15 января 1902 года родился австриец Карл Штайнер. Репрессированный в СССР в годы Большого террора, он начинал отбывать свой срок в ГУЛАГе с сестрой Ягоды, а заканчивал – с семейством Берии. Все годы заключения Штайнер думал только о том, что обязан выжить и рассказать о том, что видел. Ему удалось вернуться домой и опубликовать свои воспоминания – книгу "7000 дней в Сибири". После этого Штайнера стали называть в Югославии "нашим Солженицыным". Но самому автору это сравнение не понравилось: он с полным основанием считал, что пережил и описал куда больше ужасов сталинских лагерей, чем Солженицын. Соловки, Норильлаг, Александровский централ, Озерлаг – на всех этих самых страшных островах архипелага ГУЛАГ Штайнер провел долгие 20 лет.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм.
В августе 1948 года в Норильлаг неожиданно прилетел полковник НКВД из Москвы. Он приказал привести к нему заключенного Карла Штайнера, который "мотал" уже второй 10-летний срок по 58-й статье. К тому времени Сталин окончательно рассорился с Тито, и ему срочно был нужен компромат на лидера Югославии. Норильский зэк мог в этом помочь: до приезда в СССР он был близко знаком с Тито, работал в коммунистическом подполье вместе с ним. Поэтому полковник НКВД предложил Штайнеру свободу в обмен на заявление, что Тито еще до войны был провокатором.
Норильлаг, 1946
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе" (под таким названием была напечатана на русском языке книга Карла Штайнера "7000 дней в Сибири):
"Было ясно, что полковник хорошо осведомлен о том, как я познакомился с руководством КПЮ…
– Мы хотим, чтобы вы сделали заявление о том, что вам известно, что эти люди уже в то время были связаны с полицией.
– Я не могу сделать такого заявления, поскольку мне известно как раз обратное. В то время, когда мне пришлось покинуть Югославию, Тито и Пияде находились на каторге в Лепоглаве.
– Это не важно. Если вы хотите нам помочь, вы не должны думать о таких мелочах.
– Я потерял свободу, но пока еще не потерял совесть. … Я не знаю, что произошло с этими людьми за прошедшее время, поэтому и не могу судить о том, что сейчас происходит в этой стране. Я знаю лишь то, что во время моих с ними контактов они были честными коммунистами.
– Я повторяю, что сейчас у вас есть возможность выйти на свободу. Дни югославских изменников сочтены. Вы знаете, что мы расправились с таким колоссом, как гитлеровская Германия. С Югославией будет покончено за несколько часов.
– Ничем не могу вам помочь, – ответил я.
– Подумайте. Мы еще раз с вами побеседуем. На работу можете не ходить, отдыхайте".
Перед этим разговором Штайнер получил первое за долгие годы письмо от жены Сони – она была на последнем месяце беременности, когда его арестовали. Узнал, что Соня жива и по-прежнему ждет его возвращения… Соблазн пойти на компромисс с совестью и увидеть жену был огромным. И все же Штайнер отказался предать товарищей своей юности. Даже в ГУЛАГе он остался верен идеалам коммунизма, а Сталина считал предателем этих светлых идей.
"Иностранный пролетариат с завистью смотрит на нас"
Социалистическими идеями Карл Штайнер увлекся очень рано. Один из шести детей учителя музыки, погибшего на войне в 1916 году, он уже в 17 лет вступил в Союз коммунистической молодежи в родной Вене.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Когда я, бедный молодой ученик в типографии, в 1919 году впервые услышал в Вене ораторов на собрании коммунистической молодежи, мне показалось, что слова эти вырываются из моего сердца. Оставшись без отца, я поселился в ученическом общежитии. Мы ели два раза в день. Пять крон, которые мне еженедельно платил хозяин, я делил с сестрой, еще ходившей в школу.
Я вступил в Союз коммунистической молодежи для того, чтобы бороться против этой нищеты. Уже спустя два месяца я прошел боевое крещение. Я был во главе группы молодежи, оказавшей сопротивление полиции 15 июня 1919 года в Хёрлгассе. Полиция открыла огонь, и я, тяжело раненный, остался лежать посреди улицы.
Как только меня выписали из общей больницы, я продолжил активную деятельность".
Штайнеру поручили организовать подпольную типографию, и он отлично справился с этой задачей. В 1921 году ему дали новое задание – организовать такую же типографию в Югославии, в Загребе. 10 лет эта типография бесперебойно печатала листовки и газеты для югославских коммунистов, но в итоге Штайнера все же выследила полиция. Ему удалось бежать во Францию, откуда его как австрийца по рождению депортировали в Вену. На родине его арестовали, а потом депортировали еще раз – в Югославию, поскольку за время проживания в Хорватии Штайнер успел получить югославское гражданство. Немец по национальности, он считал Югославию своей родной страной.
Чтобы спасти Штайнера от тюрьмы, болгарский революционер и сотрудник Коминтерна Георгий Димитров переправил его в Берлин. Там Штайнер организовал еще одну подпольную типографию. Но оставаться в стремительно радикализирующейся стране становилось слишком опасно, и в 1932 году, перед самым приходом Гитлера к власти, югославская компартия направила Штайнера в Советский Союз – работать в Балканской секции Коминтерна.
