В июне Балейский район Забайкальского края пережил сильнейшее за последние 60 лет наводнение. Сегодня многие дома и мосты там разрушены, вернувшимся из эвакуации жителям улиц Балея и соседнего села Ундино-Поселья негде жить. Люди жалуются на пищевые расстройства, кожный зуд, аллергии. В наиболее пострадавших от наводнения районах стоит сильный химический запах. Эксперты опасаются резкого ухудшения и без того крайне неблагоприятной экологической обстановки. В этом районе уже полтора века ведется разработка крупнейшего в России золотого месторождения, работало секретное предприятие по добыче радиоактивного тория, а сейчас строится новая фабрика по кучному выщелачиванию золота.
Из-за сильных ливней 17 июня с мелких рек в Балей пошел вал воды, наполнилась дамба – ее прорвало, началась эвакуация жителей. Вывозили людей также из районов, где река Унда впадает в реку Онон. Сутки, а в наиболее пострадавшем от наводнения селе Ундино-Поселье трое суток вода стояла в домах.
– У нас затопило все: и дом, и мебель, и огород с овощами и картошкой. Вода стояла дня три, крыльцо выворотило, дверь подперло, все в доме перевернуло, кирпичи отваливаются, курицы и собака утонули. И запах непонятный, похожий на медицинский, второй месяц в подполье стоит вода, – рассказывает жительница Ундино-Поселья Любовь Киберева. Она живет в шлакоблочном двухквартирном доме, который дал трещину.
– Пол оседает, печка отошла. В доме утонуло все. Соседка после наводнения все бросила, уехала, больше здесь не живет. Мы с дедом оба инвалиды 2 и 3-й группы, у нас денег нет, чтобы уехать. Я с сердцем, у деда черепно-мозговая, – говорит Киберева.
Земля на ее участке спрессована, все забито илом. На этом участке они были вынуждены отстроить временное маленькое "зимовье":
– На лекарства денег не хватает, а тут весь дом, как сказала комиссия, не подлежит капитальному ремонту. Ну, вот дали нам гуманитарку, продукты питания, постель и 10 тысяч рублей. По сто тысяч тоже выплатили, что мы купим на эти деньги?! Нам не прожить, сколько на лекарства уходит, мы же инвалиды. Мы теперь живем во дворе – нам больше некуда, скитаемся. Кажется, жизнь у нас кончилась.
На протяжении нескольких дней вода в домах поселка Поселья стояла до метра: везде теперь вывернутые полы, испорченная мебель, смытые заборы и парники.
– Мы были готовы к эвакуации: был открыт пункт временного размещения на 30 человек. Детей вывозили к родственникам... С некоторыми пришлось и поругаться, даже детей отбирали, сажали в машину. Не хотели многие уезжать. Часть людей смогли попасть в свои дома только 21 июня, с этого дня начался подвоз воды, – рассказывает глава наиболее пострадавшего села Ундино-Поселья Вера Алексеева – Но КамАЗ не мог пройти: большая вода, почвы такие, что пришлось возить трактором. У нас много колодцев, но вода в них непригодна для питья, результатов проб почвы еще нет: мы сдавали анализы на тяжелые металлы. Запах в воздухе очень стойкий. По дорогам проехать невозможно, грейдирования еще не было, нам сделали объездные дороги, но они тоже – до первого дождя.
– Три недели с 17 июня мы работали в режиме нон-стоп с главами поселений, – говорит глава Балейского района Сергей Гальченко. – Сейчас продолжается ликвидация последствий, составление списков пострадавших, люди до сих пор идут, кто-то в силу обстоятельств раньше не мог обратиться с заявлениями о помощи. Сейчас проходят выплаты по 50 тысяч, на следующей неделе – по 100 тысяч.
Вера Алексеева жалуется: треть жителей, подававших заявление, в списки на выплаты не попали, хотя комиссия подтверждала повреждение домов. Жительнице Поселья Марии Барановой в выплатах и вовсе комиссия отказала.
