Пионерский барабан вместо шаманского бубна. Селькупы, потомки древних шумеров в Сибири

Фестиваль "Этюды севера". Выступление селькупской танцевальной группы. 2019. Фото: Андрей Чирков

В проекте "Такие малые народы" мы рассказываем об исторических судьбах и современных проблемах аборигенов Сибири.

Было время, когда этот сибирский народ занимал территорию, превосходившую размерами многие современные европейские государства. Было время, когда селькупские воины, сокрушив своих ближних и дальних соседей, приводили на родные стойбища захваченные оленьи стада и юных дев… Но кто сегодня, кроме сибиряков и сибиреведов, знает этот народ?

Вот грустный конфуз в качестве ответа на этот вопрос. В 1980-х гг. на ВДНХ СССР проходили "Дни народов Сибири". Надо было представлять и селькупов. Местные чиновники набрали в северных районах Томской области участников художественной самодеятельности (в том числе и русских), пошили для них в областном центре меховые балахоны в стиле "а la Sibérie" и отправили в столицу. Чиновник из Минкульта по бумажке, напечатанной, видимо, на старой машинке со сбитым шрифтом да ещё и через копирку, объявил в микрофон: "А сейчас выступят сельгуны!" (через Н и с ударением на Ы). И публика чинно захлопала в ладоши. Какая разница, как называется остатки этого затерянного где-то в нарымских болотах вымирающего народца?

Древние народы жили бестолково, мотались из одного места в другое, из одной эпохи в другую, и всё это без железных дорог, без порядку, причины и цели

Вообще-то с этнонимом (названием этноса) "селькупы" подобные каверзы случаются постоянно. Дело в том, что к появлению русских эта группа аборигенов не успела сформироваться в социум, который называется народом, и существовала в виде отдельных групп, расселённых в Среднем Приобье как по руслу основного водотока, так и по его притокам (сейчас это территория северных районов Томской области и юга ХМАО – Югры). И каждая группа, помимо собственного диалекта и только ей присущих некоторых особенностей культуры, имела своё название – кайбангула, тегула, шиешгула, пайгула и т.д.

Для механизма российского госуправления такой разнобой был, конечно, неприемлем. Да и сами аборигены, попав в объятия чужой культуры, постепенно теряли своё своеобразие, ассимилируясь в некий усреднённый вариант. И постепенно все эти этнолингвистические группы были подвёрстаны под единый этноним "остяк". Вообще-то это слово представляет собою русскоязычную огласовку хантыйского самоназвания "Ас-ях" – "Обской народ". Но очень быстро удобное для произношения название русские стали использовать не только в адрес хантов, но и их южных соседей. Постепенно и в разговорной речи, и в официальном делопроизводстве слово "остяк" утвердилось настолько прочно, что и сами среднеобские аборигены стали считать его исконно своим.

Однако в 1930-х гг., когда советские административные органы стали активно проводить политику вовлечения коренного северного населения в ряды строителей социализма, среди прочего на государственном уровне была реформирована и система этнонимов. Именно тогда и было решено название "остяк", которым к той поре называли несколько разных народов, отменить. Вместо него вводились самоназвания этих народов – ханты, кеты, энцы… Но как быть с самодийским населением тайги, которые общего этнонима не имели? Вот тогда-то этнографы муж и жена Прокофьевы и предложили использовать региональный этноним "солькуп / селькуп". Этнографы и лингвисты приводят несколько значений этого слова: "лесной человек", "глиняный человек" (первого человека верховное божество слепило из глины), "человек с пупком" (до селькупов люди, согласно селькупской мифологии, рождались без пупка), "люди, впервые заговорившие на земле человеческим языком".