Штайнер был бесконечно рад оказаться в первой в мире стране, строящей коммунизм. Но в первые же минуты после приезда он начал сомневаться в том, что это общество справедливости и всеобщего равенства.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Для меня не было ничего более драгоценного, чем коммунистическая партия. Я был самым счастливым человеком на свете, приехав в 1932 году в Советский Союз. Наконец я оказался в стране своих мечтаний.
Но как я ошибся!
Вместо благосостояния я увидел нищету. Уже на Белорусском вокзале Москвы, едва я сошел с поезда, меня окружили беспризорники и, протягивая руки, кричали:
– Дай, дай!
Что это должно означать? В Москве, в столице мировой революции, побираются дети?
Мне стало стыдно.
… Люди часами выстаивали ради того, чтобы получить по карточкам несколько сот граммов черного хлеба. У магазинов стояли старухи и просили кусочек хлеба. Всего лишь десять граммов. Когда кто-нибудь протягивал нищенке такой кусочек, она тут же с благодарностью опускала его в свой мешочек:
– Да заплатит вам бог.
Зато вечером в столовой гостиницы "Люкс" я увидел совсем противоположную картину – здесь уже на деле начал осуществляться коммунизм. Меню можно было сравнить с меню международных гостиниц Вены, Берлина и Парижа. Лососевая икра, запеченные цыплята, компоты всех видов. Таково было меню для коммунистических функционеров.
… На улицах висели большие транспаранты с надписью: "Иностранный пролетариат с завистью смотрит на нас".
В Москве Штайнера назначили на высокий и очень ответственный пост – руководить типографией исполкома Коминтерна. Однажды, выступая на собрании института иностранных языков, он познакомился с москвичкой Соней Моисеевой, которая была на 14 лет младше него самого. Увлечение быстро переросло в любовь. Пара поженилась и поселилась в выданной Штайнеру квартире в центре Москвы. Скоро на свет должен был появиться первенец. "Я жил в полном счастии," – вспоминал Штайнер.
"Это был судорожный плач, первый в моей жизни"
4 ноября 1936 года всему пришел конец: Штайнера арестовали прямо посреди ночи, на глазах у жены.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Офицер заученными до автоматизма движениями обыскал меня. Это был светловолосый и стройный мужчина лет тридцати. Его крестьянское лицо не выражало никаких чувств. Протянув мне лист бумаги, он грубо произнес:
– Ордер на арест!
Он стал рассматривать меня, как охотник осматривает пойманную добычу, разве что с меньшим интересом. "Очевидно, он так привык", – подумал я.
Я вернул ему документ. Приказав мне сесть, он направился в другую комнату.
– Кто это? – спросил он, указав рукой на лежавшую в постели жену.
– Моя жена.
– Встаньте! – приказал офицер.
– Извините, моя жена на последнем месяце беременности, – обратился я к офицеру. – Прошу вас, будьте так любезны и разрешите ей остаться в постели. Ей нельзя волноваться.
– Встаньте! – повторил офицер.
Соня поднялась, я бросился ей помогать.
– Сядьте и не двигайтесь! – заорал офицер".
После обыска Штайнера вывели из дома, в чем был. Попрощаться с женой ему не дали.
Штайнер был убежден: произошла чудовищная ошибка и совсем скоро он вернется домой. Но после первых же допросов на Лубянке стало понятно – все куда хуже, чем он надеялся.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Я взял бумагу. Это оказался обвинительный акт следующего содержания:
"1. Карл Штайнер обвиняется в том, что он является членом контрреволюционной организации, убившей Секретаря Центрального Комитета ВКП(б) и Секретаря Ленинградского обкома партии С. М. Кирова;
2. Он обвиняется в том, что является агентом гестапо".
Дочитав до конца, я рассмеялся.
– Не смейтесь! Это серьезное обвинение, – сказал Ревзин (следователь. – Прим. СР).
Я чувствовал себя хорошо, настроение поднялось.
– Дело абсолютно ясное – речь идет об ошибке. К этому я не имею никакого отношения, – я говорил спокойно и уверенно.
… После долгой паузы меня снова вызвали на допрос. Теперь меня почти каждую ночь уводили из камеры около 23 часов и допрашивали по два-три часа. Однако на этом допрос не заканчивался – меня держали на ногах еще по сорок восемь часов".
Самым тяжелым для Штайнера было даже не переносить издевательства следователей. Больше всего его терзало то, что он не получал никаких известий о жене, которая уже должна была родить. Он знал, что Соню могли арестовать, несмотря на беременность, встречал в тюрьме женщин с грудными детьми.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Мне показалось, что мой следователь Грушевский не такой уж плохой человек, и поэтому на одном из допросов я спросил у него, что с моей женой.
– Мы следим за каждым шагом вашей жены, и могу вас уверить, что она очень хорошо себя чувствует. Сразу же после вашего ареста она нашла себе другого и спит с ним, – цинично ответил он.