– Когда началось наводнение, мы были в соседнем селе у сестры. Спустя пять дней, когда по дорогам стало возможно проехать, вернулись в свой шлакоблочный дом. А там вода в подвале, трещины, черная плесень на насквозь промокшей мебели, и все покрыто илом. Когда мы убирали дом, во рту был металлический привкус. У всех началось расстройство желудка, хотя воду мы пили привозную. На коже были высыпания, зуд был сильный несколько дней, – рассказывает Баранова. – Но раз не было нас в доме на момент наводнения и не прописана я тут – значит, нам ничего не положено, решили власти. Выплат отцу тоже не дали: он ездит в Балей, живет там и тут, пополам. Меня сестра отговорила 16 июня приезжать – из-за того, что шла вода, мы задержались. Видимо, чтобы попасть под выплаты, надо было ехать и прожить все это, эвакуацию и вал воды – с двумя детьми. Комиссия была, заявление я написала, все сдала, но никаких выплат нам не положено.
На жалобы жителей района, что "соцпомощь" выдают не всем, глава района Сергей Гальченко отвечает: придется подключать прокуратуру и ждать решения суда.
– Работа идет по заявлению граждан, комиссия выезжает и определяет, попадает ли человек под постановление правительства РФ. Они должны быть зарегистрированы и фактически проживать в этом жилье. Если не прописан, но живешь – это "вторая волна выплат", мы сейчас составляем отдельные списки", – утверждает Гальченко.
У жительницы Поселья Елены Филипповой дом кирпичный и не так сильно пострадал. Но она тоже жалуется на плесень трех цветов, стойкий "странный запах" и, самое главное, проблемы со здоровьем:
– Как только мы вернулись из эвакуации, разболелась голова. Ну, разболелась и ладно, у всех давление, обстановка такая. Я мыла все в перчатках, но это не помогло: зуд начался на руках, на шее кольцом сыпь, на локтях. У сына появилась аллергия на лице. Многие люди жаловались, что на ногах высыпало сильное раздражение, когда шли вброд домой. Мы не можем понять, от чего это происходит. И мухи прямо гудели роем. Мы не травили их, было не до этого. Спать негде, вода, ил, уехали на ночь. Приходим утром: подоконники полны мертвыми мухами. Если насекомые погибали, то людям как? Вода-то к нам шла с зараженного Балея, мы этого боимся. Ждали, что приедет Роспотребнадзор, какие-то комиссии по экологии, возьмут какие-то пробы воды, но никто не приехал. Только 6 июля нам удалось отправить пробы воды на анализы, ответа нет пока. Везде стоит какой-то химический запах. Две-три помидорки и огурца осталось после наводнения, можно ли это есть? И жить можно ли здесь теперь?
Ядовитые "хвосты"
Маленький городок Балей вырос на месте одного из старейших в России золотых месторождений, давшего за 20-й век 400 тонн золота государству. Весь Забайкальский край занимает пятое место по добыче драгоценного металла в стране. Вместе с этим Балейский район "славен" экологическими проблемами. В дома из недр земли выходит радиоактивный газ радон. "Золотая" земля самого проблемного микрорайона Балея Новотроицк загрязнены свинцом (превышение допустимых значений в 1,9–6,3 раза), мышьяком (в 30–500 раз), цинком (в 1,1–4,3 раза), сурьмой (в 7,3–51,8 раза) и другими опасными для жизни человека химическими элементами: их концентрация превышает нормы в десятки, а в некоторых случаях в сотни раз. Такие данные в научной работе "Геохимическая характеристика почв наиболее загрязненной части Балея" 2021 года приводят инженер Института химии ДВО РАН Никита Маркин и доктор геолого-минералогических наук ИГУ Алексей Корольков.
После работы советских предприятий "Балейзолото" и секретного предприятия №1084 по производству ториевой руды, разрабатывающего монацитовые россыпи, в основном, в микрорайоне Новотроицк, остались экологически опасные объекты. Это затопленные шахты с радиоактивными отходами, два открытых карьера, наполненные цианистыми растворами, куда сливаются канализационные воды, и шламонакопители – свалка производственных отходов. В 2004 году золотое месторождение выкупило предприятие Highland Gold, принадлежащее "Руссдрагмету". Совместно с канадской корпорацией Barrick Gold они создали ООО "Тасеевское". Лицензия на разработку золотых россыпей и руды для этих компаний продлевается автоматически каждый год. Основная проблема в том, что "хвосты" после разработок золотых россыпей и руд и экотоксиканты, их сопровождающие, золотодобытчики оставляют, не рекультивируя земли, иначе говоря, бросают загрязненными и непригодными к какому-либо использованию. А сейчас в Новотроицке началось строительство фабрики по кучному выщелачиванию, которая будет экологически опасным способом отрабатывать золото, оставшееся "хвостах" и отвалах.
