В декабре 1944 года в небольшой кузбасский город Прокопьевск прибыл первый эшелон с пленными власовцами и белоэмигрантами. Они попали в плен как солдаты вермахта, которые надеялись победить сталинскую власть с немецким оружием в руках.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм
К концу 1945 года в Кемеровской области отбывали лагерные сроки уже более 20 тысяч советских граждан – "изменников родины", а также тех, кто продолжал считать себя подданными Российской империи. Более 6 тысяч человек отправились в специально построенный для них под Прокопьевском лагерь №525. Через три года, к январю 1949-го, из этих тысяч в живых остались лишь 48 человек. Таким образом, через четверть века после того, как последние белогвардейцы покинули Россию, Сталин поставил точку в истории Гражданской войны, физически истребив тех, кто до последнего пытался бороться против советской власти.
Разные власовцы
Генерал Андрей Власов и его Русская освободительная армия – до сих пор одна из самых табуированных тем для российских историков и одновременно бесконечный повод для эмоциональных спекуляций. Для кого-то власовцы – предатели, для кого-то – герои.
На самом деле власовцы – хотя и самая многочисленная, но лишь одна из нескольких групп советских граждан и российских подданных (той еще, Российской империи), которая сражалась на стороне вермахта в годы Второй мировой войны. И у каждого в той войне, как обычно, была своя правда.
Их объединяло только то, что все они считали Советский Союз абсолютным злом, а сталинское правление – враждебным для народа режимом. В начале июля 1941 года лидеры Русского общевоинского союза (организации, основанной бароном Петром Врангелем после эвакуации остатков белых армий из Крыма) провели в Праге собрание, название которого говорит само за себя: "О военной борьбе Германии с иудо-большевизмом и начавшемуся освобождению русского народа от красного ига". Это те, кого в послевоенных советских лагерях будут именовать белоэмигрантами, они создали с десяток отдельных военных подразделений в вермахте – от "Русского охранного корпуса" до "Национальной народной армии".
Кроме того, на стороне гитлеровской армии оказались бывшие подданные Российской империи, которые вообще никуда не уезжали. Более 8 миллионов человек, считавших себя русскими, после Гражданской войны остались жить на территориях, отошедших к Польше, Румынии, Чехословакии, и в новых государствах – Латвии, Эстонии, Литве и Финляндии.
А еще власовцами называли всех попавших в немецкий плен солдат и офицеров Красной Армии, часть из которых действительно участвовали в провозглашенном в конце 1942 года власовском движении, а многие воевали в многочисленных белоэмигрантских и собственно немецких военных подразделениях.
Настоящие власовцы и белоэмигранты друг друга не особенно жаловали. Например, в эмигрантской сербской газете "Новый путь" в мае 1943 года вышло интервью с "ближайшим сотрудником" генерала Власова, в котором он так и говорил: "русская эмиграция как политическая величина не существует, она потеряла всякую связь с Россией, она не может уловить то, что в настоящий момент является важным. Поэтому мы не можем войти с ней в связь".
Были и такие противники советской власти, которые по принципу "чума на оба ваши дома" до последнего не присоединялись ни к немцам, ни к белоэмигрантам, ни к власовцам. Самый известный пример – так называемая "Локотская республика" под руководством Бронислава Каминского, возникшая летом 1941 года на территории Орловской области в короткий промежуток, когда представители советской администрации уже сбежали, а немцы еще не пришли. Republik Lokot с населением почти 600 тысяч человек имела собственную "Русскую освободительную народную армию" из 10 тысяч бойцов.
Но даже такая классификация будет очень условной, потому что все эти группы "изменников родины" бесконечно перемешивались между собой. Меньшинство составляли идейные враги Сталина и сталинизма, а большая часть – просто хотела выжить в этой кровавой мясорубке.