… Я вернулся в камеру. Когда дверь камеры закрылась, я заплакал, как ребенок. Это был судорожный плач, первый в моей жизни".
Лишь через несколько месяцев после ареста Штайнеру удалось узнать, что жена на свободе, родила дочку Лиду.
Следователи не смогли сломить Штайнера. Даже когда его вывели из камеры на расстрел, он и под дулом пистолета отказался подписать признание. Но для обвинительного приговора этого и не требовалось. Ждать своей участи Штайнера отправили в Бутырку, где 260 заключенных теряли сознание от нехватки воздуха в камере, рассчитанной на 24 человек. Потом перевели в Лефортово, где оказалось еще хуже.
Карл Штайнер
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Это был настоящий ад. Каждую ночь раздавались жуткие стоны и ужасные крики. По одну сторону коридора были кабинеты следователей, по другую – камеры. … У заключенного не было ни секунды покоя. Если его самого не мучили, он должен был слушать, как мучают других, как их бьют и измываются над ними. Это было непередаваемо жутко. Особенно невыносимо было, когда допрашивали женщин, как правило, жен арестованных раньше "врагов народа". Как только над ними не издевались! Их избивали дубинками, подвергали отвратительным пыткам, осыпали площадной бранью, и все для того, чтобы они оговаривали своих мужей".
6 сентября 1937 года Штайнера приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей строгого режима по пунктам 6,8 и 9 статьи 58 УК РСФСР. Его признали виновным в шпионаже для гестапо, а также в убийстве Кирова. "Несмотря на упорное отрицание обвиняемого, его преступление доказано показаниями свидетелей", – говорилось в приговоре.
17 сентября 1937 года Штайнера отправили по этапу в Соловецкий лагерь особого назначения. Там, в тюрьме на острове Муксалма, он получил первое после ареста письмо от жены. Соня прислала фотографию дочери и сообщила, что девочка заболела и умерла.
"Энкавэдэшники расстреливали контрреволюционных чаек"
К тому моменту, когда Штайнер оказался на Соловках, заключенных больше не выводили на работы, их все время держали в камерах.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Месяц за месяцем проходили серо и монотонно. Мы вслушивались в крики чаек, для нас это были звуки с воли. Но однажды и чайки замолчали. Они исчезли бесследно. Поначалу мы не знали, что произошло. Оказалось, из Москвы приезжала какая-то комиссия, и одному из ее членов пришло на ум, что заключенные с помощью чаек посылают письма. Комиссия приказала уничтожить всех чаек, живших здесь тысячелетиями. Только после этого мы вспомнили продолжавшуюся несколько дней стрельбу. Мы тогда подумали, что это маневры. Но это энкавэдэшники расстреливали контрреволюционных чаек".
Подневольных рабочих рук не хватало на другом острове ГУЛАГа – в Норильлаге. Поэтому 3 августа 1939 года часть заключенных из Соловков погрузили в трюм сухогруза "Буденный", который взял курс к устью Енисея.
Заключенные Норильлага во время работы. Для этого фото их специально переодели
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Даже животных так не транспортируют.
Мы лежали на голых влажных досках, нужду справляли в параши. … Самым мучительным для нас была нехватка питьевой воды. … Когда нам сквозь отверстие спускали большой жестяной котел с водой, начиналась драка. Воду разливали. Самым сильным удавалось хоть немного напиться. Нас мучила страшная жажда, потому что кормили, в основном, соленой рыбой и сухарями. Началась дизентерия. Когда нам все-таки дали кое-какую теплую баланду, оказалось, что она приготовлена из прокисших овощей и гороха, да еще в проржавевшем котле.
… У многих началась морская болезнь, и они по нескольку дней ничего не ели. Параши не убирались сутками. Их содержимое разливалось по полу. Стояла невыносимая вонь. … Из-за таких ужасных условий часть заключенных тяжело заболела. Уже с первых дней трупы наших товарищей стали выбрасывать в серое море.
Во время остановки в Мурманске и без того переполненное судно было пополнено еще тремястами уголовниками. Едва успев ступить на палубу, они начали грабить и воровать. Лишь немногие возмущались и защищались. Люди были настолько измождены и больны, что им было все равно, что с ними делают. Но некоторые все-таки сопротивлялись. Доходило до драк. Бандиты вынимали ножи. Появились тяжелораненые. … Охранники вели себя пассивно, словно это их совершенно не касалось.
… Пока мы плыли по Белому, Баренцеву и Карскому морям, за борт выбросили сто пятьдесят трупов. Конечно, их было гораздо больше".
22 августа корабль бросил якорь в порту Дудинка. Заключенных выгрузили из трюма и пешком погнали в шахту "Надежда". Одну половину отправили на добычу каменного угля, другую – строить узкоколейную железную дорогу от Дудинки до Норильска. Штайнер оказался во второй группе вместе со своим другом со времен Соловков – репрессированным основателем компартии Палестины Иосифом Бергером. По 11 часов в день друзья возили тяжелые тачки со щебнем, преодолевая по 25 км в день. Долго такой работы не мог выдержать никто.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Несмотря на очень низкую температуру, нам было жарко. Работа была тяжелой, норма высокой. Кроме того, конвоиры следили за тем, чтобы работа шла интенсивно. Того же, кто, по их мнению, работал плохо, заставляли снимать телогрейку. Таким образом его заставляли выкладываться до конца, чтобы не замерзнуть. Если же, по мнению конвоиров, и это не помогало, жертва должна была снимать и бушлат. Так, лагерники работали в одних рубашках. Поэтому и не удивительно, что многие довольно быстро уходили в мир иной".