– Мы отбирали анализы в точках, значительно отличавшихся от основного ландшафта, – рассказывает инженер Института Химии ДВО РАН Никита Маркин. – Все эти грунты характеризуются желтовато-белым оттенком, на них ничего не растет. Химическим методом анализа мы смотрели их содержание: валовое содержание элементов по типу мышьяка, например, очень высоко, значительно превышает действующие нормативы. Город по сей день является горнопромышленным центром, и отходы горной промышленности распространились практически по всей территории города. Эти отходы характеризуются высоким содержанием токсичных либо радиоактивных элементов. Шламонакопители предприятие "Тасеевское" планирует перерабатывать совместно с канадцами, но каким образом? Они хотят построить завод по кучному выщелачиванию. То есть все эти отходы они будут заливать цианом, причем перевозить все это, по сути, из одного конца района в другой. По СанПину санитарная зона соблюдена – 1 км, но с точки зрения экологии этого мало для города. Там по границе зоны – огороды. Народ бунтовал по поводу строительства, но ничего не получилось: они выходили на пикеты, собирали подписи против строительства. Хотя есть люди, которые считают, что фабрика может решить проблему. По сути же получается, что они заберут из шламонакопителей все, что им нужно: там золото, возможно, серебро, но опять же останутся загрязненные грунты после их переработки.
Помимо золота в Новотроицке была обнаружена россыпь радиоактивных минералов монацитов. Их отработка на секретном производстве в середине прошлого столетия шла на протяжении 15 лет. А оставшийся после работ монацитовый песок брали для производства штукатурки, которую использовали здесь при строительстве домов из шлакоблоков. Необходимую рекультивацию земли Росатом и ФГУП "Федеральный экологический оператор" (бывшее ФГУП "РосРао") провели лишь в 2013–2015 годах. Но большая часть домов, в строительстве которых применяли монацитовый песок, так и стоят, в них живут люди – никаких работ по дезактивации не проводилось.
В прошлом году на первой Всероссийской научно-практической конференции Кубанского университета были представлены результаты измерений радиационного фона Новотроицка спустя 5 лет после рекультивации земель: "Значительные превышения фоновых значений МЭД ГИ (60–93 мкР/ч) наблюдаются на границах рекультивации, проведенной ФГУП "РосРАО"… Частично были исследованы жилые улицы микрорайона... выявлено 5 участков, на территории которых уровень МЭД ГИ превышает безопасное значение 60 мкР/ч".
"Проблема все еще не решена, и сейчас показатели различных загрязнений также превышены примерно в два раза", – говорит Никита Маркин.
Протесты жителей
Жители Новотроицка последние несколько лет выступают против строительства фабрики по кучному выщелачиванию. Но сейчас администрация запрещает даже пикеты, ссылаясь на "ковидные ограничения". По той же причине нет общественного надзора за работой по строительству.
По словам активистки Дарьи Маркиной, общественный совет создали еще два года назад, но собрать его удалось лишь один раз. К тому же общественные слушания по строительству фабрики проводили не на территории Новотроицка, а в поселении Нижнекокуйское – официально земля под будущей фабрикой прилегает к нему – но оно находится на другом берегу Унды и значительно удалено от места строительства.
– Наши протесты не привели к результату, – говорит Маркина. – Мы писали официальное письмо в Минприроды, хотя бы чтобы розу ветров перепроверили, у нас большое недоверие Главгосэкспертизе. Нам было отказано: госэкспертиза пройдена, по документам все в порядке. Кроме фабрики, здесь активно ведется золотодобыча: весь берег Унды в аренде, мест для купания не осталось. Представляете себе, что такое открытая разработка? Верхний слой землепочвы снимается, берется порода открытым способом. От живописных берегов не остается ничего. У них в планах заложена рекультивация, но как она будет проводиться и будет ли – мы не знаем. Все отходы попадают в реку. Нас возмущает, во-первых, сам перенос отходов – это же частный сектор, ты выходишь из дома в огород, а за огородом работы. Сейчас отвалы, которые остались после золотоискательной фабрики, заросли – природа сама закрыла их облепихой и другой растительностью. Они это расковыряют, перевезут в другое место, там складируют и сверху польют цианом для выщелачивания золота. Недовольство жителей вызывает еще и то, что сама фабрика строится на самой высокой точке микрорайона Поклонной горе – туда люди ходят, там молельный крест установлен. Плюс искусственное озеро, из которого они будут воду забирать: секретное предприятие №1084 по производству ториевой руды (торий – радиоактивный металл. – Прим. С.Р.) вырыло озеро, складировало отходы, завалило грунтом и затопило. Если они будут безграмотно вести забор, уровень воды в озере упадет, а уровень радиации в разы повысится. У администрации с золотодобытчиками "взаимообмен": где-то администрация идет навстречу, подписывая разрешения на работу, а золотодобыдчики в ответ делают что-то для города. Вот на Новый год жителям Балея подарили светящуюся фигуру Деда Мороза и Снегурочки и елку – стоимость за миллион перевалила. Лучше б дамбы, которые с Советского Союза возле мостов имеются, укрепили. Вот дамбы и прорвало. В первую очередь поэтому наводнение было такое сильное. К нам близко подошла вода, полмикрорайона отрезано от города, мост снесло. Пока его не восстанавливают. Политика со стороны действующей власти неправильна: они берут все, что нужно, а взамен городу – елка.