Избирательный участок. Селькупские юрты Кананак на р. Тыме. 1938 г. Фото: И.С. Фатеев

Какое значение этого слова не ищи, беда была в другом. Она заключалась в том, что это самоназвание использовали только обитатели Ваха, Таза и Турухана, да и то не все. Южная часть народа – на Парабели, Тыме, Кети, Чае и др. – этого чужого для них слова не знала и знать не хотела. И потому продолжала именоваться остяками. "Не, паря, я не селькуп. Что такое "селькуп"? Сельский культурный парень. А я остяк!", – били себя в грудь среднеобские аборигены почти полвека после навязанного для них на самом высоком государственном уровне этнонима "селькуп". Причём старое название "остяк" использовали не только в разговорной речи, но и в местном делопроизводстве, в том числе и в органах ЗАГСа. "До бога высоко, до Москвы далеко". Такой сибирский этнонимический сепаратизм аукнулся в 1990-х, когда малочисленные народы Севера на законодательном уровне получили ряд льгот. Потомки аборигенов радостно зашагали в свои органы соцобеспечения… – и получили от ворот поворот: в их паспортах было написано "остяк", а в списке этносов-льготников – "селькуп". Всё по Высоцкому: "Говорят, что за графу не пустили пятую". Последнюю пару десятилетий старшее поколение южной группы этого народа по привычке называет себя остяками, а младшее – уже селькупами.

Но "откуда есть пошла селькупская земля"? В ответе на этот вопрос надо прислушаться к совету русской писательницы-юмористки начала прошлого столетия Тэффи (Н.А. Лохвицкой): "…Древние народы жили бестолково, мотались из одного места в другое, из одной эпохи в другую, и всё это без железных дорог, без порядку, причины и цели. Поэтому учёными людьми придумано рассматривать историю каждого народа отдельно. Иначе так запутаешься, что и не выберешься".

Запутаться немудрено, поскольку выявление этногенеза (процесса формирования народа) вообще дело сложное, а уж относительно Сибири – тем паче. Причина в отсутствии письменных источников – как у самих сибиряков, так и у их соседей. Не будем говорить про Китай или Западную Европу, где события нескольких тысячелетий зафиксированы на глиняных табличках, пергаментах и бумаге. Даже история славян уже более тысячи лет откладывается в письменных документах. Сибирские же народы не успели дорасти до собственной письменности. Поэтому в поисках протоселькупской или протохантыйской истории учёным сегодня приходится обращаться не к древним текстам, а к археологическим и фольклорным материалам. А это чрезвычайно сложно и субъективно, потому и выводы спорны и неоднозначны.

Пока самой распространённой схемой формирования селькупов является версия, предложенная томской исследовательницей Г.И. Пелих. Любой современный народ сродни многослойному пирогу, в котором каждый слой – это наследие какого-то исчезнувшего в нынешнему дню народа, а начинка между слоями – глобальные исторические события, связавшие эти исчезнувшие народы в единое целое. Г.И. Пелих назвала эти слои «компонентами» и «реликтами различных этнических субстратов».

Таблица шумерских и нарымских орнаментов. Пелих Г.И. Происхождение селькупов. – Томск, 1972

Самый нижний слой, то есть первый по времени компонент, связан, по её мнению, с… Древним Шумером. Да-да, с той самой великой протоцивилизацией раннего бронзового века, существовавшей в IV–III тыс. до н. э. в Южной Месопотамии (современный южный Ирак). Именно шумеры, как утверждают историки, изобрели колесо, гончарный круг, письменность, ирригационную систему, сельскохозяйственные орудия и даже пивоварение. Трудно провести параллель между культурой селькупов и культурой шумеров, но Пелих провела. В мифологии, орнаменте (см. ил), устройстве погребений и жилищ, некоторых образцах материальной культуры… Не надо понимать эту связь буквально – что часть населения из Месопотамии мигрировала на берега Оби и положила начало селькупам. Конечно же, эта связь была не прямой, а через целую цепочку посредников, которыми на протяжении веков и тысячелетий выступали культуры Ирана и Средней Азии. Эти культуры обнаруживают определённую близость и с Шумером, и с дорусским населением Западной Сибири. Протошумерская гипотеза имеет сегодня как горячих сторонников (археологи находят всё новые и новые материалы в её подтверждение), так и активных противников.

Вторым слоем селькупского пирога стал компонент древнего сибирского населения. Эти люди, по мысли Г.И. Пелих, на исходе каменного века и в эпоху бронзы проживали в окрестностях Байкала, но по каким-то причинам разделились: одна группа передвинулась в Западную Сибирь и позже стала составной частью селькупов, а вторая откочевала в Приамурье и на побережье Берингова залива, войдя в состав эскимосов, чукчей, коряков, юкагиров, алеутов. Поэтому-то, по мысли автора гипотезы, культура селькупов Приобья проявляла некоторое сходство с культурами этносов северо-восточной Азии и северо-западной части Аляски.