Едва попав в Норильлаг, Штайнер сразу же удивился размерам городского кладбища: "Норильску было всего три года, но кладбище у него было, как у городов, простоявших не одно столетие". Когда он понял, что вскоре тоже пополнит это гигантское кладбище, то попросил друзей о помощи. Они пристроили его на кухню – перемалывать овес на жернове. Сменщицей Штайнера на этой работе была Таисья Ягода, сестра расстрелянного Генриха Ягоды.
– Именно Карлу Штайнеру мы обязаны целым рядом уникальных свидетельств о Норильлаге, – отмечает историк репрессий Татьяна Леонова (имя изменено из соображений безопасности). – Штайнер сохранил память о том, как в 1940 году в Норильске неожиданно появились 250 испанцев. Советский Союз предоставил им убежище от режима Франко, но, когда они организовали крупную забастовку на паровозном заводе в Харькове, начались аресты. По обвинению в "контрреволюционной деятельности" испанцы были приговорены к 8–10 годам лагерей. У тех, кто попал в Норильлаг, шансов выжить было очень мало. Штайнер пишет, что из 250 человек вскоре умерли около 180, а остальных в 1941 году отправили в Караганду – вероятно, в Карлаг. Следом за испанцами в том же 1940 году в Норильлаг прислали 6000 советских солдат, попавших в плен во время Финской войны. Многих из них арестовали прямо в госпиталях, где они поправлялись после ранения… Штайнер предельно точно фиксирует все события, о которых, кроме него, некому больше было рассказать. Дело в том, что всех заключенных при освобождении из лагеря заставляли подписать обязательство, что они будут молчать обо всем, что видели в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа под страхом повторного ареста. Поэтому многие, кому повезло выжить, не оставили воспоминаний, а Штайнер честно и подробно рассказал обо всем, что видел.
"Сердце пустело, будто от крутого провала самолета в воздушную яму..."
С началом войны Штайнера и двух его друзей – Иосифа Бергера и Георга Билецкого – снова арестовали.
Из книги воспоминаний Иосифа Бергера "Крушение поколения":
"В начале войны заключенные в лагерях, считавшиеся потенциально опасными с точки зрения органов безопасности, были арестованы повторно внутри самих лагерей. Так, начальник оперативного отдела НКВД нашего лагеря, майор из Москвы, рассказывал мне потом, что его в срочном порядке направили к нам для выполнения этой инструкции. По прибытии в лагерь он потребовал папки с доносами "секретных сотрудников". Тех, чьи папки были толще, то есть тех, на кого было больше доносов, он распорядился арестовать немедленно".
Всех троих обвинили в "контрреволюционной агитации". Штайнер и Бергер категорически отказались подписывать обвинения. А Бергер в знак протеста объявил голодовку, его насильно кормили 63 дня.
Норильское управление НКВД признало Иосифа Бергера, Карла Штайнера и Георга Билецкого "неисправимыми контрреволюционными элементами" и предложило вынести смертный приговор. Красноярское ОСО НКВД приговорило всех троих к смертной казни через расстрел за то, что "вышеупомянутые лица проводили среди заключенных интенсивную контрреволюционную пропаганду, распространяли пораженческие настроения и предсказывали победу гитлеровской армии". Однако, поскольку Бергер и Штайнер отказались подписать свои смертные приговоры, решение нижестоящей инстанции требовалось утвердить в Москве. А Верховный суд СССР 1 сентября 1942 года вопреки всем ожиданиям приговор не утвердил – из-за отсутствия подписей приговоренных и голодовки Бергера.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Три могущественные инстанции – норильское Управление НКВД, городская прокуратура и краевое ОСО – решили убить меня и моих друзей, но им это не удалось. Как такое могло случиться? Верховный Суд не утвердил решения этих трех инстанций! Почему? Неужели победило чувство справедливости?
… Объяснение этому могло быть лишь одно: из тысячи смертных приговоров, ежедневно в то время выносимых различными "судебными властями" и направляемых на утверждение в Москву, некоторые приговоры, естественно, должны были быть и отменены. Верховный Суд был не в состоянии хотя бы бегло изучить все эти материалы. Он удовлетворялся лишь тем, что выбирал из них те, которые хотя бы чем-нибудь отличались от остальных. Мой отказ от дачи показаний, а также голодовка Йозефа способствовали тому, что наши дела отличались от других, и Верховный Суд отменил смертный приговор".
Верховный суд вернул дело на доследование в Норильск. Однако приговоренным к смерти не сообщили о том, что в Москве не разрешили их казнить. Еще два долгих года они каждый день ждали расстрела.
