Два года идет война в Украине. Два года российское образование в ней активно участвует – легитимизирует, нормализует, героизирует. Когда кажется, что публику уже ничем не удивить, предъявляет новые инициативы: от 4 миллионов участников "Движения первых" до педагогических десантов на Донбасс и сети военно-патриотических лагерей "Авангард". От "Разговоров о важном" до коллективных писем ректоров ведущих российских вузов в поддержку войны. Даже новояз у этой системы появился: вместо предмета "Основы безопасности жизнедеятельности" теперь будет "Основы безопасности и защиты Родины", а вместо термина "образовательная услуга" в законе об образовании – "традиционные российские ценности".
Ненависть и стукачество
За два года войны российская школа понесла тяжелые потери в живой силе (в 2023 году уволился каждый седьмой учитель) и качестве образования ("уроки мужества", "разговоры о важном" и прочий патриотический контент занимают всё больше учебных часов).
Внеклассная деятельность школьников всё чаще сводится к плетению маскировочных сетей, сбору посылок для "участников СВО" ("специальная военная операция" – используемое российской пропагандой официальное название войны в Украине. – СР) и такой ранее невиданной активности вроде "помощи учителям" в доставке повесток тем, кто подлежит мобилизации.
Огромный урон образованию наносит эпидемия доносительства. Дети "стучат" на учителей, и наоборот, что приводит к формированию в школах особой "нравственной" атмосферы.
Моральными ориентирами российских школьников в 2023 году стали уголовные преступники, кровью, пролитой в Украине, "искупившие свою вину". Эти люди теперь – частые гости классных часов (и тех же "уроков мужества"). А имена тех, кто погиб во время вторжения, присваивают "партам героев", сидеть за которыми считается большой честью для учащихся.
Учебник истории, написанный Владимиром Мединским и ректором МГИМО Анатолием Торкуновым, заслуженно прозван "учебником ненависти". Эта книга доносит до школьников своеобразные исторические воззрения президента России, оправдывающие агрессию против Украины.
В учебнике прямо утверждается "образ врага" – это западные страны, в первую очередь США. "Задача Запада, – пишут авторы этого пособия, – расчленить Россию и получить контроль над ее ресурсами".
Целями "СВО" в учебнике названы "защита Донбасса и упредительное обеспечение безопасности России". Украину на страницах пособия авторы описывают как "ультранационалистическое государство", в котором "все российское объявлено враждебным". Новейшая история России заканчивается параграфом о военных – участниках "СВО" и сведениями об иностранных агентах.
Но именно российскому образованию предстоит сыграть также значительную роль в возможной нормализации российского общества. Если такой переход случится в реальности, то между этими двумя перерождениями образования неизбежно пройдет его денацификация – путем люстраций и судов. Суды над "обычными людьми", которые просто "делают свою работу", детально описаны в отношении немецких граждан середины ХХ века.
Школа для общества или общество для школы?
Для начала определимся с рамкой, через которую мы смотрим на образование. Есть всего лишь два принципиальных подхода к роли образования в обществе. Согласно первому, образование воспроизводит общество, то есть имеет по отношению к обществу вторичную роль, не является субъектом изменений. Грубо говоря, если у нас феодализм, наша школа рассказывает детям, почему феодализм – лучший общественный строй на земле. Если мы по воле партии занимаемся индустриализацией – школа и вузы воспитывают винтики огромных новых заводов и фабрик.
"Отец педагогики" и архитектор школьной образовательной системы в том виде, в котором мы ее знаем и сегодня, Ян Амос Коменский был однозначным приверженцем этой концепции и отвечал на вопрос о роли школы в обществе однозначно: задача образования – воспроизводство общества. За ним уже в ХХ веке это повторяли многие философы и социологи, например, американский философ Джон Дьюи, который писал о ключевой роли школы в воспитании "демократически мыслящих" людей.
Второй принципиальный подход говорит об обратном: образование первично по отношению к обществу. Оно является преобразующей силой, способной развивать общество и уберегать его от безумия в периоды войн и революций. Когда Фридрих Шлейермахер писал свое эссе "Нечаянные мысли о духе немецких университетов", обосновывая необходимость создания нового университета в Берлине, он предполагал, что этот университет и создаст новую германскую нацию.