Здесь самое время вспомнить популярное среди этнографов изречение, что "коренное население любого региона – это предпоследний завоеватель"

Третьим слоем тоже был палеосибирский компонент, но более поздний. Это население в кон. II – нач. I тыс. до н.э. в Томско-Нарымское Приобье пришло откуда-то с юга – то ли из Южного Прииртышья, то ли с земель у северо-западных границ Китая. Оно принесло в Западную Сибирь умение обрабатывать металл и разводить коней. В результате в Приобье сложилась своеобразная и широко известная не только археологам кулайская культура – культура удачливых охотников и рыболовов, отважных воинов, глубоких мыслителей и своеобразных художников-литейщиков. Одни нынешние историки считают кулайцев предками хантов, другие – селькупов.

Четвёртым слоем стали тюрки, которые активно колонизировали Приобье в VII–IX вв.

Все эти четыре компоненты, по мнению Г.И. Пелих, растворились среди многих сибирских народов, а не только селькупов, – в хантах, шорцах, томских карагасах, кетах.

И, наконец, верхний (пятый) слой того селькупского пирога, который увидели русские, – самодийский. Здесь самое время вспомнить популярное среди этнографов изречение, что "коренное население любого региона – это предпоследний завоеватель". Таким предпоследним завоевателем междуречья Оби и Енисея в I тыс. было население, говорившее на языке или на языках самодийской группы. Именно оно, наслоившись на предыдущие компоненты и дав им свой язык, образовало тот селькупский этнос, с которым встретились пришедшие позже русские. Откуда пришли самодийцы – вопрос сложный. Одни считают, что из Приуралья, вторые точкой их исхода видят Саяно-Алтайское нагорье.

К середине II тыс. селькупы занимали обширнейшие пространства Среднеобья от устья Шегарки на юге до широты современного г. Сургута на севере, от барабинских верховий Васюгана на западе до водораздельных с Енисеем верховий Тыма и Кети на востоке. Это была селькупская ойкумена.

Основу их жизнеобеспечения составляло комплексное хозяйство, в основе которого находились рыболовство, охота и собирательство. Те, кто проживал на самой Оби и её крупных притоках, больше рыбачили, кому выпало жить по мелким речкам да болотам, налегали на охотпромысел. На севере к этому добавлялось оленеводство, хотя такого большого значения, как у соседно живущих хантов или эвенков, оно не имело. На юге, по границе с татарами, селькупы не чурались и животноводства.

Выше уже говорилось, что к той поре селькупы ещё не успели сформироваться в единый народ и существовали в виде нескольких этнолингвистических групп, приуроченных к бассейнам крупных рек. Каждая такая группа говорила на своём диалекте, поклонялась своим богам и духам, отличалась от других в обрядах, имела свои особенности в материальной и духовной культуре, подчинялась своему князцу (так русские документы, а затем и историки называли аборигенных лидеров)... Не будет большой натяжной провести параллель между политическим устройством славянских земель к монголо-татарскому нашествию и сибирских землиц к появлению русских: и там, и там – раздробленность, междоусобицы и наивная надежда, что агрессор ограничится землями соседа. Поэтому и результат был тот же – поочерёдно пасть жертвой нашествия.

"Все в бега обратились"

Русское завоевание Сибири включило в действие тот же механизм домино, который под названием "великого переселения народов" широко известен в европейской истории IV–VII вв. Тогда после вторжения гуннов с периферии Римской империи началось последовательное перемещение народов: каждый изгоняемый соседом слева вынужден был отодвигать соседа справа. Мало кто знает, что через тысячу лет, на рубеже XVI–XVII вв. тот же самый случай повторился в Сибири, куда пришли вооружённые казачьи ватаги. Но обо всём по порядку.

Угорские, селькупские и татарские образования в XVI в.