– Самый адекватный вариант помощи жителям и решения проблемы экологии – расселение хотя бы Новотроицкого района Балея, – считает Никита Маркин, – еще в 1995 году в научных работах ученые призывали признать Балей зоной экологической катастрофы.
Кладбище "неимоверных размеров"
Где золото, там и радиоактивный газ радон – незаметный и при этом крайне опасный для человека. В Балейском районе радон выходит из недр земли именно там, где стоят жилые дома, но местным стали сообщать об этом только в середине 90-х.
– Из 25% обследованных балейских домов 75% заражены радоном, – говорит глава Балея Сергей Гальченко, – это около 300 домов. Но обследована всего четверть домов, а остальные нужно проверять, и даже на это нет бюджета – нужно порядка 80 млн рублей. У правительства нет ни одной программы, под которую попадали бы эти дома. Дом можно было бы признать аварийным, но законодательство так создано, что по критериям аварийности радоновые дома не подходят.
Физик, эксперт программы "Безопасность радиоактивных отходов" общественной организации "Социально-экологический союз" Андрей Ожаровский уверяет, что все не так сложно. Только нужно работать с проблемой правильно:
– Радоновая опасность существует в тех местах, где радон над залежами урана, тория или радия выходит из-под земли, там нужно особое внимание уделять архитектуре здания: задача в том, чтобы он не накапливался в помещениях. Самое простое решение – толще продух, высокие подвалы, куда никто не заходит, вентиляторы. Не закрывать продухи на зиму. Радон сильно тяжелее воздуха и скапливается в подвалах. За концентрацией радона должен следить Роспотребнадзор: он должен выезжать и замерять концентрацию радона по заявкам жителей, это специфическая операция. Нужен специальный прибор. Если концентрации превышены, может, продуха закрыты или есть другие проблемы.
Местные жители, говорит Ожаровский, должны взять за правило обычное инспектирование отвалов, оставшихся после разработки: если они затоплены или смываются, нужно фиксировать это на видео. Тогда будут доказательства, и даже независимые эксперты могут помочь удаленно:
– Есть закон о радиационной безопасности: радон – это природный фактор, он даже не связан с деятельностью госкорпораций, то есть там даже политической окраски нет. Требуется включить всю упертость жителей: письменно обращаться в муниципалитет, далее в субъект Федерации, чтобы те изыскали возможность и пригласили человека с измерительным прибором радона – это недорого. Первичные измерения нужны – любым способом, – советует эксперт.
Излучение монацитов отследить легче, но "монацитовая штукатурка" в доме опаснее.
– Штукатурка сыпется, крошится, выветривается. Возможно вдыхание микрочастиц, которые содержат радионуклиды, – мы получим скопление излучающих частиц в легких и внутреннее облучение альфа-частицами, от которого нет защиты. Нужно штукатурку сдирать, помещение дезактивировать, людей переселять – только так. Но есть случаи, когда шлакоблоки готовились на таком песке, сам бетон – радиоактивные бетонные плиты. Это хорошо видно радиометром, – говорит Ожаровский. – А вот доказать, что есть концентрация радионуклидов в воде, гораздо сложнее: малую концентрацию обычный прибор отследить не может.
Что же касается экологических рисков, которые возникают в результате деятельности промышленных предприятий, в первую очередь контролировать их должны чиновники Минприроды и Роспотребнадзора, говорят экологи. Но фактически проблема открытых карьеров, ядовитых шламов и заброшенных объектов добычи не решается десятилетиями и едва ли будет решаться в ближайшее время.