К сожалению, именно с Германией периода нацистской диктатуры связаны и наиболее разочаровывающие сюжеты, касающиеся образования. В нацистской Германии оно не стало противоядием от общественного безумия, превратившись в инструмент пропаганды. При этом задачей образования было не накачивание детей героическим угаром, а нормализация диктатуры и войны (как и в последние два года в России). Издатели сборника о повседневной жизни Третьего рейха Харальд Фокке и Уве Раймер с горечью признавали, что "история национал-социализма излагается столь же рутинным образом, как любая другая тема. У школьников возникает впечатление, что нет никакой разницы между кодексом Хаммурапи и законом о предоставлении правительству Гитлера чрезвычайных полномочий".
Поэтому неудивительно, что Германия дала огромный материал для рассуждений о коллективной вине вообще и вине образования в оправдании войны и диктатуры в частности. Философ Карл Ясперс в своих классических послевоенных лекциях "Вопрос о виновности", разбирая виды ответственности немцев за случившееся, говорил о возможности коллективной ответственности в случае политической виновности (когда общество голосует за те или иные решения), и отчасти – в случае метафизической виновности (когда общество идет на сделки с совестью).
Ни Ясперс, ни его последователи напрямую нигде не говорят о коллективной вине системы образования. Однако в их работах система образования если и упоминается, то именно в контексте коллективной вины. Например, Ясперс приводит характерный "типичный разговор" с преподавателями высшей школы наряду с "типичными разговорами" с офицерами и интеллигенцией: "Вам [преподавателям] предоставляют свободу шута при условии неукоснительного послушания. Вы молчите и уступаете. Ваша борьба – видимость, для руководства желательная. Вы только помогаете похоронить немецкий дух". Ученица Карла Ясперса Ханна Арендт в статье "Организованная вина" повторяет его тезис об ответственности "интеллектуалов" в таком виде: "интеллектуалы происходят из сумеречной зоны меж богемой и мальчиками на побегушках, роль которых в образовании нацистской элиты неоднократно подчеркивали в новейшее время".
В этом тексте я исхожу из того, что образование первично по отношению к обществу и должно быть его преобразующей силой. Из того, что коллективная ответственность образования за нынешнюю войну существует. И из того, что подходы к границам ответственности в рамках этой коллективной вины уже имеются – и это практики денацификации в послевоенной Германии.
Ненормальное в нормальном
Было бы проще определить ответственных за нормализацию войны в образовании, если бы каждая инициатива в российском образовании за последние два года была на сто процентов дьявольской. Но это не так.
Например, хрестоматийные "Разговоры о важном" нечестно называть исключительно пропагандистским мероприятием. Вовсе нет, на 95 процентов это совершенно благостный набор тезисов, подкрепленных действительно качественными мультимедийными материалами. Вот план "Разговоров о важном" на февраль 2024 года: день российской науки, день первооткрывателя, всемирный фестиваль молодежи, и – День защитника Отечества. Но это – февраль, в январе и марте, как и в большинстве других месяцев в "Разговорах о важном" нет вообще ничего милитаристского и даже пропагандистского. Так почему же считать их злом?
А потому, что 95 процентов этих "разговоров" убаюкивают, а на оставшихся пяти – как гром среди ясного неба – худшие тезисы российской военной пропаганды. То есть буквально еще неделю назад школьнику в понедельник утром рассказывали о великом русском ученом Менделееве, через две недели расскажут о Дежневе и Беллинсгаузене, а аккуратно между ними – про "специальную военную операцию, которая сплотила наше общество, людей разных возрастов и профессий", "поддержка людей выразилась в сборе подарков для военнослужащих, гуманитарной помощи жителям новых регионов, в настоящем культе гордости за бойцов СВО" (это цитаты из урока на 19 февраля, ко "Дню защитника Отечества").
Или вот – поднятие флага в школах и колледжах каждый понедельник (даже отдельный регламент Министерство просвещения на этот счет написало). Что плохого в этом ритуале, ведь, скажут нам, в каждой американской школе делается то же самое? И правда, не было бы в этом ничего плохого, если бы не контекст – точно такие же флаги сейчас подняты над разрушенным Мариуполем или уничтоженной Авдеевкой. И означают эти флаги над школами точно то же самое, что флаги над Донбассом, а не то же самое, что над американскими школами.