Из книги Иосифа Бергера "Крушение поколения":
"И все же, даже когда в камере смертников мы постепенно свыкались со своим положением, нет-нет да и происходили события, которые обостряли нашу тревогу: лишь только кого-нибудь уводили на расстрел, напряжение становилось невыносимым. От скрипа открываемых замков, хлопания дверей и сознания, что уводят на расстрел человека, соседа – как бы часто такое ни происходило, – сердце пустело, будто от крутого провала самолета в воздушную яму..."
Здоровье Штайнера, подорванное каторжным трудом в лагере, не выдержало тюремных реалий. Он несколько раз оказывался в больнице на грани жизни и смерти.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"В больнице можно было видеть, как тяжелобольные, которые не могли есть, дрожали над каждым сухарем. Ежечасно они пересчитывали свои запасы, и горе, если исчезал хотя бы один кусок. Умирая, они из последних сил кричали, что их обокрали, и требовали вернуть им сухарь. Это было предзнаменованием того, что заключенному оставалось жить всего несколько часов. За "наследство" умирающего велись настоящие битвы. После смерти часто оставалось несколько сухарей и немного сахара, и каждый больной старался первым присвоить себе это богатство. Не только больные, но и санитары с нетерпением ожидали последнего вздоха умирающего. Можно было видеть, как санитар, прежде часами не подходивший к тщетно просившему воды больному, вдруг начинал хлопотать около него. Теперь, когда больной умирал, все якобы хотели ему помочь".
"Это был мой первый счастливый день в лагере"
Следствие по делу Штайнера и его друзей продолжилось лишь в августе 1943 года. 22 сентября 1943 года Таймырский окружной суд приговорил всех троих по обвинению в антисоветской агитации и распространении пораженческих настроений к 10 годам лагерей.
Когда Штайнер вернулся в лагерный барак, товарищи по заключению были поражены, настолько его состарили годы в тюрьме, в ожидании казни.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Я назвал себя.
– Вы – Штайнер?
– Да.
– Но это невозможно! Вас же бросили в тюрьму в начале войны?
– Да, я до сих пор сидел в тюрьме.
– Что можно сделать с человеком! Если бы вы не назвали себя, я бы вас не узнал".
Несмотря на плачевное состояние здоровья, Штайнера снова отправили на общие работы на железной дороге – менять шпалы, очищать колею от снега и льда. Особенно тяжелой оказалась зима 1943–1944 годов, когда столбик термометра редко поднимался выше минус 45°. Штайнера спасло лишь то, что его пристроили на кухню работать поваром, когда он совсем ослаб.
Все заключенные верили: их жизнь переменится к лучшему, когда закончится война. И действительно, 9 мая 1945 года начальник Норильлага выступил с победной речью, пообещав всем скорую амнистию.
Еще в начале 1940 года Штайнер перестал получать от жены письма и денежные переводы.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Все эти пять лет я был уверен, что у меня больше нет жены. Во время моего ареста жене было двадцать лет. Смерть нашего ребенка и репрессии, которым ее должны были подвергнуть из-за меня, мне казались достаточной причиной для того, чтобы она отказалась от меня и вышла замуж за другого".
Когда замаячила надежда на освобождение, Штайнер все же решился написать жене письмо. Знакомая помогла отправить его обычной городской почтой. Штайнер не надеялся на ответ – и как же он был рад, что ошибся! Через несколько недель все та же знакомая передала ему письмо от Сони.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Я сразу узнал почерк жены. Вырвав у нее из рук письмо, я помчался в сарайчик, где хранился уголь. Спрятавшись в угол, я дрожащими руками разорвал конверт.
"Дорогой мой Карл!" – прочитал я и остановился. Счастье не давало мне продолжать, первые фразы плясали перед моими повлажневшими глазами. "Дорогой Карл…" Если письмо начинается такими словами, значит, все хорошо, подумал я. Она все еще принадлежит мне. Я читал дальше. Я узнал, что письмо попало к ней после многих приключений, так как я послал его по старому адресу, не зная, что жена давно уже переехала. Она сообщала, как пережила войну. Соня и ее родители давно уже считали меня умершим. Письмо заканчивалось самыми теплыми словами, какими могут обмениваться только любящие друг друга люди.
Это был мой первый счастливый день в лагере. Теперь я неожиданно получил ответ на вопрос: зачем жить? Да, стоило выносить мучения ради того, чтобы дождаться нынешнего дня!"
Все надежды на амнистию оказались тщетными – ее дождались лишь уголовники. Политическим после войны стало лишь тяжелее, особенно после 1947 года, когда в Норильск перестали поступать по ленд-лизу американские продукты. Голод уносил одного заключенного за другим.
Штайнер был уверен, что будет следующим, когда в августе 1948 года перед ним неожиданно открылась возможность покинуть лагерь и увидеться с женой. Для этого нужно было лишь дать показания на Тито. Штайнер отказался предать своих товарищей, и все же короткий "отдых" в тюрьме на время допросов спас ему жизнь, дав время хоть немного окрепнуть.