Русские двигались от Урала вверх по Оби. Поэтому первыми на их пути оказались манси (тогда их звали вогулами) и ханты (остяки). В условиях вражеского нашествия каждый выбирает свою линию поведения – одни сопротивляются агрессии, другие торопятся стать союзником. Второй вариант выбрали князцы "кодских остяков" Алычевы (сейчас это территория Октябрьского района ХМАО – Югры). Они были одними из самых могущественных хантыйских правителей, и вся их военная мощь была поставлена под русские знамёна. Забегая вперёд, скажем, что хантыйские воины Кодского княжества совместно с русскими покоряли как своих единоплеменников, так и соседние народы – нарымских селькупов, томских татар. Вместе с казаками они ходили даже на Енисей и Нижнюю Тунгуску. Три сотни кодских хантов в 1604 г. участвовали в строительстве Томского острога, хотя сегодня славу основателей этого города приписывают одним только русским казакам. "…Подчинение Оби и её притоков произведено в значительной степени посредством вооружённых сил кодских князей", – справедливо писал историк С.В. Бахрушин.

После покорения хантыйских земель русские казаки и кодские ханты, руководимые атаманом Брязгой, поднялись до широты Сургутского Приобья, где находились земли под управлением Бардака. Кем по национальности – хантом или селькупом – был этот князец и его подданные, сегодня доподлинно неизвестно. Сторонники селькупской версии утверждают, что завоевание этой территории было бескровным, ибо селькупы, понимая безнадёжность своего положения, "все в бега обратились". Сургутское Приобье стало первой территорией изгнания селькупов.

А дальше военная экспедиция подошла к землям Нарымского Приобья (нынешние северные районы Томской области), где раскинулись владения селькупского князца Вони. В русских документах это объединение названо Пегой ордой. И по экономическим, и по военным ресурсам это было одно из самых сильных военно-политических объединений дорусских обитателей Приобья. А его лидер, без сомнения, обладал весьма незаурядными качествами; даже его заклятые враги русские ставили около его имени прилагательное "гордый".

Наверное, у Вони в то время уже не было выбора. Если бы на него надвигались только казаки, он, быть может, и раздумывал бы над дилеммой "сопротивляться – покориться". Но плечом к плечу с русскими шли ханты – извечные противники селькупов. И Воне ничего не оставалось делать, как примкнуть к продолжавшим сопротивление татарам. Так в Западной Сибири сложились две военных коалиции – русско-хантыйская и татаро-селькупская.

Русское покорение Сибири не было блицкригом, как это часто представляется в беллетристике или школьных учебниках. Шёл передел целого мира, а такие процессы не бывают скоротечными и бескровными. В 1602 г. лидер селькупского сопротивления русскому нашествию Воня погиб. После него борьбу возглавил князец Кичей – второй после Вони человек по селькупской табели о рангах и его сват (его сын Вангай Кичеев был женат на дочери Вони). Но гибнет и он.

Были и другие более мелкие очаги сопротивления. Например, даже в прошлом столетии среди селькупов были живы сказания о князце Калгупе, который со своими воинами тоже боролся с завоевателями. По одним рассказам, его в конце концов убили русские. А вот по другим – это сделали сами селькупы (какая ж война без предательства?): "Царя убили селькупы за сладости… Но он им сказал перед смертью: "Вы помянете меня! Вы у русских собачий узел зубами разгрызать будете!"…".

Вы помянете меня! Вы у русских собачий узел зубами разгрызать будете!

В итоге победила, как известно, русско-хантыйская коалиция. А что всегда и везде делает победитель? Забирает себе земли побеждённого. По селькупским сказаниям, "не успели люди русского царя прийти на селькупскую Обь, как сюда хлынули ханты". Русские щедро рассчитались со своими союзниками и наказали своих противников – часть селькупской территории была оперативно занята хантами. Где-то это было оформлено официально. Например, 18 февраля 1594 г. кодским князьям Алычевым были переданы территории в Ваховском Приобье, прежде заселённые селькупами. Но в большинстве случаев это был самозахват сильного. Русская администрация была ещё слишком малочисленна, а русские военные ресурсы ещё слишком слабы, чтобы контролировать огромные пространства присоединённой Сибири. Селькупы же после поражения оказались чересчур ослаблены в военном отношении и сломлены психологически, чтобы сопротивляться хантыйской миграции на свои земли.