– На прибайкальской территории остро стоит проблема заброшенных шахт, использованных выработок: их очень много в Сибири и на Урале, но государство не уделяет этому должного внимания, – говорит эксперт по химической безопасности Дмитрий Левашов. – Есть проблема изливов отходов из шахт цианидов и токсичных металлов. Когда ртуть, свинец, вещества первого класса опасности, или цинк, никель, кадмий попадают в водоносные горизонты или подземные воды, ни к чему хорошему это не приведет. Это проблема постсоветского периода, когда шахты были заброшены или закрыты из-за нерентабельности. И, похоже, этими потенциально опасными объектами для жителей государство не скоро займется. Все усилия по ликвидации первых объектов накопленного экологического вреда в разных районах России (а работы первые начались где-то пять лет назад) сосредоточены на рекультивации полигонов бытовых отходов либо шламонакопителей – объектов размещения отходов производства химических, металлургических производств. А вот с рекультивацией шахт все обстоит очень печально. Если взять тему золотодобычи, сегодня в России действует большое количество артелей – либо гигантских холдингов, либо маленьких кооперативов старателей, которые ведут добычу полезных ископаемых, в том числе золотоносных руд, а отходы сбрасывают в поверхностные водные объекты. У каждого объекта к тому же должна быть санитарно-защитная зона, как правило, один километр. В 2000-х эти зоны стало можно сокращать расчетным методом, – рассказывает Левашов. – Кстати, от борта самого крупного "ядовитого" карьера Балея до ближайшего жилого дома всего 37 метров.
Еще в 2007 году была выявлена ведущая роль экологического неблагополучия как фактора развития интеллектуальных нарушений у детей Забайкальского края: "Более 70% детей Балея имеют психические нарушения, около 30% из которых составляют интеллектуальные расстройства (до 20% от всех психических нарушений составляет задержка развития, 7–10% – умственная отсталость). Помимо этого обнаружена высокая распространенность неврологических нарушений, органических неврозоподобных расстройств, что может свидетельствовать об органическом повреждении головного мозга". Исследователи приводят данные о прямой связи воздействия веществ повышенной опасности с развитием онкологических заболеваний.
– Смертность очень высокая, даже у молодых, – говорит жительница Балея Ирина Пакулова. – Подростки больные. Кладбище разрослось до неимоверных размеров. В открытый карьер постоянно идет слив из канализационных труб. Было страшно, что вода во время наводнения объединится с карьером. Вода приближалась очень быстро. Службы среагировали поздно, начали оповещение, когда вода уже накрыла по крышу некоторые дома. Вода подходила с двух сторон: разлились обе реки. Жители вдоль реки съехали, вода зашла в их деревянные дома наполовину.
Бессилие жителей
– Маленькими мы играли в этих карьерах Балея, – вспоминает бывший житель города, член Союза кинематографистов Забайкальского края предприниматель Федор Гаркавый. Он уехал в Москву учиться лишь в 2006 году и постоянно навещает оставшихся в городе родных.
Еще в середине апреля Федор создал петицию "Балей – экологическая катастрофа золотого города России": "В г. Балей коллективная эффективная доза облучения населения за счет всех источников в 2019 году составила 178,01 чел.-Зв/год, средняя на 1 жителя 16,361 мЗв/год... Среднегодовое значение эквивалентной равновесной объёмной активности радона (далее ЭРОА изотопов радона) в эксплуатируемых жилых и общественных зданиях в г. Балей намного превышает норматив среднегодового значения ЭРОА изотопов радона".
За прошедшие три месяца петицию подписали всего 200 человек, Федор Гаркавый объясняет это бессилием жителей Балея:
– У нас люди настолько устали биться, им это уже не надо, лишь бы свой век дожить, детей поставить на ноги. Причем статистика по онкологии страшная, но цифры могут быть и больше, все понимают, как статистика делается: до кого руки дотянулись. К тому же большинство людей не могут доехать даже до областных больниц, денег нет, две коровы, поросенок да куры, картошку посадили – живут, ценник запредельный. Они в муниципалитет – муниципалитет говорит: у нас денег нет. Муниципалитет – в область, а те: ну, мы уже все потратили, перенаправили на проблемные точки, ждите следующего года. А жизнь-то у детей идет. Мы разослали петицию по небольшим каналам, надеясь, что люди будут реагировать, а они боятся, потому что понимают: будешь выпендриваться, что-нибудь пойдет не так.