"Я готовился уже умереть"
Передышка оказалась недолгой: в сентябре 1948 года наиболее "опасных" заключенных, среди которых оказались Штайнер и Бергер, велено было перевести из Норильлага в Особую тюрьму НКВД строжайшего режима – Александровский централ под Иркутском. Все 250 политзаключенных, которых этапировали из Норильска, были уверены: их везут на расстрел. А оказавшись в страшном каземате, очень быстро поняли, что расстрел стал бы скорее избавлением от мук.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Главное управление тюрем в Москве предусмотрело для нас особый режим, запрещавший любую связь с родными. Впервые за долгие годы нам запретили сообщать родственникам свой адрес.
… Голод становился все более невыносимым. Спать я мог лишь несколько часов. … Все увеличивалось количество тех, кто во время прогулки садился на скамейку. Лишь несколько человек прогуливалось по двору. С каждым днем становилось все больше больных, в больнице уже не хватало мест. Один раз в месяц медкомиссия проводила медосмотр больных. Врачи понимающе кивали головами и при жалобах больных на головные боли давали им таблетки аспирина, хотя прекрасно знали, что им больше помог бы кусочек хлеба.
… Тюремная администрация понимала бессмысленность того указания, что нашу категорию следует подвергнуть такому же режиму, как японских и немецких военных преступников. Было ясно, что Сталин сводит с нами какие-то особые счеты".
В Александровском централе Штайнер и Бергер провели целый год. Лишь в сентябре 1949 года их снова отправили по этапу – на этот раз в Тайшет, в спецлагерь особого режима, который пользовался среди заключенных славой самого ужасного из всех больших лагерей ГУЛАГа.
На медкомиссии врач присвоил Штайнеру третью категорию, но его все равно отправили на общие работы – валить деревья на лесоповале. А самым тяжелым для политзэков оказалось то, что они вынуждены были весь день трудиться вместе с нацистскими преступниками.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Сразу же, с первого же дня, мы, старые лагерники и, в большинстве своем, все старые члены партии, почувствовали, в какое исключительно тяжелое положение мы попали. Совместная жизнь с бывшими полицаями, эсэсовцами и членами нацистской зондеркоманды была невыносимой. Некоторые писали в МВД и МГБ и протестовали против того, что их содержат в одном лагере с этими массовыми убийцами. Ответ гласил, что их направили именно в этот лагерь совершенно правильно".
Условия в Озерлаге оказались настолько ужасающими, что Штайнер впервые был готов сдаться. Он больше не верил, что выйдет на свободу: если добавили второй срок, то кто может гарантировать, что не добавят и третий? Перестав верить, что он когда-нибудь увидит жену, Штайнер начал думать о смерти.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
Но каждый раз, когда я готовился уже умереть, во мне звучал внутренний голос: "Карл, не теряй мужества! Ты должен выжить!"
… В тюрьмах НКВД, в ледовых пустынях Крайнего Севера, повсюду, где мои страдания превышали человеческую меру и границу терпения, я носил в себе одно-единственное желание – все это перенести и рассказать всему миру и, прежде всего, своим товарищам по партии и друзьям, о том, как мы эти ужасы пережили".
"Теперь нас может разлучить только смерть"
Лишь после смерти Сталина засиял лучик надежды. Как и перед концом войны, по лагерям снова начали ходить слухи о скором освобождении.
Штайнер понимал, что настоящей свободы он не получит – его отправят на поселение в какой-нибудь медвежий угол. Но это было все же лучше, чем оставаться в лагере. "Я страстно желал быстрее отделаться от нарядчиков, вохровцев, караульных собак, МВД, начальников и прочих насильников", – признавался Штайнер. И, наконец, 22 сентября 1953 года его мечта сбылась: Штайнера выпустили из Озерлага и отправили в пересыльную тюрьму, ждать решения по месту ссылки.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Меня поместили в барак к заключенным, уже отбывшим свое наказание и ожидавшим освобождения. Я сразу же узнал, что некоторые ждут здесь решения уже три месяца, хотя срок у них истек. Особенно тяжело приходилось людям, ставшим в лагере инвалидами. Их родственники должны были дать гарантии, что будут о них заботиться. Но очень мало находилось родственников, готовых принять на себя заботу о человеке, двадцать лет проведшем в лагерях. Поэтому бедняги месяцами вынуждены были ждать, пока их устроят в дом инвалидов МВД. В особенно трудном положении оказывались иностранцы".
Местом пожизненного поселения Штайнеру назначили деревню Новостройка в 300 км от Красноярска, неподалеку от Енисейска. Покидать эту глухомань без разрешения МГБ он не имел права под страхом нового срока в 20 лет каторги. Штайнеру пришлось пойти на этот риск, чтобы найти работу – он смог устроиться рабочим в столярной мастерской в соседней деревне Маклаково.
Выйдя из лагеря, Штайнер сразу же написал жене, что его отправили в вечную ссылку. Соня сразу же ответила, что приедет его навестить. Она должна была приехать в мае 1954 года.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"В ожидании майской, спустя почти два десятилетия, встречи со своей женой, я старательно работал, чтобы иметь возможность приобрести различную хозяйственную мелочь. Я постоянно думал о своей жене, и не мог поверить в то, что вскоре смогу обнять ее. Мою Соню, которая почти за два десятилетия столько натерпелась из-за меня и которой я стольким обязан. Меня мучила мысль о предстоящей встрече. Не станем ли мы чужды друг другу? Не превратится ли большая радость в большое разочарование? Не лучше ли отказаться от встречи, ради сохранения иллюзии, будто мы принадлежим друг другу?