И так повсюду. Формально нет ничего плохого в "Движении первых" (созданном к столетию пионерской организации), если бы каких-то 5–10 процентов активностей этого движения не переворачивали мир с ног на голову, называя убийц – героями, а добро – злом. Вроде бы нет ничего плохого в проектах типа "Телемост дружбы" (школьники из Донбасса созваниваются с "побратимскими" российскими школами) или "Научный десант" (преподаватели вузов едут с лекциями на "новые территории") – ведь преподаватели и ученики ни в чем не виноваты? Тем себя и успокаивают их активисты, становясь невольными соучастниками российской военной агрессии. Капельку ненормального оборачивают совершенно нормальными оболочками, обязательно привлекают детей – и получают гремучую смесь для интоксикации, которая, как боевой яд "Новичок", действенна, но почти не ощутима "на вкус".
Это большая проблема для будущей денацификации образования.
Ни врагов, ни героев
Было бы проще определить ответственных за нормализацию войны в образовании, если бы существовал публичный и хорошо всем известный список "врагов" и "героев", которых общество ненавидит и которыми гордится. Но это не так.
Врагов в образовании уничтожают незаметно. Нет никаких показательных казней, доярки не пишут в "Правду" письма с требованиями собачьей смерти для собак, уничтожение очередного проекта проходит буднично, как если бы "лагеря смерти" в нацистской Германии работали, а антиеврейской пропаганды при этом вовсе не существовало.
Вот в конце июня 2023 года в России появилось первое образовательное учреждение – "иностранный агент" – Англо-американская школа в Москве, работавшая для детей дипломатов аж с 1949 года (даже при Сталине!). В апреле того же года суд приостановил деятельность этой школы по следующим основаниям: у образовательной организации не было разработанных программ допобразования, а 15 ее педагогов не имели нужных дипломов. И кто за пределами профессионального сообщества узнал и осмыслил случившееся? В марте 2023 года Генеральная прокуратура РФ признала "Свободный университет", основанный лучшими преподавателями Высшей школы экономики, "нежелательной организацией", поскольку "в ходе учебного процесса у студентов формируется стойкая неприязнь к Российской Федерации с одновременным навязыванием ультралиберальной модели европейской демократии". Знает ли об этом учительница, жаждущая триумфа традиционных российских ценностей в каждом доме? Вероятнее всего, нет.
Тем же летом под давлением "ура-патриотов" фактически свернулся проект "Учитель для России" (из шести регионов программу удалось сохранить только на Ямале) – калька с американской программы Teach for All, работающая в 50 странах мира и привлекающая выпускников престижных университетов в обычные сельские школы. Теперь никакие выпускники СПбГУ и ВШЭ в российские сельские школы больше не едут, десятки тысяч детей лишились учителей, которые могли рассказать им, как устроен большой мир, рассказать о Москве и Питере, заразить их стремлением к чему-то большему. Слышал ли кто-то о таком "враге" и о благе, которое этот "враг" производил?
С другой стороны, и "герои" современного образования, первые слуги режима, тоже не особенно себя продвигают в публичном поле. Кто, например, знает, что несколько недель назад Томский государственный университет, ректор которого Эдуард Галажинский все два года методично, академично и страстно хвалил любую инициативу государства (от начала агрессии в Украине до отмены бакалавриата), заполучил в качестве филиала Государственную академию промышленного менеджмента имени Н. П. Пастухова? Никто не слышал, потому что в вечерних новостях нам не показали героя Галажинского, которого государство награждает лакомым активом за преданную службу, – прежде всего, полагаю, потому что сам Галажинский не очень хочет такой славы.
Организаторы "Педагогических десантов" на Донбасс становятся директорами колледжей и министрами, но разве публично в качестве причин назначения называют выдающиеся успехи по интеграции "новых регионов" в российское образовательное пространство? Нет, ничего такого и в помине нет.
И это тоже большая проблема для будущей денацификации образования.
Нежные объятия режима
Наконец, было бы проще определить ответственных за нормализацию войны в образовании, если бы внутри него можно было четко провести границы: вот эти в оправдании агрессии участвуют, а эти – нет. Но и это не так.
21 февраля 2022 года удивленная страна наблюдала, как Владимир Путин едва ли не в прямом эфире на Совете безопасности вызывает к трибуне главных российских чиновников и требует от них публичной присяги на верность грядущей войне. В подворотнях так делают, чтобы все были замараны в совершенном преступлении. То же самое происходит сегодня и в российском образовании.
Школьники и студенты, которые плетут маскировочные сетки, шьют трусы и портянки для "зоны СВО", – они ведь всего лишь ходят на свои уроки и выполняют учебные задания. И неожиданно становятся соучастниками. Осенью 2022 года они же вместе со своими учителями разносили повестки в активную фазу "частичной мобилизации". Ведь администрации своей школы или колледжа очень сложно отказать. Весной 2023 года военкомы уже сами пришли в школы – агитировать заключать контракт, ведь к тому времени отменили ограничения по уровню образования. Военкому директор школы не откажет, ведь вдруг потом будут проблемы?