В итоге северные селькупские территории были отчуждены. Сначала к хантам отошли земли бывшего Бардакова княжества в Сургутском Приобье, население которого – группа соргула – частично ушло на юг (к своим собратьям в Нарымском Приобье), частично сдвинулось на северо-восток (на Таз, Турухан и левые притоки Енисея), а частично ассимилировалось пришедшими хантами. Следом мощный хантыйский клин с запада по рекам Васюгану и Ваху просто отсёк северную группу селькупов от южной и сдвинул её далее на север.

Селькупское стойбище в верхвовьях р. Кети. 1920 г. Худ.: А.Г. Варгин


В итоге началось то самое "великое переселение народов", о котором говорилось выше. Эпитеты "безлюдная" и "безграничная" для Сибири придумали русские. Это им после тесноты своих пашен и поскотин в Центральной России размеры новых владений казались необъятными и пустынными. Но это не так. Дело в "кормящем ландшафте", как выражаются этнографы. Земледельцу для обеспечения пищевыми ресурсами надо не так уж много земли. Скотоводу – уже больше. А вот охотнику, рыболову и собирателю – в десятки и сотни раз больше. Поэтому все лесные и водные ресурсы сибирскими аборигенами были давно поделены и переделены. Если бы эти земли были свободны и безлюдны, разве люди воевали бы здесь испокон веку за рыболовные угодья, звероловные урманы и ягельные пастбища? Поэтому изгнанные хантами селькупы шли не на пустынные, а на чужие земли. Теперь уже им пришлось теснить и изгонять других хозяев – лесных энцев и(или) ненцев Тазовско-Туруханского региона. Из обрывков сказаний складывается картина военного противостояния, где селькупы, сумев наладить союзнические отношения с кетами и эвенками, проводят жёсткую политику вытеснения своих бывших северных соседей. Сохранились имена энецкого вождя Ледерея, убитого селькупами, и селькупского вождя Нёмай Порга (Заячья Парка), которому, по словам этнолога А.В. Головнёва, "селькупы обязаны сохранением своей культуры и этнической целостности на вновь освоенной территории при подавляющем численном преобладании инокультурных противников и союзников".

В итоге уже через несколько десятилетий после вхождения территории Приобья в состав России её этническая карта стала совсем иной. Если говорить о селькупах, то для них присоединение Сибири к России стало национальной трагедией. Прежде единый народ оказался разделённым на две части: с XVII в. его северные группы оказались на новой для них территории в левобережье Енисея, а центральные и южные группы остались в Среднем Приобье. Не успевший консолидироваться в единую общность народ в ходе сложных исторических процессов завоевания Сибири потерял этот шанс навсегда.

С тех пор каждая часть селькупского этноса пошла своим путём, а прежние культурные и языковые различия, которые при тесных контактах нивелируются и исчезают, стали, наоборот, возрастать. Например, все шесть выделяемых современными лингвистами диалектов северного диалектно-локального ареала (тазовский, ларьякский/верхнетолькинский, карасинский, туруханский, баихинский/баишенский и елогуйский) сформировались у северян уже после XVII в., то есть в отрыве от южан.

Анатолий Югин с женой Алёной Пыршиной на стойбище в верховьях р. Тыма. 1938г. Фото: И.С. Фатеев

Судьба западносибирских аборигенов, толерантно называемых сегодня коренными малочисленными народами Севера, оказалась прямо зависимой от их местообитания. Европейское российское население при колонизации сибирской территории старалось занять те природно-климатические зоны, которые позволяли бы им и на новых землях заниматься привычными отраслями хозяйства, прежде всего хлебопашеством. Поэтому плотность русских новосёлов находилась в прямой зависимости от координаты широты: чем севернее – тем меньше русских. При таком раскладе не мудрено, что рядом с жившими в Среднеобье селькупами русских соседей оказалось намного больше, чем около обитающих севернее хантов или манси и ещё больше, если сравнивать с кочующими около Полярного Круга ненцами. Соответственно, и культура селькупов подвергалась гораздо более активному воздействию, деформации, ассимиляции.