Вот характерная история. В 1942 году член Российского фашистского союза (была в эмиграции и такая партия) Сергей Иванов и участник Белого движения полковник Константин Кромиади создали в составе Группы армий "Центр" отдельную русскую воинскую часть, которую они назвали "Русской Народной Национальной Армией" (РННА).
Солдат в эту армию они набирали среди советских военнопленных. В лагерях перед строем зачитывали им пламенную речь и обещали тут же освободить всех, кто готов к ним присоединиться. Таким способом было набрано 5 тысяч человек, которые занимались в основном охраной территории, иногда боролись с восстановлением колхозов, а однажды (совершенно случайно) встретились в районе Дорогобужа с красноармейским кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта Павла Белова.
По итогам этого незапланированного боя на сторону Красной армии перешли около 100 из 300 бойцов РННА, участвовавших в сражении. И наоборот – из Красной армии на сторону РННА перешла рота разведчиков во главе с Героем Советского Союза Алексеем Князевым.
Но и на этом история не закончилась. Князев стал начальником всей разведки РННА, а через четыре месяца взял и ушел к партизанам. А еще через месяц немецкое командование разочаровалось в белоэмигрантах во главе РННА, сместило их со всех постов и во главе "армии" поставило полковника Красной армии Владимира Боярского. Который, в свою очередь, отказался носить немецкую форму, был уволен со всех постов, примкнул к Власову, а РННА в итоге была отправлена во Францию строить "Атлантический вал".
Вот этих всех людей с трудно укладывающимися хоть в какой-то стандартный сценарий "героизма" или "предательства" судьбами советская власть после войны и объявила "власовцами".
Возвращение на родину-мачеху
По итогам Ялтинской конференции 1945 года союзники обязались передать Сталину всех советских граждан, попавших к ним в плен. Больше того – не только советских граждан, но и бывших подданных Российской империи, тех самых белоэмигрантов, которые к тому времени давно уже получили гражданства европейских стран.
Строго говоря, это было нарушением международных конвенций о военнопленных, согласно которым определяющим фактором является не гражданство, а форма. Чью форму носил солдат или офицер на момент пленения – в ту страну он и отправляется.
Англичане и американцы хорошо понимали, какая участь ждет высылаемых ими пленных власовцев и белоэмигрантов на социалистической "родине". В Мурманске, Одессе и Любеке, куда тех высылали по морю, расстрелы репатриантов нередко происходили прямо в порту, на глазах у английских и американских конвоиров.
Союзники ничего не имели против бывших российских солдат разгромленной немецкой армии. Вступая в сделку со Сталиным, они всего лишь спасали собственных граждан, находившихся в лагерях Восточной Европы. В итоге этого дьявольского обмена союзники получили около 150–200 тысяч своих солдат, офицеров и гражданских лиц. А в СССР на баржах и поездах было депортировано около 5 миллионов человек, в том числе военнопленных – около 1,8 миллиона человек.
Из этих военнопленных около 300 тысяч человек сразу попали в распоряжение НКВД – в фильтрационные лагеря и на спецпоселения. А ведь еще были те, кого не нужно было просить у союзников, – они были арестованы на территориях, которые Красная армия занимала в ходе своего наступления. Именно с занятых Красной армией бывших территорий Германского рейха и отправились в декабре 1944 года в Кузбасс первые советские эшелоны с пленными власовцами.
Доподлинно неизвестно, сколько их было всего – документы советских лагерей для военнопленных до сих пор в основном так и не рассекречены. Однако современные историки полагают, что только Сибирь приняла к 1949 году около 235 тысяч военнопленных и интернированных. Дальний Восток – еще около 100 тысяч. Каждый из них по умолчанию получил шесть лет лагерей или спецпоселения.
