просто публиковать скромные некрологи. А потом не стало и некрологов – их объявили фейками.
Каждую смерть сойоты переживали очень тяжело, ведь все сойоты знакомы друг с другом не через шесть рукопожатий, а через одно. А мобилизация стала еще большей бедой.
– Сразу после того, как царь объявил как будто "частичную" мобилизацию, в эту же ночь, раннее утро – 4 часа утра – за нашими ребятами прислали конвои. Забирали и мужиков, и мальчишек. Тогда очень много взрослых мужиков позабирали – сорокалетних, пятидесятилетних. Но туда попали и молодые ребята, – рассказал сойот Батожаргал (имя изменено из соображений безопасности). – Мы своими глазами видели, как автобусы с конвоем приходят. Стучат-долбятся к тебе домой десять человек в форме и мужика забирают. Даже повестку в руки не давали, одна соседка хотела сфотографировать – так у нее телефон отобрали.
По словам жителей Орлика, райцентра Окинского района, хотя бы по одному мужчине изъяли почти из каждого дома. На сборы давали 15 минут, времени на прощание с семьей не давали совсем. Некоторые в ту страшную ночь работали в ночной смене – за ними пришли прямо на работу и забрали, не позволив даже зайти домой и попрощаться с родными.
Владимир Доржиев не стал ждать, пока его отправят убивать украинцев. Хотя младшему сыну было всего несколько месяцев, они с женой решили уехать из России. Точнее, бежать в никуда, потому что никаких накоплений на благополучную эмиграцию и адаптацию у них не было: как раз перед войной они решили перебраться в Москву и потратили все сбережения на то, чтобы обустроиться в столице. Уже второй год им приходится перебиваться случайными заработками, но Владимир все равно не жалеет о своем решении.
– Я не могу сказать, сколько точно сойотов погибло – такой статистики никто не ведет, – говорит Владимир Доржиев. – Как, наверное, и все в России, мы судим о числе погибших по данным "ОВД-Инфо" и других независимых СМИ. Но одно могу сказать точно: мы потеряли очень много людей. Я не могу пойти на кладбище и посчитать свежие могилы, потому что я уехал из страны, но знаю, что их очень много: родные рассказывают, что похороны чуть ли не каждый день. Осталось очень мало семей, где не похоронили сына, мужа или брата.
Многие из тех, кто не попал под мобилизацию, стали жертвой пропаганды. Родной брат Владимира Доржиева, состоятельный и успешный человек, добровольно отправился на фронт, получил ранение, а вылечившись, снова отправился воевать.
– Мы крайне редко созваниваемся с братом, – признается Владимир Доржиев. – Только узнать, как мои дети, как его дети. О войне не говорим. Мы один раз обсудили эту тему и решили больше к ней не возвращаться. Обсуждали очень долго. Я объяснил, что для меня смерть одного ребенка – это причина отказаться от любой идеи. Чего бы кто ни хотел – благого или нет, неважно, – если это приведет к смерти хотя бы одного ребенка, то все, до свидания, я в этом участвовать не буду. А брат рассуждает иначе: что дед с фашистами воевал, и я тоже должен… Он мой родной брат, поэтому я не могу совсем с ним порвать, но наши дороги разошлись. К сожалению, брат не единственный, кто стал жертвой пропаганды. "Спасибо деду за победу" и прочие нарративы классно работают. Очень многие сойоты отправляются на войну не от безвыходной бедности, как буряты, а по идейным соображениям. Взять, к примеру, моего дядю. Ему 60 лет, он на пенсии, и по годам не подходил под мобилизацию. Но он пошел добровольно и сейчас тоже с "фашистами" воюет.
Переубедить родных Владимир больше не пытается.
– Я много думал о том, как случилось, что сейчас большинство людей в России топит за войну. Мне кажется, что все дело в когнитивном диссонансе. Что ты можешь сделать, когда твоя родная страна вдруг напала на другую страну? Только принять это или не принять. Ты словно сидишь на заборе и должен прыгнуть в какую-то сторону, потому что долго на заборе просидеть нельзя. А когда ты уже прыгнул – все, ты больше абсолютно не слышишь никакие доводы тех, кто сделал другой выбор. Поэтому сейчас никого нельзя переубедить, что бы ты ни говорил. Те, кто по другую сторону забора, всегда найдут миллион причин, почему они правы. Это главная причина, почему я плохо отношусь к такому понятию, как "патриотизм", и считаю его скорее злом, чем добром. Когда ты воспринимаешь себя отличным от других, то этим можно очень легко манипулировать. Достаточно, чтобы нашелся очередной вождь, который заявит, что соседи плохие и их нужно убить. От патриотизма до национализма один шаг. Поэтому я спокойно отношусь к мысли о том, что сойоты растворятся в других народах. Эволюция неизбежна, и когда-нибудь на всей Земле будет жить один народ, который будет говорить на одном языке. Конечно, если к тому времени мы не поубиваем друг друга.
Что почитать о сойотах
Абаев Н. В., Даваа Е. К. Этноэкологические традиции народов Саяно-Алтая и сойотов горной Бурятии
Аюшев Н. Сойоты Бурятии в духовной цивилизации саянидов внутренней Азии.
Имихелов А. В. Этнодемографические процессы в Бурятии. Исторический очерк.
Монгуш М. В. Тофалары и сойоты: историко-этнографический очерк.
Рассадин И. В. О сойотах и их языке // Мир Центральной Азии: Языки. Фольклор. Литература: Материалы Международной научной конференции. Т. IV. Ч. 1.
Рассадин И. В. О характере оленеводства у окинских сойотов.