Культурный прессинг на сибирских аборигенов находился в прямой зависимости от демографического соотношения местного и пришлого населения. Поэтому в XVII – первой половине XIX вв., когда численность европейских новосёлов росла медленно, а их поселения редко возникали в стороне от русла Оби и её наиболее крупных притоков, селькупы ещё имели возможность сохранять свою культуру, язык и традиции. Урманные междуречья и заболоченные пространства продолжали оставаться "остяцкой землицей", куда редко захаживал русский промысловик или торговец. Этому способствовало и законодательство царской России, которое все эти века закрепляло за аборигенами довольно внушительные угодья на правах общественной собственности. В это сейчас трудно поверить, но всего век с лишком назад очень многие селькупы (а женщины поголовно) не знали русского языка, а в южной зоне их обитания было около 200 стационарных селькупских поселений.

Святилище селькупов: культовый амбарчик и изображения духов-покровителей. 1938 или 1940 г. Фото: И.С. Фатеев


Отмена крепостного права, открывшая свободную колонизацию Сибири, и предпринятая позже Столыпинская реформа, обеспечившая свободной сибирской землёй переселенцев из Европейской России, стали причиной значительного увеличения пришлого населения и на прежде селькупской территории тоже. Небольшие русские деревни становились крупными сёлами, заимки вырастали до деревень… Селькупы либо оставались рядом с русскими и теряли остатки своей национальной идентичности, либо уходили всё дальше в тайгу.

Находятся в страшной нищете, заражены губительными болезнями, подвержены вымиранию…

Установление советской власти нанесло ещё один сильный удар по селькупам, прежде всего по их экономическому состоянию. Первыми же декретами коммунисты ликвидировали право собственности аборигенов на лесные и водные угодья. Всё было национализировано. Меж тем основа любой традиционной культуры – укоренившиеся формы хозяйства. Если у оленевода есть стадо, он сохранит и чум, и мифы, и язык. Если это стадо исчезнет, всё остальное становится ненужным. У селькупов отобрали их охотничьи урманы, рыболовные пески и ягодные боры. Экономическая база для сохранения их традиционной культуры была уничтожена. Оставалось лишь заметным их физическое присутствие: в конце 1920-х гг. селькупы составляли 6,3% населения Нарымского края. Пока ещё сохранялся и язык.

А окончательной причиной остякам "стать русскими" послужило колхозное строительство и спецпереселение 1930–1940-х г. Казалось бы, какая здесь связь? Самая прямая. Посмотрите на рождённую в недрах Сиблага ОГПУ "Карту расселения спецпереселенцев по Нарымскому Северу". Здесь из-за невозможности представить огромную карту предлагается только небольшой её кусок – бассейн р. Васюгана. Но и по этому фрагменту всё становится понятным. Красные кружки – это посёлки спецпереселенцев, чёрные – поселения аборигенов. Они рассыпаны вперемешку.

Карта расселения спецпереселенцев по Нарымскому Северу (вырезана только карта бассейна р. Васюгана). Составлена в Сиблаге ОГПУ

Подконвойные баржи с жертвами сталинской модели строительства социализма за один год увеличили численность селькупской ойкумены, которую к той поре стали называть Нарымским краем, как минимум в три раза. По данным официальной статистики, 1 января 1931 г. в указанном административном регионе проживало 120 264 чел. А по документам Сиблага за 1930–1931 гг. на эту же территорию было дислоцировано 284 000 чел. Уму непостижимо: только за два года в Нарымский край было насильно вселено в два раза больше жителей, чем в нём образовалось за три с половиной века до этого!

И всех их вселяли не на земли, уже освоенные русским населением, не в посёлки и не в деревни чалдонов-старожилов, а везли в глухомань – в болота, в верховья рек и речек. По мысли сиблаговских стратегов это были "неосвоенные территории", в реальности же – остатки селькупских владений: их немногочисленные поселения и промысловые угодья. Теперь коренные жители были лишены последнего пристанища.