Власовцами (в 1946 году этим термином был официально заменен другой – "спецпереселенцы") из них значилось около 43 тысяч человек в Сибири и еще около 37 тысяч – на Дальнем Востоке. При этом больше половины всех сибирских власовцев (почти 20 тысяч человек) отправились именно в Кемеровскую область. А точнее – в два фильтрационных лагеря в Кемерове (0314) и Прокопьевске (0315). В конце лета 1945 года для них создали особую зону в прокопьевском лагере №525, куда отправились более 6 тысяч человек. Остальные 14 тысяч были отправлены на спецпоселения, находящиеся в основном здесь же – в Прокопьевске и располагающемся неподалеку Сталинске (ныне – Новокузнецке).
С мая 1946-го, когда в СССР были ликвидированы фильтрационные лагеря, прокопьевская зона №525 и вовсе станет крупнейшем местом содержания власовцев и белоэмигрантов в Сибири.
Так юг Кузбасса в 1945 году стал настоящей советской столицей пленных власовцев. Филиал здешнего ГУЛАГА даже носил гордое название "Сибирский", "Сиблаг". Последние власовцы освободятся из лагерей Сиблага только в 1958 году, последними в стране.
"Нечто, напоминающее суп"
У находящихся в Прокопьевске и Сталинске военнопленных было одно важное отличительное свойство. 97,9% из них были офицерами, большинство – беспартийными. Власовцы имели гражданство СССР или Германии. А вот среди белоэмигрантов были граждане 13 стран, включая Францию, Югославию, Германию, Грецию, Бельгию и Польшу, причем многие из них продолжали считать себя подданными Российской империи.
Типичная история пленного. Русский эмигрант, полковник еще императорской армии, подданный Германского рейха, атаман ставропольского казачества. С 1920 года – в армии генерала Деникина. С 1922 года жил в Берлине. В 1944 году добровольно вступил в казачьи части немецкого вермахта. В прокопьевском лагере №545 осужден как военный преступник. Умер в 1948 году в тюрьме Сталинска.
Намеренно это было сделано или нет, но так получилось, что в небольшом кузбасском Прокопьевске собрали последних "классовых врагов" советской власти. Тех, кто надеялся с помощью нацистов избавить Россию от "большевистского ига" и получить реванш за проигрыш четвертьвековой давности. Но оказался в цепких руках Сталина, который намеревался второй раз победоносно завершить Гражданскую войну. На этот раз – окончательно, путем физического истребления уцелевших белогвардейцев.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что на этом клочке советской территории были воспроизведены самые худшие традиции гулаговской системы. Рабочий день – 12 часов. В выходной день власовцы отправлялись на ремонт дорог или привлекались к работам по лагерю. Болеть можно, но все больные тоже должны работать – например, перебирать овощи.
100-процентная норма питания – только тем, кто выполняет норму выработки. Остальным – ограниченное питание с выдачей горячей пищи через день.
Впрочем, "горячая пища" – тоже понятие довольно условное. Казачий офицер Михаил Котровский, который отбывал свое наказание как власовец в прокопьевском лагере №525, вспоминал об условиях так:
"У нас не было ни одежды, ни простыней, и мы, не раздеваясь, спали на голых досках, изнывая от гнуса. Еда была отвратительной: по утрам мы могли рассчитывать на жидкий суп, в котором плавало несколько овсяных зёрнышек, или немного каши. В полдень нам давали нечто, напоминавшее суп, сделанный из горькой гнилой капусты и небольшого количества картошки. Вечером было то же самое, что и утром, а иногда выдавали соленую рыбу, обычно покрытую ржавчиной, поскольку она хранилась в старых консервных банках. На день нам полагалось по 400 граммов хлеба самого низшего сорта. В среднем за день умирало по 15–20 человек. Основные причины – дизентерия и отказ печени".
Скверные бытовые условия признавали и многочисленные государственные комиссии, посещавшие лагерь. Чиновники отмечали отсутствие стекол в окнах бараков, отсутствие у власовцев мыла (что лишало их возможности постирать белье), отсутствие постельного белья, теплой одежды и теплой обуви. Что и говорить – лагерь №525 официально открылся в августе 1945 года, но к зиме основные здания так и не успели достроить, поэтому заключенные зимовали в палатках и землянках. У них не было ни бань, ни дезкамер, ни столовых, ни овощехранилищ.