Наконец наступил май. Я получил от Сони телеграмму, в которой она сообщала, что пятнадцатого выезжает сорок вторым поездом и что билет она уже купила. Получив телеграмму, я подумал, что сойду с ума от счастья. Я всем рассказал о радостном известии. Все меня поздравляли. Я вынужден был принять снотворное, чтобы заснуть.
Через два дня пришла новая телеграмма. Я был уверен, что содержание ее такое же, как и первой, и что просто Соня послала ее, не будучи уверенной, что я получил первую. Но, развернув ее, я прочитал: "Мой отпуск из-за срочной административной работы отложен, поездка невозможна. Подробнее в письме".
В письме Соня объяснила, что ее не отпустили с работы, а лишиться ее она себе позволить не могла. Пришлось ждать встречи еще почти год. Лишь в марте 1955 года у Сони появилась возможность взять отпуск и отправиться к мужу в Сибирь.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"Уже издали я узнал ее лицо. Она ходила возле машины. Услышав скрип шагов на замерзшем снегу, она повернулась ко мне, я побежал еще быстрее.
Мы молча обнялись и так, обнявшись, стояли несколько минут. Затем она произнесла:
– Наконец!
Саванин с шофером молча наблюдали за этой сценой. Я взял чемоданы, мы вошли в избу и долго смотрели друг на друга.
– Ты не изменился, – прошептала она.
И мне казалось, что она тоже почти не изменилась.
Мы легли на рассвете. Спустя почти два десятилетия.
Мы лежали обнявшись.
Мы говорили друг другу, что теперь нас может разлучить только смерть".
Отпуск Сони быстро закончился, нужно было возвращаться на работу. Она пообещала, что как можно скорее уладит дела в Москве и вернется, чтобы всегда быть рядом с мужем. Свое обещание Соня сдержала: всего через три месяца, получив разрешение на увольнение, она снова приехала в Маклаково. Однако устроиться на работу не получилось: никто не рискнул принять жену ссыльного. Деньги заканчивались, пришлось возвращаться в Москву, где к тому же был шанс добиться реабилитации Штайнера.
"Я так много ей должен!"
Зимой 1955 года Штайнер наблюдал, как в Маклаково приехал грузовик, из которого выгрузили человек 20 мужчин, женщин и детей – родственников расстрелянного Берии. Никто из ссыльных им не сочувствовал. "Они прибыли сюда не как мы, с узелком, а с множеством чемоданов", – шептались в толпе.
На новый 1956 год Штайнер получил лучший подарок в своей жизни: жена прислала телеграмму "Военный прокурор обжаловал приговор военного трибунала". Оставалось дождаться решения Верховного суда. 2 апреля 1956 года пришла еще одна телеграмма: "ПОЗДРАВЛЯЮ ПОЛНОЙ РЕАБИЛИТАЦИЕЙ ТЧК Я СЧАСТЛИВА КАК НИКОГДА ТЧК СОНЯ". Штайнер сразу же купил билет на поезд до Москвы.
Из книги "7000 дней в ГУЛАГе":
"На шестой день поезд прибыл в Москву, в город, в котором двадцать лет назад началась моя трагедия. Во мне проснулись различные чувства: ненависть к тем, кто виновен в моем несчастье и кто частично все еще остался у власти; и любовь к моей жене Соне, которая живет здесь и ждет меня. Я старался думать только о ней. Я так много ей должен!
Когда поезд остановился, сердце мое учащенно забилось. Весь дрожа, я вышел из вагона и искал в толпе дорогое лицо.
А она, взволнованная, пробивалась ко мне. Мы молча обнялись".
– В 1955 году Югославия и СССР возобновили дипломатические отношения, и в июне 1956 года Иосип Броз Тито посетил Советский Союз с официальным визитом, – рассказывает историк Алексей Белоусов (имя изменено из соображений безопасности). – Во время встречи с Хрущевым Тито передал ему список с именами 113 югославских коммунистов, репрессированных в годы Большого террора, и попросил сообщить, живы они или нет. Освобождение всех югославских политзаключенных Тито назвал одним из непременных условий примирения с СССР. Хрущев пообещал, что узнает об их судьбе. Всего через два дня он сообщил Тито, что живы лишь 13 человек из этого списка, остальные сто погибли. Одиннадцати выжившим, в том числе и Штайнеру, удалось вернуться в Югославию.
Когда Штайнер подал заявление о репатриации, его вызвал к себе один из секретарей ЦК и начал уговаривать остаться в СССР. Пообещал квартиру, хорошую работу. Штайнер на все эти заманчивые предложения ответил категорическим отказом.
30 июля 1956 года он вместе с женой покинул Советский Союз, где провел 25 лет своей жизни. "Мне не жалко было покидать страну, укравшую у меня самые лучшие человеческие чувства", – признавался Штайнер. Он думал лишь о том, что снова станет свободным человеком.