Программа расселения спецпереселенцев вроде бы предусмотрела и это обстоятельство, поэтому 10 декабря 1932 г. из Каргасокского района Новосибирской области Запсибкрая была выделена новая административно-территориальная единица – Тымский туземный район. Это был единственный регион Нарымского края с элементами режима резервации, не попавший в хозяйство Сиблага и предназначенный для вселения и компактного проживания селькупов и васюганских хантов. Но идея провалилась. Совсем небольшое число аборигенов рискнуло переселиться на чужие для них земли, к тому же заселённые совсем «другими остяками» – говорившими на другом диалекте, поклонявшихся другим духам и не горевших желанием делиться с приезжими своими промысловыми угодьями. Большинство ограбленных и вконец обнищавших прежних хозяев Парабели, Чаи или Кети остались на месте – кто-то потом просто исчез из этого мира, кто-то приспособился жить в новых условиях, где уже не было места "остяцкому миру".

Селькупские шаманы с р. Кети. 1912 г. Фото: К. Доннер

Сегодня между южными и северными селькупами ни этнокультурных, ни личных связей нет. По сути дела сейчас это два изолированных народа, и больше об их родстве и былом единстве знают этнографы и историки, чем они сами.

В кон. XIX в. историк С.С. Шашков писал о "сибирских инородцах": "Находятся в страшной нищете, заражены губительными болезнями, подвержены вымиранию… По всей видимости, им в непродолжительном времени суждено вовсе исчезнуть с лица земли".

Относительно селькупов его слова оказались провидческими – в настоящее время обе группы селькупов подвержены очень сильной ассимиляции. Этнографы ставят диагнозы умирающему народу в соответствии с известной притчей о стакане воды, который для одних наполовину полон, для других наполовину пуст. Одни толерантно пишут только о процессе: "Южная группа селькупов всё более ассимилируется с численно преобладающим русскоязычным населением" или "Селькупы Томской области находятся на грани деэтнизации". Другие честно говорят о результате: "В настоящее время можно констатировать практически полную русификацию селькупов Нарымского Приобья".

Первым признаком исчезновения народа является, конечно, демография. В 1970-е гг. как бы в подтверждение провозглашённого тогда тезиса, что "создана единая историческая общность – советский народ", численность южной группы сократилась с 2093 до 1250 человек. И в следующем десятилетии ситуация оставалась примерно такой же: например, в 1989 г. статистика насчитала в Томской области от 1347 до 1382 селькупов.

И вдруг – чудо! Как показывает таблица по итогам Всероссийских переписей населения "Динамика и прирост численности в 2002–2010 гг.", в 2002 г. в России оказалось уже 4249 человек селькупской национальности (1787 – на юге, 2462 – на севере). Правда, по другим данным, на период 2001–2002 гг. цифры немного иные: всего – 3601 человек (1701 – на юге, 1900 – на севере). Но когда статистика не была противоречивой?

Но откуда такой демографический скачок в последнем десятилетии прошлого столетия? Почему общий прирост населения Томской области в те годы составил только 7 %, а селькупов, имевших отнюдь не многодетные семьи – 26 %? Всё просто. Прежде в смешанных семьях (а у селькупов они сплошь смешанные) детям записывали национальность родителя-неселькупа, а после становления постсоветского законодательства, значительно расширившего социальные льготы и приоритеты в природопользовании для коренных малочисленных народов Севера, метисному ребёнку стало выгоднее давать национальность родителя-селькупа. Более того: в "селькупы" начали "переписываться" и полукровки более старших возрастов. Только вот "сохранение и возрождение" сибирских народов такой "статистический прирост" никак не демонстрирует, поскольку важен "физический прирост", а он показывал и показывает отрицательную динамику.

Впрочем, и "паспортная демография" росла недолго: перепись 2010 г. показала уже только 3649 (1181 – на юге, 2468 – на севере) селькупов – на 600 человек меньше, чем десятилетие назад.

Русификации селькупов: старшее поколение в традиционном халате, среднее и младшее – в русской одежде. Р. Кеть. 1912 г. Фото: К. Доннер


Вторым важнейшим признаком этничности является сохранение языка. Здесь ситуация ещё хуже, чем с демографией, особенно в южном ареале. Сегодня здесь на родном языке практически никто не говорит. Во-первых, распылённость селькупов среди русскоязычного населения, отсутствие территорий их компактного проживания привели к утрате языковой среды. Эта среда уже утрачена даже на уровне семьи, где родители и между собой, и с детьми говорят только по-русски. Во-вторых, нет возможности и организовать полноценное обучение селькупскому языку, поскольку… такого языка просто нет. Есть 15 диалектов, многие из которых делятся ещё и на говоры. На каком из них печатать учебники?