Или вот российская школа проводит "Телемост дружбы" и зовет учителя посидеть там как массовку – и учитель идет, потому что лучше не высовываться, а то будут проблемы, да и нет в этом вроде бы "ничего такого". Ведь заявленную цель "адаптацию иностранных студентов" не назовешь с ходу "фашистской", и только присмотревшись, понимаешь, что не случайно в этих "мостах" участвуют студенты из Тегерана, например. Что таким образом создается новая антизападная общность учителей несвободных стран.
Или вот – другой пример – в школе начинает работать учителем "подготовленный" на трехмесячных курсах "ветеран СВО", и другие учителя сидят с ним за одной партой на очередном педсовете, и что они – при всех выразят протест? В этом учебном году учитель ведет "Основы безопасности жизнедеятельности", а со следующего года во всех школах его переименовывают в "Основы безопасности и защиты Родины" – но ведь учитель же все равно не будет менять программу, а потому он вроде бы и ни при чем? Да даже эти "Разговоры о важном" можно по отчетам посвящать одному, а в школьных классах – совсем другому. И вроде бы учитель уже фрондер, а не пропагандист.
Ничуть не проще и в университетах. Когда-нибудь мы узнаем, как именно в конце февраля 2022 года за неделю Российскому союзу ректоров удалось собрать подписи 304 руководителей университетов России под "Письмом ректоров", в котором они буквально расписывались в своем символическом участии в спецоперации. Но вот позвонил ректору кто-то из Москвы, попросил поставить подпись – как ректор откажет уважаемому человеку, ведь можно прослыть фрондером? Или, предположим, преподавателю истории предложили в начале года немыслимую щедрость – дополнительные 144 часа в год на преподавание утвержденного в министерстве курса "Основы российской государственности". Что он, возьмет и откажется? Или вот в институте собирают команду для участия в проекте "Научный десант" – "расширения сотрудничества с университетами Донбасса и Приазовья" – как не поучаствовать?
Вот и получается, что, если ты работаешь в образовании, тебе очень сложно оказаться не "замаранным" в соучастии агрессии. На каждом педсовете или заседании кафедры ты будешь еще по одному поводу, совершенно пустяковому, договариваться с собственной совестью. Пока не обнаружишь, что тебя уже взяли в оборот и ты незаметно для себя оказался "мобилизован" на идеологический фронт этой войны.
И это тоже большая проблема для будущей денацификации образования.
Явка с повинной
Впрочем, все эти проблемы давно описаны и решены в трудах лучших философов и социологов прошлого века. Самая известная работа, которую в России стали зачитывать до дыр весной 2022 года, – это "Банальность зла" Ханны Арендт, в которой она как репортер и ученый дотошно описывает случай Адольфа Эйхмана, заведующего одним из отделов гестапо, который сам и вправду не убил ни одного еврея, но был небольшим винтиком в бюрократической машине этих убийств. Сам Эйхман на процессе настаивал на своей невиновности именно по причине неучастия в убийствах евреев непосредственно, а также, по словам Арендт, имел в распоряжении "разнообразнейший набор клише на каждый момент его жизни и на каждый вид его деятельности".
Впрочем, по итогам процесса Эйхмана все равно повесили.
Представим, что такой суд (естественно, более гуманный и не предполагающий казни, ставящий целью, например, люстрацию) начнется сегодня, и на скамье подсудимых окажется типичный российский учитель – такой, каким мы его знаем из опросов и исследований.
Подсудимый мало известен как личность и профессионал. За последние 20–30 лет появилось от силы 10–20 исследований, описывающих ценностные ориентации и вообще "внутренний мир" российского учителя. Но вот из многочисленных опросов (от ВЦИОМА до "Якласса") следует, что это постоянно жалующийся на свою жизнь персонаж, который не особенно верит в то, что делает, и не прочь заработать на стороне репетиторством, исправляя то, что он сам плохо делает в стенах школы.
И правда, если учителей спрашивают (опрос "Якласс" в 2021 году), в чем самая главная проблема современного образования, они отвечают – "ненормированная нагрузка на учителей" (50%), и только сильно потом вспоминают об "отсутствии цели обучить детей необходимым в современном мире навыкам" (10%). При этом, по данным опроса Maximum Education, почти 60% учителей занимаются репетиторством, то есть зарабатывают на плохих результатах своей собственной работы.