Дьявольски эффективный строй
Результат не заставил себя долго ждать. Уже за первый год смертность среди власовцев и белоэмигрантов составила почти 20%. К 1949 году она достигла среди офицеров – 45%, среди нижних чинов – 53,9%. Но это в среднем, в эту статистику включены, скажем, проживающие на спецпоселении пенсионеры. А вот среди работающих на предприятиях вокруг лагеря смертность составила уже около 68%.
Еще одним способом покинуть лагерь или спецпоселения была обратная репатриация, то есть убытие за пределы СССР. Не сразу – например, офицеры или имеющие награды проходили все необходимые проверки для обратной репатриации в среднем около 4–5 лет. Но даже и после оформления официального разрешения шансы выехать из СССР были относительно невелики. Например, в октябре 1945 года из 150 отправленных лагерем №525 в Европу пленных четверо умерли еще при формировании эшелона, 41 человек погибли в пути из-за "безответственного комиссования военнопленных", еще 10 были сняты с поезда как "нетранспортабельные больные". Итого выехать удалось только 95 из 150 отправившихся в путь.
В результате власовцы и белоэмигранты к марту 1949 года были уничтожены в Прокопьевске как класс. Если на 1 января 1946 года их значилось в лагере №525 около 3,5 тысяч человек (из прибывших полугодом ранее 6 тысяч), то на 1 января 1948 года – уже 772 человека. А на 25 марта 1949 года – 48 человек.
Если в начале 1946 года власовцы и белоэмигранты составляли около 20% всех военнопленных в Прокопьевске, то в 1949 году – 0,64%. Это и есть "ликвидация как класса".
Так СССР не только продемонстрировал тем, кто называл себя "настоящей Россией", дьявольскую эффективность советского строя. Но и обменял их жизни на послевоенную индустриализацию страны. Власовцы и белоэмигранты внесли свой вклад в строительство и реконструкцию угольных шахт, Сталинского алюминиевого завода и Кузнецкого металлургического комбината.
В остальной Сибири военнопленные, кстати, тоже не отставали. Именно их руками был построен Красноярский комбайновый завод (здесь 41% рабочих составляли пленные японцы), железная дорога Барнаул – Сталинск, новосибирский завод "Тяжстанкогидропресс", железная дорога Тайшет – Братск, Новосибирский и Улан-Удэнский авиационные заводы, Театр оперы и балета в Улан-Удэ, здание Западно-Сибирского филиала академии наук СССР и многое, многое другое.
Ко дню смерти Сталина в марте 1953 года по всей стране на учете оставалось около 7,2 тысячи власовцев и белоэмигрантов, в том числе в лагерях – около 1,5 тысяч человек. Иными словами, когда в 1955 году в Советском Союзе для них объявили амнистию, освобождать из лагерей было уже почти некого. А выехать из СССР удалось и вовсе нескольким десяткам человек – те, кому удалось выжить, вышли из лагерей глубоко больными и слабыми людьми и, конечно же, уже физически не смогли никуда уехать.
Большинство из тех, кто хотел с оружием в руках победить советскую власть и остаться в России после окончания войны, исполнили свою мечту. Правда, лишь частично: советская власть никуда не делась, а вот они в России действительно остались. Навсегда.
Что почитать:
1. Н. М. Маркдорф. "Власовцы" и белоэмигранты в лагерях и на спецпоселении в Сибири"
2. Е. Н. Чернолуцкая. "Спецпоселенцы "власовцы" на советском Дальнем Востоке (1945–1955 гг.)".
3. Алексей Долголюк, Наталья Маркдорф. "Военнопленные на сибирских стройках (1943–1950 гг.)
4. Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне. М.: Intrada, 2001