Когда-то отколовшаяся северная группа селькупов, проживающая в настоящее время преимущественно в Красноселькупском и Пуровском районах ЯНАО, из-за относительной малолюдности русских соседей долгое время ещё сохраняла остатки своей этничности, в том числе и языка. Это стало возможным по той простой причине, что селькупы имели возможность заключать браки между собой. Так за 40 лет (1946–1985 гг.) у тазовских селькупов доля таких браков составила 56 %, – у туруханских – 30 %. А у нарымских – 0 %. Представьте только себе – почти полвека ни один селькуп не женился на селькупке, и ни одна селькупка не вышла замуж за селькупа!

Но за последние 15–20 лет численность русского населения резко возросла и Тазовско-Туруханском регионе тоже. Селькупы перестали составлять там большинство – и ассимиляция приняла стахановские темпы.

Грустное заключение нынешних этнографов: "Осознание реальности потери этнического языка селькупами не выражается в какой-либо деятельности, направленной на его защиту. Преподавание селькупского находится на крайне низком уровне. Общественные организации и представители местной администрации из коренного населения не принимают никаких шагов по сохранению языка".

Сегодня русификация селькупов заметна даже внешне. Типичные антропологические признаки этого народа можно увидеть скорее на старых чёрно-белых фотографиях бабушек и прабабушек, чем на цветной "цифре" нынешних носителей селькупских фамилий. Антропологи, которые проводили среди нарымских селькупов специальные исследования, говорят свои выводы в унисон с этнографами и лингвистами: в результате смешения с русскими генофонд аборигенной популяции селькупов постепенно меняется, и сейчас находятся примерно на полпути биологического маршрута "селькупы – русские".

Предсказание С.С. Шашкова сбылось – селькупов (по крайней мере, южных) нет. Мононациональных селькупских поселений нет. Языка нет. Оленеводства нет. Традиционных способов и орудий охоты и рыболовства нет (как и все прочие, селькупы рыбачат сегодня покупными китайскими сетями). Традиционные средства передвижения (лодки, нарты) не изготавливаются и не используются. Не возводятся и традиционные постройки – чумы, лабазы-амбарчики на высоких столбовых опорах, землянки и полуземлянки. Никто не носит национальную одежду и даже не имеет хотя бы малейшего представления, какой эта одежда была прежде. Традиционных блюд, как и традиционной кухонной утвари для их приготовления и подачи на стол, тоже нет. Почти забыты все обряды – свадебный, родильный, похоронно-поминальный. Сохранились лишь отдельные элементы, а в основном и женятся, и хоронят "по-русски".

О традиционных верованиях и речи нет. Последних шаманов прибрали в приснопамятных тридцатых. Очень знаковый пример "единства формы при смене содержания": на исходе соввласти, когда освободившуюся от коммунистической идеологии нишу стали заполнять другими "мечтами-идеями", в одном из райцентров Томской области, претендующем сейчас на центр возрождения селькупской культуры, в театрализованном камлании вместо шаманского бубна использовали… пионерский барабан.

Участники фестиваля "Этюды севера" в национальных костюмах. 2019. Фото: Андрей Чиров

Основы своего традиционного мировоззрения, сказки и предания своих прабабушек и прадедушек современные селькупы черпают из книжек на русском языке и бесед с этнографами. Такая вот любопытная трансляция духовной культуры, напоминающая банковскую операцию: этнографическая наука приняла интеллектуальный вклад от селькупов ушедших поколений и теперь вернула его с процентами потомкам, которые теперь не только рассказывают древние легенды и сказания, но и дают им вполне профессиональные научные трактовки.

А что или кто есть? Есть небольшая группа людей, позиционирующих себя селькупами и носящих когда-то придуманные русскими чиновниками для их предков "селькупские" фамилии. Но их, живущих в современных домах, полностью одетых в одежду фабричного производства, передвигающихся на автомобилях или снегоходах и говорящих только на русском языке, очень трудно, а порою и невозможно отличить от других жителей Сибири.