Кое-что известно и о ценностях подсудимых. По данным социологов Юрия Вишневского и Валерия Шапко, в 2000 году (еще на волне либерального флера в обществе) 59% учителей называли безусловной ценностью "права и свободы человека", но 53% – "сильное государство". Только 27% отводили государству роль координатора правил в обществе, остальные три четверти утверждали, что "государство должно выполнять максимальный контроль за всеми сферами общества".
Через 10 лет социологи Ольга Грязнова и Владимир Магун, анализируя на больших массивах данных базовые ценности российских учителей, выскажутся еще более конкретно: "Средний российский учитель крайне высоко ценит безопасность и, напротив, крайне низко ценит возможность наслаждаться жизнью и получать удовольствие", он "чаще опережает европейцев по важности личного успеха, богатства и власти, а также послушания и следования традициям, и, напротив, чаще отстает по приверженности ценностям самостоятельности, равенства, толерантности, помощи окружающим, сохранения природы". Проще говоря: типичный российский учитель понимает, что власть может делать с ним что пожелает, не ценит свободы и права окружающих и при этом склонен к личному гедонизму. Получается, что типичный российский учитель – плоть от плоти российского государства.
Поэтому в целом не удивительно, что, когда в конце декабря 2023 года ВЦИОМ узнал мнение российских учителей о том, правильно ли школа (уже военная, насквозь пропитанная пропагандой) воспитывает детей, 89% опрошенных однозначно сказали, что поддерживают политику "защиты традиционных духовно-нравственных ценностей в России", а 91% считают пресловутые "Разговоры о важном" нужными и полезными.
Вероятно, суды будущего в качестве меры наказания будут выбирать люстрацию и запрет на профессию. Потому что, как писала та же Ханна Арендт в статье "Последствия нацистского правления" в 1950 году, "проблемой является не столько повторное введение свободы преподавания, сколько возрождение честного исследования". Иными словами, невозможно будет просто отменить все дикие государственные инициативы в образовании и дожидаться, пока педагоги начнут работать иначе. Не начнут, поскольку повреждены самые основания педагогики, ее моральная сторона ("честное исследование").
В Германии ситуацию удалось исправить только к началу 1980-х годов, когда сменилось поколение учителей и те педагоги, которые работали при нацистах, покинули школьные классы и университетские аудитории по естественным причинам. А им на смену пришли, в том числе, студенты, участвовавшие в движении 1968 года – свободные и открытые миру. Но у Германии не было никакого описанного опыта, на который можно было бы опереться. У нынешней России такой опыт есть.
В 1968 году на мемориале в Дахау на пяти языках была установлена стела с цитатой немецкого философа Теодора Адорно: "Невозможность повторения Аушвица должна быть главным требованием для всякого образования". Подобную табличку стоило бы прикрутить на каждую российскую школу и на каждый педагогический университет после окончания войны. В совокупности с люстрацией это обязательно поможет.
Что почитать по теме
- Dewey, John (1916). Democracy and Education: An Introduction to the Philosophy of Education. New York: Macmillan. 434 p.
- Арендт Х. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. М.: Издательство "Европа", 2008. 424 с.
- Арендт Х. Организованная вина // Арендт Х. Скрытая традиция: Эссе. Москва: Текст. 2008 С. 39–56.
- Вишневский Ю. Р., Шапко В. Т. Ценностные ориентации учителей // Образование и наука. 2001. № 2(8). С. 86–100.
- Грязнова О. С., Магун В. С. Базовые ценности российских и европейских учителей // Социологический журнал. 2011. № 1. С. С. 53–73.
- Грязнова О. С. Базовые ценности российских учителей и их коллег из 54 стран мира // XII Международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества. В четырех книгах. Книга 3. / Отв. ред. Е. Г. Ясин. М.: НИУ ВШЭ, 2012. С. 110–120.
- Иван Иллич. Освобождение от школ. Пропорциональность и современный мир. М.: Просвещение, 2006. 160 с.
- Коменский Я. А. Избранные педагогические сочинения. М., 1982 г.
- Шлейермахер Ф. Нечаянные мысли о духе немецких университетов (с приложением об одном из них – недавно утвержденном). М.: Канон+, 2018. 208 с.
- Ясперс К. Вопрос о виновности. О политической виновности Германии. М.: Альпина Паблишер, 2023. 220 с.