В Югославии Штайнеру выделили квартиру и назначили персональную пенсию. Поселившись в Загребе, он сразу же начал писать книгу воспоминаний. В 1958 году она была готова к печати. Штайнер посвятил главный труд своей жизни жене Соне.
– Штайнер подготовил три экземпляра своей рукописи, – рассказывает доктор филологических наук Ольга Филиппова (имя изменено из соображений безопасности). – Первый он передал секретарю компартии Хорватии, второй – одному из руководителей Югославии, приближенному к Тито, а третий – своему родному брату, с которым восстановил связь после возращения. Первые два экземпляра бесследно пропали. Сохранился лишь третий экземпляр – у брата в Лондоне. Именно по нему потому будет напечатана книга "7000 дней в Сибири".
Карл и рядом с ним Соня Штайнер
Как убежденный коммунист, Штайнер не хотел публиковать свою книгу без согласия компартии Югославии.
– На все предложения, поступавшие из-за рубежа, Штайнер отвечал отказом, поскольку больше всего боялся, что его книгу используют как оружие в борьбе с социализмом. В предисловии к своей книге Штайнер подчеркивает, что его целью было "попытаться доказать, что все то, что произошло в Советском Союзе, является не порождением социализма, а следствием предательства социалистической идеи, контрреволюционного переворота", – отмечает Ольга Филиппова.
"20 лет, которые были у него отняты"
Воспоминания Штайнера были напечатаны лишь в 1972 году, через 14 лет после того, как были написаны. 24 апреля 1972 года Тито посетил Загреб, Штайнер сумел попасть на прием к своему давнему товарищу и передал ему мемуары. Тито дал разрешение на публикацию, вызвав явное недовольство московского руководства.
Карл Штайнер
– К тому времени на Западе уже был опубликован "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына. Если бы книга Штайнера вышла сразу после того, как была написана, эпопея Солженицына вряд ли произвела такой ошеломительный эффект. Ведь, как справедливо отмечал автор "7000 дней в Сибири", он писал только о том, что видел своими глазами, а не по чужим рассказам и письменным свидетельствам, как Солженицын, – подчеркивает Ольга Филиппова.
Из интервью Карла Штайнера хорватскому журналисту Драгославу Симичу:
"… все то, о чем пишет Солженицын, я не могу опровергнуть. Все это было. Но, в отличие от меня, он все это пережил, говоря полиграфическим языком, как цицеро (мелкий типографский шрифт. – Прим. СР). В одном месте он пишет: когда сквозь окна своего барака он видит автобус, направляющийся в Москву, у него на глазах выступают слезы. А я от этого места был на 10 000 километров севернее, где до 1936 года не жил ни один человек. Это была ледяная пустыня, куда даже животные не забредали. Он всего этого не видел. Он находился в учреждении, которое тоже называлось лагерем, но близ Москвы. И уже из-за этого человек, побывавший в тюрьмах, в которых был я, не поверил бы писателю".
Мемуары Штайнера не стали такой сенсацией, какой могли стать, если бы увидели свет до "Архипелага ГУЛАГа". И все же в 1980-е годы они были переведены на несколько европейских языков и изданы 24 раза общим тиражом 760 000 экземпляров.
Штайнер успел написать еще две книги воспоминаний – "Возвращение из ГУЛАГа", опубликованную в 1981 году, и "Рука из могилы", увидевшую свет в 1985 году.
Двоюродная внучка Карла Штайнера Наталья Рымко вспоминала: "Дядя Карл очень хотел, чтобы его книга когда-нибудь была бы издана в России, но при его жизни этого, к сожалению, не случилось. … Приезжали они (с женой Соней. – Прим. СР) сюда во времена Хрущева, а при Брежневе, когда отношения с Югославией стали сложными, дядя Карл опасался приезжать – один раз пережив такое, никто добровольно назад в петлю не полезет. … Никакой озлобленности в нем не было, любил пошутить, посмеяться, и вообще с чувством юмора был человек. … 20 лет мытарств по лагерям и ссылкам наложили своеобразный отпечаток на его речь: по-русски говорил прекрасно, но часто вставлял матерные слова".
В июне 1991 года правительство новой независимой Хорватии лишило Штайнера, как и многих других коммунистов, государственной пенсии.
1 марта 1992 года Карл Штайнер скончался. Его жена Соня умерла 11 марта 2005 года и была похоронена рядом с мужем. "Когда я смотрю на камень, на котором написаны их имена рядом, я думаю, что и смерть их не разлучила. Книга Штайнера ведь не только об ужасе сталинизма, но и о любви и верности тоже, – подчеркивает Наталья Рымко. – Дядя Карл прожил долгую жизнь, как будто Бог продлил ему годы в компенсацию за те 20 лет, которые были у него отняты. Но никто не может компенсировать страдания, которые перенес человек на этом пути".
На русском языке главная книга воспоминаний Карла Штайнера впервые была опубликована лишь в 2017 году под названием "7000 дней в ГУЛАГе".